Ну а вообще, необходимо тщательно проверить подлинность найденного письма командора де Вилье, проштудировать его личную историю и потом, если письмо окажется подлинным, обращаться к археологам на Кипре.

– Подлинность найденного письма, конечно, нужно проверить, а можно ли пока не беспокоить уважаемых кипрских или там каких-нибудь других археологов?

– Почему не беспокоить? Это же их работа.

– Ну и пусть себе работают, а мы сначала выясним – что там спрятано в этой крепости, а тогда уже, возможно, и побеспокоим археологов,– настаивал Малета.

Профессор смотрел на него удивленным взглядом, не понимая хода рассуждений Петра.

– Петр, но это же – не совсем законно и как ты себе представляешь неофициальные раскопки на территории чужого государства?

– А я не предлагаю никаких раскопок, я предлагаю поехать на Кипр и посмотреть на эту крепость, может быть, она уже не сохранилась. Не войдя в воду, ног не замочишь, – не унимался Петр Сергеевич,– Надо просто поехать и проверить, что находится в этой крепости. Просто посмотреть!

– А кто поедет,– наконец «сдался» профессор,– я не могу, у меня работы по горло, ты тоже не можешь, ты только что устроился в архив и отпуск тебе не положен.

– У меня есть хорошая кандидатура,– прервал рассуждения профессора Малета,– мой племянник – Антон. Он студент и сейчас на каникулах. Пусть «берет» свою любовь Лену и отдохнут недельку, другую на Кипре. За одно, доедут до крепости этой и посмотрят, что там находится. Пофотографируют. Путевку я им оплачу, как раз сестру порадую, да и Антону я как-то последнее время на День рождения подарков не дарил. Я завтра созвонюсь с Анной и Антоном и, думаю, мы быстренько все решим.

– Вот и славно, согласился Николай Павлович, довольный тем, что ему не нужно участвовать в принятии решения и переговорах с Анной и Антоном,– если все у тебя получится, соберемся все вместе, обмозгуем ситуацию, проинструктируем молодежь.

– 5 –

Бенедетто Каэтани стоял на балконе своего дворца в Ананьи – небольшом городке, расположенном чуть южнее Рима. Весь его вид, выражение лица, осанка, мимика указывали, что он является аристократом высокого ранга. Действительно, так уж сложилось в XIII –начале XIV веков, что Римскими папами становились, как правило, кардиналы, происходившие из богатых и могущественных семей, таких как Сеньи или Каэтани. Одним из немногих исключений было избрание папой малограмотного неаполитанского отшельника Целестина V, отличавшегося крайней наивностью, некомпетентностью и невежественностью. Именно его и сменил на посту Римского папы Бенедетто Каэтани, взяв себе имя Бонифация VIII.

Он стоял на балконе, озирая окрестности, он вспоминал, как ему приходилось тяжело бороться с английским и французским королями за претворение в жизнь своей идеи – всем миром должен распоряжаться глава Ватикана и католической веры. Особенно сильное сопротивление в осуществлении этой идеи ему оказывал Филипп IV, прозванный «красивым» – король Франции. В 1296 году их противостояние чуть не достигло открытого конфликта, когда Бонифаций вынес жесткий запрет светским властям взимать налоги с церковных доходов. В ответ Филипп наложил эмбарго на вывоз любых денежных средств из Франции в Римскую курию. Папе не оставалось ничего другого, как пойти на попятную, а свое примирение с французским монархом закрепить, официально провозгласив Людовика IX, деда Филиппа IV, святым. Правда, с этого времени, Бонифаций VIII прочно захватил инициативу и, казалось, что скоро вся Вселенная окажется под властью римского понтифика. 1300 год стал самым значительным за время его правления. Он одержал победу над своими врагами – строптивым семейством Колонна, приказав разрушить их замки. Он был в шаге от триумфа на востоке – организации нового крестового похода и возвращения христианам Иерусалима с помощью монголов. В честь тринадцативекового юбилея Христа, папа пообещал отпущение грехов всем католикам, которые посетят собор святых Петра и Павла в Риме и покаются. Это была яркая демонстрация владычества Ватикана со времен организации первого крестового похода двести лет назад. На призыв Бонифация откликнулось более двухсот тысяч богомольцев. Их толпы были столь многочисленны, что в стене Ватикана пришлось сделать дополнительный проем. Ликующий папа предстал перед паломниками, сидящим на троне с мечом и скипетром в руках и короной на голове. Он провозгласил: « Я – цезарь!».

И вот, два года спустя, он стоит на балконе своего дворца в Ананьи и размышляет, как ему погасить пожар, который с новой силой разгорелся между ним и Филиппом IV, королем Франции. Филипп невиданным образом подорвал папский авторитет, арестовав и подвергнув пыткам Памьерского епископа Бернара Сиссе за его язвительные замечания в адрес французского короля. В ответ Бонифаций собрал в Риме тридцать девять католических прелатов и призвал короля признать свои ошибки. Видя, что Филипп не прислушался к его призывам, папа Бонифаций VIII заготовил специальную буллу об отлучении французского короля от церкви, что являлось в те времена, сродни смертной казни. И вот теперь, папа ожидал реакцию французского короля в форме покаяния, предвосхищая свою победу над ним.

У входа во дворец папа услышал какой-то грохот и громкие мужские голоса. Через несколько минут в кабинет папы вбежал один из его секретарей.

– Ваше высокопреосвященство, дворец захвачен французскими солдатами и людьми семьи Колонна. Они сказали, что хотят Вас вывезти во Францию и там судить.

Ни один мускул не дрогнул на лице понтифика.

– А что делает моя охрана?– возмущенно спросил Бонифаций.

– Мы располагаем лишь «декоративной» охраной дворца. Она состоит из горстки рыцарей ордена Храма и ордена иоаннитов. Никто ведь не мог ждать нападения на наместника бога на Земле, еще и в его резиденции.

– Иди и скажи им,– заговорил властным тоном папа, приняв гордую позу, не требующую возражений,– что я выйду к ним через несколько минут. Пусть ожидают меня в зале для приемов. Проводи их туда.

Секретарь вышел. Не успел Бонифаций VIII облачиться в полные папские регалии, как со стуком отлетела выбитая ногой дверь и, в кабинет папы ворвался отряд французских солдат. С ними были представители семейства Колонна – два опальных кардинала и их приятели. Они схватили Бонифация, а один из кардиналов с силой ударил его кулаком по лицу.

– Ты, собака, думал, что победил нас, думал, прошло много времени и мы все позабыли? Нет! Чем дольше ожидание – тем слаще месть!

– Можете меня убить, я от своих взглядов не отступлюсь!– громогласно провозгласил папа,– вот вам моя шея, а вот – голова!

Бонифаций картинно мученически склонил голову. В кабинет последним вошел человек среднего роста, худощавый с резкими, какими-то, выражающими пренебрежение, чертами лица. Он был в наряде, подчеркивающим его рыцарское звание, хотя и в походном его варианте. Бонифаций сразу узнал его – это был Гильом де Ногаре, министр Филиппа IV, с которым папа столкнулся два года назад. Ногаре участвовал в неудачном французском посольстве в Рим. На проявленную Ногаре дерзость, последовала оскорбительная реплика в его адрес Папы Римского Бонифация VIII, предопределившая провал французской миссии. С того момента, Ногаре люто ненавидел Бонифация, а тот уже не сомневался, увидев своего врага, что его участь предрешена.

– Французское королевство намерено препроводить Вас во Францию, для суда по обвинению Вас в ереси, садомии и намерении убить Вашего предшественника Целестина V,– прокурорским тоном провозгласил де Ногаре.

– Я и все здесь присутствующие прекрасно понимают, что все ваши обвинения ложны. Но я хотел бы знать – кто конкретно предъявляет мне эти обвинения.

– Эти обвинения добыты в результате показаний на допросах епископа Сиссе. А обвиняю я Вас от имени короля Франции Филиппа IV.

В это время один из французских офицеров подошел и обратился к Ногаре:

– Месье де Ногаре, горожане Ананьи с гневом восприняли известие о нападении на их земляка и властелина папу Бонифация, они собрались перед дворцом в большом количестве и готовы выломать входную дверь. Как прикажете нам в данной ситуации поступать? Если мы окажем им сопротивление – мы погибли.

– Можем ли мы без столкновения с толпой покинуть дворец? – спросил заметно испуганный Ногаре.

– Мы можем уйти через задний выход дворца, там еще нет защитников папы.

– Уходим!– резко скомандовал де Ногаре, последний раз посмотрел на Бонифация и не решившись причинить ему вред, вышел из кабинета.

Через несколько минут от французов в папском дворце не осталось и следа. Орденские рыцари и секретари папы вышли к горожанам и сказали, что опасность миновала, а французы трусливо сбежали. В толпе пронесся гул одобрения, и народ стал расходиться по своим делам, бурно обсуждая невиданное событие, равное которому христианский мир еще не знал – нападение на папу Римского в его собственной резиденции. Приближенные папы Бонифация застали его в состоянии прострации, а на вопрос «Не ранен ли он и как он себя чувствует?», папа только повторял:

– Невиданное кощунство, невиданное. Они подняли руку на наместника божьего. Они опозорили папскую тиару. Невиданное кощунство!

На следующий день его перевезли в Рим, но и там от перенесенного унижения он из состояния помутнения рассудка не вышел. Через четыре недели, так и не придя в себя, папа Бонифаций VIII скончался. Вместе с ним угасли и надежды на всемирное торжество Римско-католической церкви.

Надругательство над главой католической церкви, произошедшее в Ананьи, вызвало гнев и возмущение всей просвещенной Европы. Знаменитый Данте Алигьери, автор «Божественной комедии», который вообще-то недолюбливал Бонифация VIII, сравнил это преступление по его значимости, с распятием самого Христа. Потрясенный святотатством, церковный конклав, собравшийся на выборы нового папы, отлучил от церкви двух кардиналов из семейства Колонна, отказавшись даже выслушать их оправдания. Все ждали, какое наказание понесет канцлер Франции и хранитель королевской печати Гильом де Ногаре. Время шло, а реакции на действия Ногаре со стороны французского короля не наблюдалось. Ногаре, наоборот, еще больше усилил свое влияние при дворе и к его советам, более всего, прислушивался король.

О происхождении и первых годах жизни Гильома де Ногаре известно немного. Ходили слухи о том, что его родители и семь ближайших родственников были сожжены на костре как еретики. Скорее всего, это были просто слухи, но именно на его родине, в городке Сен-Феликс-де-Караман близ Тулузы, был центр еретиков – катаров. Против катаров в XIII веке был даже организован крестовый поход, в результате которого их и уничтожили. Ногаре же везде старался проявить себя страстным защитником веры и святой матери – церкви. Профессор права в Монпелье, судья в Бокере и наконец, приглашение в Париж, в королевский Совет. В пасхальный день 1299 года король Филипп IV, почему-то благоволивший ему, посвятил де Ногаре в рыцари. В 1302 году началась война Франции с Фландрией. Эта война за территорию велась не столько с самой Фландрией, а скорее с давним соперником Филиппа английским королем Эдуардом I, который поддерживал непокорную Фландрию и оружием и деньгами. В июле того же года произошло крупное сражение при Куртре, в котором французы были наголову разбиты. Там погиб королевский канцлер и хранитель королевской печати Пьер Флотт. Гильом де Ногаре, как многими и ожидалось, заступил на его место. Примерно в это время король Франции и поручил ему весьма щекотливую миссию тайного ареста и незаконного вывоза из Ананьи Римского папы Бонифация VIII. Во многом по совету Ногаре, Филипп IV приложил огромные усилия к тому, чтобы место Бонифация VIII занял папа, во всем бы подчинявшийся воле французского короля. В результате, как-то неожиданно и сомнительно скончался, как говорили официальные источники – от дизентерии, избранный вместо Бонифация папой, кардинал Никколо Боккасино.

В июне 1305 года, благодаря финансовым вливаниям Франции, десять из пятнадцати кардиналов остановили свой выбор на французском архиепископе из Бордо Бертране де Го. Приняв имя Климента V, Бертран де Го, несомненно, понимал, что своему восхождению на Римский трон он обязан не столько личным качествам, сколько огромному влиянию на выборы папы французского короля Филиппа IV, который имел все основания рассчитывать, что новый папа будет послушно выполнять его распоряжения. В глазах же итальянцев, Климент V был лишь жалкой марионеткой французского короля. Новый понтифик ни разу не пересекал Альпы, то есть никогда не был в Риме. После его избрания папой Римским, он выбрал местом своей резиденции французский Авиньон. Этот город формально не входил в юрисдикцию Филиппа IV, но он не перестал от этого быть французским.

Финансы французского королевства находились в совершенно бедственном положении. Военные действия во Фландрии потребовали огромных расходов, которые опустошили казну. К тому же, существовали обязательства поддерживать Папскую курию в ее борьбе против Арагонского королевства. Эти обязательства достались Филиппу в наследство от покойного отца. Король использовал любую возможность пополнить государственную казну. Были до предела повышены феодальные пошлины и налоги с городов, которые, порой, приходилось выбивать с помощью военной силы. Когда все законные и доступные источники были исчерпаны, советники короля во главе с Ногаре обратили его внимание на весьма обеспеченные, но непопулярные в народе, национальные меньшинства. Первыми пострадали, осевшие в Париже, ломбардские купцы, которые еще недавно снабжали короля деньгами в счет сбора будущих податей. Купцы подчистую выгребали у французов все деньги, имущество и продукты в счет долгов по налогам, что вызывало возмущение и гнев населения. Этим и воспользовались королевские чиновники, изъяв у ломбардцев, в свою очередь, все деньги и часть имущества, после чего изгнали их из Франции. Вскоре та же участь постигла и французских евреев – ростовщиков. У них изъяли вообще все имущество, «гуманно» оставив незначительные средства для того, чтобы те могли покинуть страну. В качестве другого хитроумного способа получения дополнительных доходов королю предложили уменьшить вес имевшихся в ходу золотых и серебряных монет – ливров, су и денье. В результате к 1306 году королевский монетный двор снизил реальную стоимость всех, находившихся в обороте денег. К этому времени монеты «похудели» на две трети, что вызвало в столице страны бунт, от которого Филипп IV укрывался в резиденции тамплиеров, в парижском Тампле. Все, и в первую очередь, главные рыцари ордена Храма понимали, что они находятся под огромной угрозой, так как именно они являются самыми крупными кредиторами короля Франции. Другие кредиторы короля, ломбардцы и евреи, были уже уничтожены. К тому же, по доходившим до храмовников слухам, де Ногаре просто дрожал от алчности, когда разговор заходил об огромных богатствах тамплиеров.

В октябре 1306 года в Парижском Тампле состоялось высокое собрание командоров ордена Храма. Его должен был возглавить только что прибывший с Кипра Великий магистр ордена Жак де Моле. На собрании присутствовали Гуго де Перо – командор Франции, Жофруа де Шарне – командор Нормандии, Умбер Блан – командор Оверни, Уильям де Ла Мор – магистр Англии, Жерар де Вилье – командор Парижа, Гильом де Шарбонье – командор Креси и еще несколько рыцарей парижского командорства. Все собравшиеся, в ожидании прибытия Великого магистра, бурно обсуждали последние события. Многие из присутствующих принимали участие в обороне последнего оплота христиан на Святой земле – порта Аккры, многие участвовали в обороне острова Руад, а также в последнем сражении во Фландрии. Но больше всего присутствующих беспокоили не сражения и войны, а последние действия французского короля Филиппа Красивого.

– Вы слышали, братья, что казна французского короля опять пуста,– говорил Гуго де Перо,– я знаю это не понаслышке, так как до последнего времени, эта казна хранилась здесь, в Тампле.

Слово взял нормандец де Шарне:

– Я предполагаю, что с большой вероятностью, может быть организовано посягательство на имущество нашего ордена. Ходят упорные слухи, что два королевских выкормыша де Ногаре и де Плезан усердно работают с некоторыми бывшими представителями нашего ордена.

– Называйте вещи своими именами, брат де Шарне. Не с представителями, а с предателями! Что это за люди?– спросил де Ла Мор.

– Один из них, вроде бы земляк Ногаре, гасконец, какой-то Эскиус и еще кто-то из Гисора.

– Мы что не можем достать их раньше Ногаре,– возмутился Гильом де Шарбонье.

– Боюсь, не сможем,– продолжил де Шарне,– слишком надежно их охраняют эти два королевских прихвостня.

– Да не может быть!– вступил в беседу Умбер Блан,– ведь король только недавно сам прятался от восставших парижан у нас в Тампле. Если эти Ногаре и Плезаны не могут защитить короля, как они могут надежно охранять наших предателей. Да и вообще, не может же король послать на казнь тех, кто недавно спасал его жизнь.

– Этот французский король, воистину, может все. Может и это,– провозгласил де Шарбонье,– а что собственно нам предъявляют? Вы что-нибудь знаете об этом, де Шарне?

– Пытаются обвинить, вроде бы, в ереси, в каких-то богопротивных обрядах при посвящении в члены ордена и еще в какой-то мерзости. С минуты на минуту должен прибыть Великий магистр, думаю, он разъяснит нам ситуацию более подробно.

– Жерар,– обратился де Шарне к парижскому командору и «хозяину» Тампля де Вилье.– А вы, Жерар, что думаете о сложившейся ситуации?

– Я слышал все эти слухи и говорил на эту тему с королем Филиппом. Он меня заверил, что никакой угрозы в наш адрес не существует. Но мне кажется, он кривит душой. Я думаю, он просто пока не принял никакого решения и хочет выждать время.