Казак Легейда Мусий и его жена Василина, в девичестве Проценко, женили своего единственного сына Йосыпа на Кичко Татьяне, молодой и красивой девушке. Мусий был не очень богатый, но и не бедный казак. Его предки, вместе с еще двумя десятками казаков, пришли в Веркиевку из Запорожской Сечи, после ее разорения Петром Первым. Большинство сторожевых казаков тогда вместе с семьями ушли в Белоруссию, а эти осели в Веркиевке, образовав новую улицу на краю села, которая стала называться Выгонь. Скорее всего, это производная от слова выгон, места, куда выгоняли пастись гусей и мелкий скот, название этого места на местном диалекте. У Мусия было свое небольшое хозяйство: пара лошадей, коровы, свиньи, овцы, гуси и куры. В общем, семья не бедствовала. У молодых родился сын, Карпо, здоровый и крепкий мальчик. Все складывалось как нельзя лучше, за будущее можно было не волноваться, наследники были здоровыми, а сын очень трудолюбивый, такой хозяйство не разбазарит, а еще и приумножит. Хотя думать о старости Мусию было еще и рановато, он еще и сам был в силе. Вот недавно, он на своих плечах принес домой с Рокиты, куда выгоняли пастись домашнюю живность, заболевшую свинью, а это ведь почти за две версты. Ну не идти же было из-за этого за лошадью, забросил свинью на плечи, и понес. Силы еще есть.
Беда пришла неожиданно, оттуда, откуда ее не ждали. Йосып поехал в лес за хворостом, а оттуда его привезли мертвым. Сейчас уже невозможно установить, что там произошло, известно только, что его зарубил топором панский объездчик по фамилии Шлома, потомки этого объездчика потом жили недалеко от нас, рядом с Толей Шустером. Похоронив единственного сына и погоревав по нем, стали жить дальше. Но Мусию было жаль свою невестку Татьяну, которая стала вдовой в двадцать лет, и он решил оставить внука на воспитание себе, а ее выдать замуж. Через пару лет и жених нашелся, Прохор Примак, из села Вересочь. Сыграли свадьбу, и гости, на двух санях, запряженных украшенными разноцветными лентами лошадьми, увезли Татьяну в Вересочь к ее новому мужу. Сосед, дед Николай, который и рассказал мне об этих событиях, тогда еще мальчишка, вспоминал, что бежал за санями аж до конца улицы, так ему не хотелось отпускать Татьяну. В новой семье у Татьяны еще родилась дочь Мария. Татьяна доводилась мне прабабушкой, и мы с мамой ездили к ней в гости. Она прожила самую долгую жизнь из всех родственников, которых я знаю, и умерла в 96 лет.
А маленький Карпо подрастал, воспитываемый дедом и бабкой. Пришла пора и ему жениться. Постаревший к тому времени Мусий нашел и ему невесту, Крошку Татьяну, которая по линии его жены Василины приходилась Карпу троюродной сестрой. Татьяна была на четыре с половиной года старше Карпа, но это ничего, зато из хорошей семьи и образованная, к тому же, дальние родственники. Свое хозяйство потихоньку хирело, после смерти сына и выдачи замуж невестки Татьяны, рабочих рук не хватало, они с женой были уже старенькими, да и смутные времена наступали, в Петербурге произошла революция. Сыграли свадьбу, и через год Татьяна родила дочь Марию. А еще через полгода Карпа, вместе с соседом Николаем, мобилизовали в Красную армию и отправили воевать с белыми. Военную форму и винтовки им конечно выдали, а вот сапоги нет. Родители Николая, и еще одного мобилизованного, были побогаче, и смогли купить сыновьям сапоги, а у Мусия денег на сапоги для внука уже не было. На фотографии, сделанной перед отправкой на фронт, запечатлены три бравых воина, Николай и незнакомый парень в сапогах, и рядом с ними босой Карпо.
С гражданской Николай и Карпо вернулись целыми и невредимыми, и в 1928-м году у Карпа родилась еще одна дочь, Антонина, а у Николая также родилась дочь, Людмила. Пока Карпо воевал, хозяйство окончательно пришло в упадок, поэтому, когда начали всех загонять в колхоз, отбирая последние крохи у нежелающих вступать, ему терять уже было нечего, и он сразу вступил в колхоз. Решение оказалось правильным, семья избежала голода в 1933-м году, у колхозников последние крохи хлеба не отбирали, как у единоличников. Старшая дочь Мария выучилась на учительницу и работала учительницей младших классов в селе Зруб, это в сторону Киева, за Бобиком. Далековато конечно, поэтому домой приезжала редко.
Не успели как следует встать на ноги, как новая напасть – война. В первые же дни войны Карпа опять мобилизовали, и отправили на фронт. Жена осталась одна с 13-ти летней Антониной. Мария по-прежнему работала в Зрубе, и вернулась домой только после того, как село оккупировали немцы и школу в Зрубе закрыли.
Летом 1945-го вернулись домой Карпо и сосед Николай. Николай был живой и здоровый, избежал даже ранений, а Карпо приехал весь израненный. Но все равно, это была радость, ведь вернулся. Больше половины мужиков из села вообще не вернулись. Ни о какой работе речь конечно не шла, все осталось на женских плечах. Сначала Карпо хотя бы по хате и в туалет сам ходил, а потом вообще слег, а в конце января 1947-го года помер. Татьяна с дочерями опять осталась одна. От Марии, правда, теперь уже была помощь, она жила дома и работала учительницей в начальной школе, деньги, хоть и небольшие, но приносила, на пропитание хватало. Жених Марии погиб на фронте, мужики в селе были в дефиците, поэтому, выйти ей замуж было почти нереально, тем более, что скоро будет тридцать, а вокруг молоденьких девушек полно. Но ей повезло, к ней посватался вернувшийся с Донбасса Шлома Иван, совсем молодой, на пять лет моложе ее, и она вышла за него замуж. Своей хаты у Ивана не было, и он пришел жить к Марии, то есть, в примы. Первым на свет появился я, а через два года Алла. Бабушка Татьяна умерла в мае 1954-го года, в возрасте шестидесяти лет. Когда она лезла на чердак, под ней сломалась лестница, и, при падении, она сломала шейку бедра. С таким повреждением в то время долго не жили. А в декабре этого же года родился наш младший брат, Виктор, или Талик, как называла его мама.
Свое детство, и нашу жизнь в то время, я описал в «Воспоминаниях», поэтому повторяться не буду. Здоровье у мамы было неважное, были какие-то проблемы с желчным пузырем и желудком, но лечилась она сама, народными средствами. Периодически делала какое-то слепое зондирование, чтобы стимулировать отток желчи из желчного пузыря. Для этого она выпивала два стакана минеральной воды и ложилась на горячую грелку, через час ей становилось лучше, и она опять могла работать. Позже появились еще и проблемы с желудком, но времени обследоваться у нее не было. Кто-то ей посоветовал, в период сильных болей в желудке, по утрам натощак выпивать столовую ложку не разведенного спирта. Этим она два десятка лет и спасалась от сильных болей. Но в 2000-м году боли стали невыносимыми, и ее положили в Нежинскую больницу, в Вертиевке к тому времени больницу уже закрыли. В это время я с женой и приехал в Вертиевку в отпуск, и мы навестили маму в больнице. Как только она увидела нас, сразу стала уверять, что ей уже намного лучше, что она выздоровела, и стала проситься, чтобы ее выписали. Врачи были категорически против выписки, и мы уговаривали ее оставаться в больнице, но, несмотря на все уговоры, она написала расписку об отказе от дальнейшего лечения, и уехала вместе с нами домой. Несколько дней она чувствовала себя терпимо, но потом боли резко усилились, настолько, что терпеть их она больше не могла и согласилась ехать в больницу. Хорошо, что в этот день к нам в гости из Киева приехал Галин брат Володя, на его машине мы и отвезли маму обратно в больницу. Хирург, осмотревший маму, сказал, что ее нужно как можно быстрее оперировать. Боли были настолько сильными, что мама уже была согласна и на операцию, лишь бы они прекратились.
Следует пару слов сказать о том, что представляла украинская больница в те годы. В Советское время такое даже представить себе было невозможно. Прежде всего, постельное белье и посуду для еды нужно было везти с собой. Все назначаемые медикаменты, в том числе таблетки, ампулы для уколов, шприцы, бинты, салфетки, все нужно было покупать самим. Хорошо еще, что хоть кормили бесплатно, хотя и очень плохо. Нам с Таликом хирург написал длинный список всего необходимого для проведения операции, в том числе кровь нужной группы и плазму, иголки и нитки для наложения швов, и мы пошли по аптекам, все это покупать. Часа через четыре хождения по аптекам, все было куплено. В моей голове невольно возник вопрос: «А как они экстренные операции делают?», ведь, пока родственники будут бегать, как и мы, по аптекам, больной помрет.
Операция шла долго, больше четырех часов. Мы с Таликом сидели в столовой больницы и в тревоге ожидали ее окончания. Появились нехорошие предчувствия, уж больно долго она шла. У мамы был диабет, и хотя она была на таблетках, а не на инсулине, я очень опасался за исход операции, ведь заживляемость при диабете очень плохая. Но вышел хирург и нас успокоил, сказал, что операция прошла успешно. Главное, по его словам, что нет рака. Пришлось вырезать превратник и пришить кишку прямо к желудку, так как на месте превратника образовался многослойный рубец, как будто имевшуюся в этом месте язву чем-то многократно прижигали. Я понял, что это результат маминого лечения язвы спиртом. Ну и так хорошо, она ведь с этой болезнью больше двадцати лет держалась. На следующий день нас с Таликом пустили к маме в реанимацию, так как через день мне уже нужно было уезжать домой, но перед отъездом нужно было обязательно увидеться с мамой, и нам пошли навстречу. Мама была в сознании и сказала, что после операции ей лучше не стало, боли только усилились, но я ее попытался успокоить, сказал, что еще ничего не зажило, поэтому и болит, потом будет легче. Я действительно в это верил, и, со спокойной душой, уехал домой. Но перед моим отъездом отец нам сказал, что мама домой не вернется, ему сон плохой приснился, будто бы по улице идет стадо коров, а у нас во двор открыты ворота, и все стадо заходит к нам. Это люди на похороны придут, пояснил он.
На второй день после моего приезда домой, пришла срочная телеграмма от Талика, в которой сообщалось, что мама умирает. Мы с Галей сели в машину и вечером выехали в Вертиевку, еще надеялись застать маму живой. На рассвете к нам в лобовое стекло врезалась маленькая птичка, и поскольку скорость была больше 100 км/час, то наверняка разбилась.
– Это мама знак подала, – сказал я Гале, – она умерла.
О проекте
О подписке