– Во-первых, к вашему прибытию жители были мертвы уже двое суток. Так что вы ничего сделать не смогли бы при всём желании. Во-вторых, двадцать два бойца почти полтора суток сражались с превосходящими силами противника, куда лучше вооружённого и оснащённого. Ну и в-третьих, вы, рискуя собственной жизнью, уничтожили необходимую им вещь. Именно поэтому я назвал вас героем.

Улыбка исчезла с лица штабс-капитана, и, произнеся последнее слово, он впился взглядом в меня. Глаза особиста будто сверлили мой мозг, который всё ещё не оправился после контузии. Спорить не хотелось. Я вдруг ясно понял, что Елагин старше чем выглядит.

– Зачем вы пришли?

Снова приняв добродушное выражение, посетитель забросил ногу на ногу и, положив ладонь на колено, вкрадчиво спросил:

– А вы не задавали себе вопрос, почему они не ушли после того, как «Дед» был уничтожен?

«Он что и правда мысли читает?» – подумал я, разглядывая огромные кулаки штабс-капитана. Сурово, прямо с мою голову.

– Вы правы. Задавал.

– И к какому выводу пришли? – Елагин снова подался вперёд так, что я унюхал его дорогой парфюм. Что-то холодное и свежее.

– К сожалению, пока ни к какому.

– А не думали, что вас хотели уничтожить потому, что вы что-то видели? – спокойно произнёс особист, откидываясь на спинку стула.

– Ничего такого! Что это могло быть? – сел на кровати я, почему-то испытывая волнение.

– Мне и самому интересно.

– Вы же видели записи с камер?

Не шевельнувшись, Елагин посмотрел в окно. На пару мгновений он замер напрягшись, а затем спокойно улыбнулся и продолжил:

– Никаких записей нет, ваши противники использовали аппаратуру, которая…

Не дослушав штабс-капитана, я опустил ноги с кровати, подавив очередной приступ тошноты.

– А допрос? Что они показали на допросе?

– Никого было допрашивать, поручик. Выжившие уничтожены.

– Как? – ступни мои коснулись холодного кафеля. – Нами? Я же просил…

– Империя тут ни причём. Подорваны дистанционно.

Ругнувшись, я протянул руку к стакану с водой, но взять его с первого раза не мог. Стеклянный мерзавец почему-то скакал передо мной.

Увидев это, Елагин вложил посуду мне в руку, покачав головой.

– Ладно, Виталий Константинович, вижу вы не совсем в форме. Зайду через пару деньков. Поправляйтесь.

Уже на пороге он замер и, обернувшись, добавил:

– И вспоминайте.

Холодный кафель холодил мои ступни, и это привело меня в чувство. Жадно выпив воду, я опустил голову на подушку и попытался по порядку вспомнить всё, что видел в Холмогорске. Нет, так не пойдёт, сначала нужно сконцентрироваться на всём странном, диковинном, необычном…

– Как поживает наш бравый поручик? Дырочку для ордена уже прокрутил?

– Ай! – согнулся от боли я. На грудь мне упал свёрток с местными чрезвычайно вкусными фруктами похожими на наши мандарины, разве что чуточку поменьше.

В дверях замерла Петрова. В первый раз я видел её в форме, а не в выцветшей футболке, шортах и тяжёлых тактических ботинках с шипами. Ей идёт. Позади поручика стоял загорелый синеглазый парень среднего роста, с короткой причёской, с выбритыми висками, в форме пилота ВКС. Ещё один штабс-капитан.

– У меня всё хорошо, – сказал я, кивая Елене Прекрасной и протягивая руку незнакомцу для приветствия.

– Вижу-вижу. В гроб краше кладут. Спать не пробовал? – покачала головой Петрова и зачем-то потрогала мой лоб. – Вот, хочу тебя кое с кем познакомить.

Удерживая мою руку в своей, пилот второй взял меня за локоть.

– Виталий, я в восторге от того, как вы и ваши люди сражались, – приятным чуть с хрипотцой голосом, сказал он. – Жаль, очень жаль погибших.

На груди штабс-капитана была орденская планка, в которой было как минимум три боевых медали и пару значков, указывающих на ранения. И где это он успел так повоевать? У империи вроде в космосе давно уже всё под контролем. Или нет?

– Мы знакомы? – сощурив глаза спросил я, почему-то увёрнуый в положительном ответе.

– Виделись дважды, – бросила Петрова, отправляя в рот дольку фрукта, а вторую запихивая в рот мне.

– Бестужев, Алексей, командир 23-го звена аэрокосмических…

– Пилот «Филина»? – догадался я и тут же получил новую порцию витаминов от поручика.

– Да, Виталий. Можно мне так вас называть? Номер три на борту.

– Конечно, можно, о чём речь! – воскликнул я и спрыгнул с кровати на пол. – Мы столько раз с ребятами хотели поблагодарить вас!

– Не за что меня благодарить, – легко улыбнулся Бестужев, усаживая меня обратно на кровать и сам опускаясь на самый краешек. – Это моя работа. А вот вы… в Готлибе и здесь на Малиновском. Здорово. Горжусь вами!

Не скажу, что мне было неприятно, скорее наоборот. Пережёвывая новую дольку, я пытался собраться с мыслями, чтобы продолжить диалог, но мои посетители уже направилась к выходу.

– Поручик, чтобы завтра выглядел получше, – бросила через плечо Петрова махнув мне рукой уже в дверях. – Приду проверю!

Бестужев, похлопав меня по плечу, тоже исчез в коридоре. Только сейчас я заметил на левой щеке Алексея множество мелких ямок, свидетельствующих о нешуточном ранении.

На кровати передо мной лежало четыре фрукта, очищенных от ярко оранжевой кожуры. И когда она только всё успевает?

Уже доедая последний кусочек и глупо ощеревшись заглянувшей в палату медсестре, я услышал шорох на улице.

– Командир, ты там как? – раздался из-под окна тихий голос Валеры Бутеруса. – Может пойдём на море посмотрим? А то я что-то лежать устал. Да и от этих лекарств меня уже мутит.

18. Кощей

Хотя в части нас встретили как героев, мы не вылезали со стрельбища и полигона, раз за разом стараясь улучшить свой результат, будто испытывая вину за погибших ребят. Ведь если бы мы были лучше, возможно, кто-то выжил бы ещё?

Полёт на Малиновский принёс мне ещё одну «Отвагу», «Значок ветерана» второй степени, второй ромбик «В боевых условиях» и «Значок боевого командира». Всех выживших ребят, конечно, тоже наградили. Горелов и Панкрухин неожиданно стали ефрейторами, а Бутерус, получив третий серебряный ромбик на грудь, стал полным кавалером, что, конечно, повлекло существенную прибавку в жаловании, теперь не слишком отличавшегося от моего. Ну что ж, заслужил.

В очередной раз после окончания занятий я, Валера, Баранов и Богачёв собрались на «моей лавочке» на Набережной, стараясь вспомнить всё, что видели в Холмогорске. Каждая мелочь, каждая деталь уже была разобрана, но разгадка упорства неизвестного нам противника, пытавшегося уничтожить мой взвод, несмотря ни на что, так и не была разгадана.

Обычно море, плескавшееся в сотне метрах от набережной, помогало размышлять, выстраивать мысли в бесконечные цепочки. Обычно, но не сегодня.

– «Эмберы» точно без опознавательных знаков были. Я хорошо их рассмотрел, – сказал Богачёв, сложив руки на груди и поглядывая на воду. Он оказывается умел неплохо рисовать, и в коллекции его была парочка картин, изображающих раскинувшегося перед нами левиафана.

– Комитетчики наверняка тоже, – буркнул Бутерус. – Тела-то никуда не делись.

– Тогда что? – ожил Баранов, всё это время молча прислушивавшийся к беседе.

– Что-то точно было, – уверенно кивнул Валера, взглянув на меня. – Просто мы не там ищем.

– Согласен, – разделил его мнение я. Подобная мысль приходила мне в голову уже много раз. – Ну кто бы стал погибать ни за грош?

Рядом щёлкнули каблуками, и передо мной замер боец из нового пополнения. Совсем ещё мальчишка.

– Господин поручик, там новенькие прибыли – сержант-сапёр. Пахоруков его фамилия. И прапорщик новый.

Романов решил взвод мой (как самый боеспособный и опытный) усилить ещё одним прапорщиком и специалистом по взрывному делу. Зачем? Просто на Молотове, в связи с тем, что планета утратила статус пограничной, расформировывали военную часть, и служившие там солдаты стали объектом внимания командиров других гарнизонов с соседних миров. Хорошие спецы всем были нужны. Наш артист уверял, что вырвал самые лучшие.

Уже через три минуты мы с Бутерусом остановились неподалёку от парочки, сидевшей на лавочке рядом с казармой. Сержант и прапорщик. Первый длинный и худой, с русыми волосами, отливавшими медью, второй – возрастом лет на двадцать старше Валеры, с двойным подбородком и пивным пузиком. Рядом с бойцами лежали потёртые вещмешки. Поездили по гарнизонам-то.

Незамеченные, мы услышали забавный диалог, развернувшийся между новичками.

– Вот ты, Кощей, всё-таки непутёвый, – говорил прапорщик, откинувшись на спинку лавочки и греясь в лучах жаркого солнца. – Все родственники твои офицеры, и поколениями по линии КГБ служили, старший брат, вон, в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии числится… какая честь! А ты всего лишь сапёр.

– Взрывотехник, – возразил худой, хотя, как по мне так жилистый парень.

– Не одна ли хрень?

– Ну, как сказать? Мне второе больше нравится.

– Перебьёшься.

– Нет у меня тяги к сыску! Пробовал! Я просто с детства любил петарды. Фейерверки. Красиво же!

– Кощей, тебе десять лет? – раскрыл глаза унтер.

– Никак нет, господин прапорщик! Двадцать пять.

– Вот. Непутёвый ты.

– Спасибо, господин прапорщик.

– Не за что, – снова расплылся в блаженной улыбке пузан. – Обращайся, если самооценку поднять надо.

– Смирна! – гаркнул Бутерус, отчего парочка взвилась с лавочки и замерла передо мной, вытянув руки по швам.

– Господин поручик, прапорщик Неприведибеда и сержант Пахоруков прибыли для несения службы! – хорошо поставленным голосом доложил унтер.

«Осанка, плечи, подбородок – идеально. И куда только его животик пропал?» – подумал я. Сразу видно – кадровый служака.

– Прапорщик, а кто вы по специальности? – спросил я, так как в складках формы на плече не получалось рассмотреть нашивку.

– Пулемётчик, господин поручик, – ответил Неприведибеда, расправив рукав и продемонстрировав мне серебряный значок изображающий пулемёт.

– Понятно, – прошёлся мимо шеренги новичков я. – Сержант, со всеми видами взрывных работ знакомы?

– Так точно, господин поручик, – ухмыльнулся сапёр, что сильно мне не понравилось.

– А со взрывчаткой какой работали?

– А какой надо? С-12, М-31, Р-4 – все виды пластидов.

– А классика? – вставил свои пять копеек Бутерус.

– Конечно! Гексоген, тротил, тэн, нитроглицерин, – начал загибать пальцы Пахоруков.

– Отлично, – кивнул я. – Проверим?

– Прямо сейчас?

– А вы против, сержант?

– Никак нет, господин поручик, – вытянулся во фрунт Кощей. – Я всегда «за».

* * *

Полковой полигон при Рогове был просто местом для тренировки выносливости и скорости. Бегали, прыгали, стреляли по мишеням. Минимальные спецэффекты – взрывпакеты, автоматические брандспойты, да бочки с бензином. Всё! При Романове всё изменилось. Полковник натащил сюда самодвигающихся макетов, танков и бронетранспортёров в реальную величину, закупил несколько десятков пластиковых солдат и столько же гражданских, чтобы военные игры проходили азартно и весело. Всё двигалось, кричало, умаляло и бранилось.

Именно к одному из таких тренажёров я и притащил вместе с ребятами новичков. Железнодорожный мост, по которому, если надо, будет двигаться вереница танков.

Сержант Пахоруков таращил глаза от счастья и потирал ладошки, будто сорванец, попавший в лавку сладостей. Кстати, на левой руке между указательным и большим пальцем у парня располагалась татушка горящей шашки динамита, разбрасывающей вокруг искры.

– Алескеров, Побретухин! Притащите-ка под мост пару дюжин солдатиков, да установите точно вот сюда и сюда! – приказал я своим ребятам, указывая пальцем себе под ноги.

– Слушаюсь, господин поручик! – бросились выполнять мой приказ ефрейторы.

– В общем диспозиция такова, сержант, – продолжил я, обращаясь уже к Пахорукову. – Танки противника пересекают мост, под мостом идёт бой. Вот эти будут наши, а эти враги! Тебе нужно и танки обезвредить, и наших ребят спасти. Понятно?

– Понятно, господин поручик. Сделаем! – расплылся в улыбке взрывотехник. Стоящий позади него, Неприведибеда звонко хлопнул себя ладонью по лбу и помотал головой.

– Ах да! Я забыл! – будто добавляя нечто незначительное, бросил я. – Мост, должен остаться целым.

Позади мои ребята дружно присвистнули, понимая, что задачку я задал Пахорукову невыполнимую. Ну а что? Пусть покажет, что сможет сделать! Заодно и гонор свой спрячет. Половину сделает – уже хорошо.

Новичок, однако совсем не смутился. Даже наоборот, можно сказать, подпрыгнул от счастья. Что это с ним? Вместе с Барановым он слазил на мост, потом под мост, а потом несколько минут разглядывал железнодорожное полотно моста снизу.

– А почему «Кощей» можно спросить? – обратился я к сержанту, наблюдая за его странными манипуляциями.

– Да как-то так повелось, что у нас в роду все высокие и худые. Кожа опять же бледная. На сказочного персонажа из русских сказок похожи. Я вон и рыжий, и вылитая цапля, не находите? – расхохотался сапёр, проверяя детонаторы.

– Да не особо, – помотал головой я, всё же находя сходство Пахорукова с птицей.