Часть II. Шпана

Часы истории всегда безбожно врут,

Хоть отстают лишь на мгновенье.

Мгновенья лжи в года перерастут,

И в них свершится смена поколений.

Часы пик

Вожак был смел, не ведал в ярости предела,

И стая, глядя на него смелела.

Но… Видит Бог, как мало надо,

Чтоб свора превратилась в стадо.

Они собирались в утренние часы на площади возле пивбара, известного среди горожан как «стекляшка», откуда брали начало транспортные артерии города. Компания молодых людей незаметно переросших отроческие годы, изо дня в день в течение нескольких лет стекалась сюда и, расположившись за пустующими столиками террасы, оживленно обсуждала наполеоновские планы захвата рокадных коммуникаций. С наступлением часа пик шайка-лейка рассредоточивалась по маршрутам, сливаясь с пассажирами общественного транспорта, а после вояжа стягивалась к пивной, которая к тому времени отечески распахивала ржавые объятия, и за бокалами пенистого напитка парни, подбивая бабки, делились впечатлениями от вылазки. Стекляшка – идеальное место для командно-наблюдательного пункта, где так приятно смачивать горло напитком для настоящих мужчин, коими они себя считали безоговорочно.

Ближе к обеденному перерыву стая срывалась с насиженных мест, дабы повторить остросюжетную погоню за длинной купюрой, а к вечеру те из них, для кого день выдался плодотворным, спешили в «Старую Фортецию» на теплый и радушный ужин. Наименее удачливые пытались компенсировать дневной неурожай за счет кочующих с работы мирян и нередко, из принципа «лучше позже, чем никогда», присоединялись к успевшей изрядно расслабиться «первой волне» уже за полночь.

Каждый божий день за исключением выходных – в те дни карманники перебирались на загородные маршруты – однообразная схема заработка и досуга повторялась с непоколебимым постоянством. Казалось, привычные сборы и рейды по автобусам происходят так давно, что вряд ли нашелся бы человек, однозначно заявивший о себе как об авторе устоявшихся традиций. Однако такой был, и дух его незримо присутствовал рядом.

Когда-то самой видной фигурой среди шпанюков был молодой карманник, прозванный «Башмаком», – юноша в меру умный и бесстыдно фартовый. Пацаны со всего района, наслушавшись рассказов о размерах его добыч, слетались как мухи на мед и тут же попадали в паутину натасканного улицей ума. Сообразительный Башмак с горячностью партийного лидера с ходу убеждал в преимуществах такого явления как организация и легко доказывал сомневающимся свою позицию на практике. Стратегом он был незаурядным, вождем демократичным – потому без проблем оставался бессменным главарем группировки. Подобно богу в глазах пацанов Башмак появлялся сначала на своих двоих, затем, когда из угловатого подростка превратился в молодого человека – за рулем новехонькой «Тойоты» и наравне со всеми участвовал в ежедневных рейдах. Иногда в часы пик он намеренно отстранялся от работы, отдавая молодежи лучшее время, а после, уже в поредевшем потоке пассажиров, непринужденно следовал пару остановок и всегда – представляете, всегда! – возвращался с приличным уловом. Стая процветала.

Несколько лет назад в один из теплых летних деньков, не предвещавших неприятностей, – напротив, сгустившиеся тучки сулили скопление народа на маршрутах, а с ними удачную охоту – к «стекляшке» подъехали две иномарки. Ту, что попредставительней, Башмак признал сразу, ибо лишь один человек в городе разъезжал на «Майбахе» с бронированной шкурой. Посему обошлось без долгих знакомств и реверансов. Толстяк, обильно опрысканный дорогим одеколоном, покинул салон и с присоединившейся свитой из пяти подданных, вторгся в пивную.

– Кто тут у вас за главного? – гаркнул он.

Пацаны дрогнули от властного голоса. Растерянность прокатилась по лицам, вмиг превратив дерзкую банду в послушное стадо.

Здоровяк из охраны ухватил Макара, оказавшегося ближе всех, и, протащив его по заставленному бутылками столу, швырнул в грязный воняющий мочой угол.

– Дважды повторять не буду. Базарь – кто?

От последовавшего удара в пах Макара свернуло дугой. Нога верзилы занеслась вновь, и тогда Бука героически выступил вперед.

– Не тронь его! У нас тут все премьер-министры.

– Да? – недоверчиво повел бровью благоухающий дядя. – Тогда придется менять все правительство.

Тот же бугаина-телохранитель подошел к Буке, демонстративно, не таясь, надел на руку кастет и коротким ударом раскроил ему челюсть. Мальчишка опрокинулся навзничь. Заливая пол кровью, он захрипел, дернулся и затих. Стая оцепенела. Башмак понимал, что гурьбой они задавят разошедшихся спортсменов, но, вероятно, поддавшись тому неосознанному стадному инстинкту, парализовавшему волю, безмолвно застыл, как и остальные. Брезгливо поморщившись, господин перешел к делу:

– Будем считать, что переворот состоялся. Я ваш новый папа. Хотите работать – придется платить каждый месяц. Скажем так: вас здесь не меньше двух десятков, следовательно, по полтяхе с носа – штука. За защиту. – Немного помедлив, он произвел нехитрые математические подсчеты и добавил: – Столько же за территорию.

Ткнув пальцем в Башмака, благодетель подвел итог:

– Ты, Каблук вроде, передо мной в ответе. Будешь лично приносить бабки раз в месяц. Все ясно?

Кто-то из толпы, желая побыстрее отделаться от неприятных гостей, робко поддакнул:

– Как божий день.

– Вот и ладненько, – отозвался новоявленный хозяин. – Завтра жду первую уплату.

Возвращаясь к машине, он бросил отличившемуся охраннику:

– Никольский, прибери тут.

Верзила подскочил к лежащему Буке и, ткнув ногой, приказал:

– Вставай, заморыш, не коси⁷⁹. Триллер закончился.

Тот, однако, не шевельнулся. «Мерседес» уже отъезжал. Водитель второй машины нетерпеливо сигналил, раздраженный глупой задержкой. Вдруг кто-то закричал:

– Братва, да эта сука убила его!

Башмак словно очнулся от кошмарного сна. Рука нырнула за пояс и, нащупав наборную рукоять, вытянула огромный охотник⁸⁰. Нож заметили все – от сверкающей стали в затхлой пивнухе стало ярче. Державшийся за низ живота Макар охнул:

– Ты что? Башмак, не вздумай! Башмак! Мусора! Было уже поздно. Лезвие вспарывало плоть очумевшего от боли и неожиданности Никольского, а со всех сторон неслись люди…

Башмака арестовали на месте преступления и отправили в СИЗО. Никольского привезли в тюрьму позже. Борьба за жизнь подрезанного спортсмена встала основной и нелегкой задачей органов. Медики после нескольких операций спасли его, а вот Буке уже никто не сумел помочь…

Несмотря на то, что преступление Никольского привело к смерти, а его обидчик только нанес повреждения, срока распределились странным образом. Башмак получил три года – на год больше, чем сам убийца. Прокурор грамотно обставил дело, еще раз убедительно вывалив подноготную уголовных законов. Башмаку, руководствуясь мотивом совершения преступления, квалифицировали попытку умышленного убийства из мести, за что полагается срок вплоть до пожизненного заключения, и лично из уважения к его отцу – ответственному работнику госадминистрации – наказание смягчили. Никольскому инкриминировали «убийство по неосторожности» за что предусмотрено до пяти лет. Как же так? – спросите вы, взывая к справедливости, – убийство карается двумя годами, а попытка – тремя? По неофициальной версии справедливость сокрыта плотными слоями купюр, по официальной – тайной следствия и оперативными наработками. Если бы отец Башмака – причем заметная персона в городской политике – обладал достаточными знаниями юриспруденции и был бы порасторопнее, то максимум в чем обвинили бы его отпрыска – попытке убийства в состоянии сильного душевного волнения (аффекта) – карается от ноля до двух лет; минимум – в нанесении телесных повреждений – до года, а то и на условное потянет при определенном раскладе. Ну, а ношение холодного оружия – поди докажи еще.

Взмах башмаковского ножа против влиятельнейшего человека криминальной бизнес знати имел далеко идущие последствия. Теша свое оскорбленное самолюбие, тот, не жалея денег, преследовал парня на протяжении всей отсидки. Каждый год на 8 марта в зону на имя Башмака приходили поздравительные открытки с коробками гигиенических прокладок и тампонов, а люди новоявленного «папаши», перешагнувшие тюремный порог, получали строгую инструкцию – топтать при первом же подвернувшемся случае зарвавшегося молокососа. Опустить и загнать в петушатню Башмака не смогли, но стержень, пронизывающий некогда несгибаемую волю, надломили.

Он освободился другим человеком. Его появление у «стекляшки» стая встретила без особого энтузиазма. Это были далеко не те люди, которых он знал когда-то. Их лица выражали смирение и полусытую покорность, а в основе – без труда просчитывался страх. Исправно уплачивая последние годы дань тому господину, чей человек унес жизнь их друга Буки, они заслуживали презрения и крови. Стая неминуемо получила бы и то, и другое, если бы Башмак умел держать зло, вернее, если бы еще умел. Посмотрев на безропотное стадо, он тихо развернулся и, бормоча одному себе понятные слова, поплелся обратно. Спустя месяц Макар и Луня отыскали его в третьесортной забегаловке, где в обществе сомнительных барышень он надежным путем катился в пропасть.

Увидев в дверях, переминающихся с ноги на ногу бывших кентов, Башмак расплатился и, покидая заведение, задержался у входа.

– Чего приперлись, овцы?

– Поговорить надо…

– Ну, – Роман развел руками, – говори. Но учти, это только в гинекологических кабинетах целку по новой пришивают, а у нас честь с пиздой ничего общего не имеет. А ты, – он уставился на Макара, – видать, точки соприкосновения нашел.

Луня, ухватив Башмака за рукав, попытался вмешаться, но тут же получил по уху.

– Да что с тобой, Башмак?! – завопил он, потирая свой пунцовый лопух. – Мы же с миром!

– Тогда вы ошиблись местом. Вам нужна колонна идущих на хуй, и она давно нуждается в тех, кто ее возглавит. «С миром…», пацифисты, мать вашу… – отмахнулся Башмак и побрел прочь.

Протянув руку, Макар помог Луне подняться и скомандовал:

– Вперед!

Они шагали за ним до машины и, воспользовавшись пьяной нерасторопностью, проникли в салон. Тоже самое они проделали чуть позже, оккупировав на этот раз квартиру. Башмак, упав на диван, крепко заснул, а ребята, охраняя его сон, коротали ночь на кухне. Обнаруженная в морозильной камере бутылка водки украинской «горилки» встретила рассвет уже пустой.

Опухший хозяин проявил первые признаки жизни к обеду. Причем весьма активные.

– У… блядь. Вы еще здесь? – просипел его усохший голос, а глаза безуспешно шарили по холодильнику. – Где моя… бутылка? А?

– Рома, ты должен нас выслушать… – робко начал Макар, но Луня как всегда все испортил. Глядя на убитого пропажей хозяина, он сжалился:

– Да нету её, Башмак. Мы с Макаром ушатали, пока ты спал! Удара не получилось. Резкое движение немедленно отозвалось в голове и, схватившись за виски, хозяин покачнулся. Луня, наученный вчерашним опытом, в мгновение ока переметнулся за спину друга.

– Восстановите ящик, алкоголики! Киоск – кварталом ниже. Если нет – убирайтесь…

Испуганный Луня был готов согласиться, но Макар заупрямился:

– У нас же разговор, Рома. Давай по паре пива – и все.

Шантаж состоялся. Пока Луня бегал за пивом, Башмак лил себе на голову ледяную воду, а Макар напряженно просчитывал успех предстоящей беседы…