Англию пытались захватывать все, кому не лень, а в одиннадцатом веке этим особенно баловались датчане. А потом куда-то ушли, обидевшись. Но вот пришел Вильгельм-Завоеватель, он же Уильям, он же Гильом, переправился из Нормандии со своей ватагой арбалетчиков, учинил битву при Хэйстингсе, победил местного короля Харольда, и воцарился в Альбионе.
Норманны были потомками варангов-викингов, но скандинавских наречий не знали, а знали французский язык, который создавался примерно так:
На территории сегодняшней Франции дискутировали сперва по-галльски (это, типа, кельтское наречие такое), затем, в связи со странствиями Цезаря, по-латыни, а по пришествии бородатых франков – на каком-то из германских наречий. Затем дикую эту смесь узаконил кто-то из королей (возможно, Шарлемань, не помню), объявив ее государственным языком. Так появился язык французский, на котором и разговаривали между собой, обмениваясь важной информацией, норманны.
И вот эти норманны утверждаются в Англии, но местное наречие учить отказываются, а говорят и дальше по-французски, поскольку это язык интеллигенции, а норманны любят, когда про них говорят, что они интеллигентные очень.
Юлий Цезарь, римский император
До сих пор, кстати говоря.
А провинциальные английские бароны французского не знали, и были менее интеллигентны. И вот, к примеру, приезжает к королю делегация баронов и предъявляет жалобы, мол налоги высокие, а урожай низкий, нельзя ли снизить налоги. Король выслушивает баронов очень вежливо, ни слова при этом не понимая. И отвечает им по-французски, интеллигентно – j’accept, что значит – доводы Ваши принимаю, можете идти, Седрик, проводи их, да проследи, чтоб столовое серебро не спиздили по дороге. И, естественно, ничего не предпринимает по поводу жалоб. Очень похоже на сегодняшние дела во всех странах, кстати говоря.
Но вот проходит полтора века, и суровому Генри-Анри Второму английскому наследует Ришар, он же Ричард, в будущем – кур-де-лийон, то бишь, Львиное Сердце. Он знает английский по верхам, но это не важно, а важно то, что он гомосексуалист, и в силу этого отчаянный вояка. Вне похода себя не мыслит. Все время в седле, в окружении подтянутых доблестных воинов. И вот он отправляется в крестовый поход, или еще куда-то, и об этом слагают стихи и саги, а как раз в это время наступает год Милости Божией 1199-й. И в управлении страной остается брат Ричарда, по имени Джон. Тот самый, кстати говоря («Послушайте сказку минувших времен О доблестном принце по имени Джон». С. Маршак, перевод одного из Кентерберийских Сказаний).
Король Джон, он же Иоанн Безземельный
Джон – бабник, повеса, трепло, и большой шутник, с хорошим чувством юмора, знающий английский язык (во время оно уже щедро разбавленный французским) как родной. Воспользовавшись отсутствием грозного Ричарда, к Джону заявляется делегация всех баронов страны. Ему угрожают и его обвиняют, бряцая ржавыми свердами и крича «fuck you!» Король всех обобрал до нитки! С одной стороны Джон понимает, что сейчас у него отберут власть. С другой стороны он признает, что многие требования баронов – вполне здравые, и что дальше так нельзя, и надо что-то делать, нужны реформы.
Он усаживает баронов за стол, наливает им пива, и вместе они составляют уникальный документ, вошедший в историю как Магна Карта, она же Великая Хартия. Вспомнив многое, включая Евангелие и Римское Право, призвав в помощь писцов и священников, эта команда сочиняет нечто вроде контракта между королем и его вассалами, с большим количеством пунктов, в которых оговаривается, что король имеет такие-то права, а бароны – такие-то, и по нарушении контракта любой из сторон эта сторона имеет право законно что-то предпринять – бароны, к примеру, считать себя независимыми от короля, а король – давать им, баронам, по башке. В общем, таким образом создается первая из известных историкам конституционная монархия. Впоследствии, правда, многие английские короли на Магна Карту плевали, но это незаконно, поскольку вместо того, чтобы следовать законам, они следовали велению сердца своего и тщеславию, и использовали личное обаяние и связи в целях укрепления власти в обход Магна Карты.
Тем не менее, дело было сделано, и Магна Карта существует и действует до сих пор, то бишь, более восьмиста лет.
Король Джон, доблестный принц, остался очень доволен и собой, и документом. А последующие короли начали мало по малу говорить по-английски, дабы не было больше таких вот недоразумений.
Со времен подписания Магна Карты минуло много лет, и даже столетий, произошло много разных поучительных и полезных событий. В частности, Христофор Колумб открыл Кубу и Пуэрто-Рико, а затем и он, и его последователи приволокли с нового континента в Европу много интересного – например, картошку, помидоры, шоколад, индюшку и табак.
Елизавета Первая Английская, к которой упорно но безуспешно сватались Анри и Иоанн, француз и русский, оба Четвертые, любила моряков и часто посылала экспедиции в Новый Свет. При этом она худо-бедно поддерживала драматурга, написавшего верноподданническую пьесу о представителе конкурирующей фамилии, Ричарде Третьем Горбатом, обличающую его. Но так получилось, что сразу перед ней на английском троне восседал массивным своим североанглийским арсом Хенри Восьмой, которому не везло с женщинами. Не то ему изначально неприглядных подсовывали, подмазав и приодев, не то ему женщины быстро надоедали. В общем, решил он как-то развестись с очередной женой, и послал соответствующую просьбу Папе Римскому. Папа Римский возмутился до глубины своей римской души и сказал, что ежели каждый король начнет по двадцать раз ежедень разводиться, то это будет не цивилизация, а вертеп, и пусть он, Хенри, доживает свой век с нынешней своей женой, как умеет, и да будет это впредь уроком последующим королям, чтобы выбирали себе жен подумавши, а не лишь бы какую.
Хенри очень обиделся на Папу и сказал, ах так! Тогда я против. Идите вы все со своим Римом, я сам буду теперь глава своей английской церкви. Образован я не хуже Папы, желание есть, деньги есть. Хуза!
И некоторая часть населения страны ему, Хенри, поверила. Может, из патриотизма. А может из-за того, что латынь не всем удобно учить. Не знаю. А только появилось целое движение, которое всегда появляется при коренных переменах – преданное этим самым переменам. И много было подвижников и сподвижников, и все они были верующие.
И прошло какое-то количество лет. На дворе был семнадцатый век, мушкетеры в Париже сдерживали Фронду, Рембрандт рисовал в Амстердаме мужчин хорошо а женщин не очень, на Руси было сперва Смутное Время, а потом воцарение Романовых, а судно под названием Майский Цвет с пилигримами, последователями подвижников, двигалось в Новый Свет. Рифма плохая.
Корабль «Майский Цвет»
Данные пилигримы рассуждали примерно так: в Старом Свете слишком много всякого, что отвлекает от служения Создателю. Слишком все пропитано наследием прошлого, грехом, интригой, политикой. А мы желаем сами по себе, и чтобы вера наша была таким образом чиста.
Были они, безусловно, аскеты суровые, довольствовались малым, и была у них действительно христианская этика. Не буква закона, но дух. Такое случается, хоть и редко.
Прибыв в Новый Свет, основали они поселение. В Новом Свете к тому моменту всякое уже наличествовало – драки с индейцами, ссылки преступников и проституток из Европы, местное баронство, французы, и так далее. Английские протестанты это все по большей части игнорировали, а пили себе кофе малыми дозами, экономя, и с тех пор этот самый противный и некрепкий пилигримовый кофе утвердился, как американский традиционный.
И занялись пилигримы чем попало, в том числе фермерством и управлением. И дали обширное потомство. И заселили все Восточное Побережье.
И тем не менее, они остались верны Англии и короне. И их потомки тоже. И восточнопобережные колонии официально принадлежали Англии в восемнадцатом веке.
В середине восемнадцатого века к западу от американского Восточного Побережья наметился вооруженный конфликт старых знакомых: Англии и Франции. В нем поучаствовали индейцы, отсюда – Черный Ястреб. Но дело не в этом.
Некое английское подразделение проявило под предводительством двадцатидвухлетнего лейтенанта самостоятельность и, пользуясь неправильной информацией о дислокации и численности противника, произвело по нему (противнику) неожиданный удар. Противник обменялся промеж собою интеллигентными французскими фразами и взял англичан в кольцо. Когда пули и ядра посыпались со всех сторон, англичане сдались, и пленных привели в палатку для подписания условий перемирия. Лейтенант, мрачный и сердитый, сел за стол, порассматривал условия, подумал, эка, мол, заковыристо написано, но что же делать, господа, надо подписывать. И подписал. Тут наличествует важная деталь. Лейтенант с французским языком знаком не был. А условия были написаны именно по-французски, и были эти условия вполне позорные.
Лейтенант узнал об этом впоследствии и возненавидел французов на всю жизнь. За презрение к его английскому интеллекту и английской же короне, коей он хранил верность.
В общем, случай вполне эпизодический, и ни на что он не повлиял бы, и был бы благополунчно забыт, если бы у лейтенанта было другое какое-нибудь имя. Но именно этого лейтенанта звали Джордж Вашингтон.
В Филадельфии я бываю периодически, и никогда не упускаю случая зайти и посидеть – во дворе старинного провинциального Конгресса (ныне именуется Холлом Независимости), и, в приемные часы, внутрь. Там теперь музей, но это несерьезно.
Здание напоминает стандартную американскую школу, построено примитивно, но прочно. Из двора (теперь во дворе сквер, а по периметру торчат несуразные в этом месте небоскребы), под арку – справа собственно Конгресс, слева – Верховный Суд, с нарочитым отсутствием входной двери (символизирует открытость). Здание маленькое по современным понятиям.
В общем, высокие налоги и невозможность выразить несогласие с такими налогами в лондонском Парламенте настроили среднее сословие американских Колоний враждебно по отношению к короне. К тому же сам король, Джордж Третий, не вызывал особых симпатий, а был самодур (правда, с чувством юмора). Англия среагировала на настроения в Колониях, и военный контингент в Новом Свете получил подкрепления. Эти подкрепления набирались не обязательно в Англии. Поскольку все колонисты были так или иначе подданными Англии, немалая часть солдат была из местных. Впоследствии приверженцев короны стали называть лоялистами.
Джордж (Георг) Третий, король Англии
Субсидии английской компании Ист-Индиз (она была почти полностью освобождена от налогов) раздражали бостонских купцов и пивоваров, а они, в свою очередь, настраивали остальное население, и объясняли высокие цены на продукты, предметы одежды, и землю дискриминацией со стороны Англии. И вот пивовар по имени Сэм Адамс (какая же английская заваруха обходится без пивовара) с дружками, переодевшимися в индейцев для конспирации, забрели в порт, запрыгнули на борт судна с чаем, и весь этот чай вывалили к чертовой бабушке в воду. Кстати, потомки Адамса до сих пор торгуют пивом, и пиво это, особенно лагер, надо сказать – прекрасное, для тех, кто интересуется. Название сохранено – Сэм Адамс, или Сэмюэль Адамс. Серьезные любители пива говорят просто «Сэм», и бармены их понимают.
Английский военный контингент разгуливал по Бостону в красных камзолах. Местные шутники подначивали местных простачков подходить к солдатам и спрашивать, по чем нынче крабы на рынке.
Здание Конгресса в Филадельфии (ныне Холл Независимости)
Тем временем в Филадельфии собрался, в вышеупомянутом здании, Конгресс. И объявил о формировании Континентальной Армии. Потому что сколько ж можно.
Тут же последовал вооруженный конфликт. Пятимиллионная страна, минус лоялисты, противостояла великой Империи. Главнокомандующим после многочисленных споров был назначен бывший молодой лейтенант, теперешний генерал, Джордж Вашингтон. Долго отнекивался (не шучу).
Собственно, так или иначе, Колонии отделились бы от Империи, поскольку ничем, кроме налогов, не были с нею больше связаны. У них была своя жизнь, на английскую не похожая.
Интересная деталь – к моменту начала действий лондонский Парламент официально оповещен не был. Т. е. покамест это был не официальный разрыв, но просто бунт.
Бунт ширился.
Колониями в это время правил помаленьку филадельфийский Конгресс. Обычная история – налоги, бюджет, средства, политики тянут резину, действующей армии на полях сражений не хватает снаряжения и амуниции. Немалый отрезок времени армия Вашингтона торчит в долине Валли Фордж, раздетая и голодная. Больше года. В этой связи упоминается некоторыми историками странный скандальный апокрифический эпизод, весьма похожий на правду.
Генерал Вашингтон военным гением отнюдь не был. Но то, что он был прирожденным лидером – сомнению не подлежит. Единство армии он сумел сохранить вопреки многому. И когда почувствовал, что дальше так нельзя, разбегутся солдатики, то, взяв с собой сравнительно небольшой отряд, скорым путем выехал в Филадельфию. В Конгрессе шло очередное бюрократическое заседание, когда во дворе раздался топот копыт и бравый генерал на белом коне (без шуток) въехал в сопровождении своего отряда в здание Конгресса, со шпагой наголо. Попадали стулья, конгрессмены вскочили на ноги. Поправив парик с темно-синей лентой, повертев в воздухе клинком, сидя в седле, Вашингтон задумчиво посмотрел на бюрократов. За спиной его торчали штыки солдат Континентальной Армии, из чего конгрессмены сразу уяснили, что говорить сейчас будет вот этот самый всадник, а они будут молчать и слушать. И всадник заговорил.
– Эта… э… средства нам будут, или чего? У меня половина солдат без обуви. Не хотят ли господа, чтобы мы все одним махом перешли на сторону англичан? Вы не представляете себе, как они будут довольны, англичане. Я, господа, неважный оратор, но суть передаю правильно. Я не знаю французского, но отношения к делу это не имеет.
Генерал Вашингтон в Конгрессе (художник: Дмитрий Романовский)
И Конгресс, опасаясь команды «Заряжай! Целься! Пли!», спешно выделил средства.
Показателен, в историческом смысле, канонизированный сегодня эпизод с Полом Ревиром. Прискакав в одиночку в городок, он крикнул зычно: «Британцы идут!» И весь городок поднялся против англичан, с оружием в руках. Отметая в сторону красивости, можно заключить, что, несмотря на лоялистов, большинство населения было к англичанам настроено весьма враждебно, а англичане к населению.
И показательна иностранная помощь. На сторону Колоний встали две страны, традиционно враждебные Англии: Франция и Россия. Екатерина Вторая помогала в основном деньгами и дипломатией. Но Людовик Шестнадцатый послал в Новый Свет значительный контингент в помощь Вашингтону. Самая известная фигура в этой французской стороне истории – генерал Лафайетт. Но это к данной главе не относится.
О проекте
О подписке