А по поводу работы, то я не искал себе занятие, давно уже решил, чем займусь. Никуда я не устраивался, хотя на это и смотрят косо, но фронтовик, да ещё инвалид, и молчат. Пара предложений трудоустройства была, но так, скорее совесть успокоить. Беженцев в столице много, так что рабочей силы хватало, не требовалось меня силой куда за шкирку тащить и оформлять на какую работу. Одну участковый пытался подкинуть, сторожем на склады, пришлось аккуратно послать его. Во второй раз жена – она же знала, что я неплохой хирург, даже инструмент свой имею, Аня его чуть не облизала, настолько он ей понравился. Пока я им не пользовался, жена себе его прибрала в работу. Аня даже с главврачом поговорила, и тот мной заинтересовался, но сделал своё предложение: он решает вопрос с получением мной диплома врача, а я, как и Аня, работаю в госпитале до конца войны. Пока думаю, принять это предложение или нет. В принципе, полгода прождать я вполне могу, а с тем авралом в военных госпиталях связываться не хочу. Это ведь снова призыв на службу. А раз в госпитале могу служить, то время военное, напишут приказ и отправят в какой медсанбат для усиления и пополнения. Я уже навоевался. В том смысле, что меня уже такими приказами подставили под инвалидность, хватит. Лучше подожду полгода, получу диплом и устроюсь в какой-нибудь столичной больнице, где также нехватка врачей. Я не бегу от войны, меня бои не страшат, вот ещё, но командиров над головой я больше терпеть не хочу. Вон, ногу укоротили из-за одного м… – полковника из разведупра нашей армии. Может, действительно найти его и вернуть должок? Желание есть, возможности нет. Ладно, если немцы его не отблагодарят, то после окончания войны я это сделаю, инвалидом, око а око.

А по поводу работы, то она на дому. Я о технике, второй день потихоньку её восстанавливаю. Амбар утеплён, там стоит кирпичная печка, видимо, чтобы и зимой можно было работать, так что, пока я завтракал, управляя амулетом-помощником, затопил её, и постепенно амбар прогревался. Пройдя в него, я закрыл ворота на засов, чтобы войти нельзя было, и достал из браслета КВ-2. Это второй, первый за последние два дня я привёл в идеальный порядок. Без шуток. Когда я только достал его, то уставился на него, как баран на новые ворота. Что я о танке знаю? Да ничего. Танкист, который лежал со мной в одной палате, помочь тоже не мог, он командовал батальоном лёгких танков, и если о БТ или Т-26 ещё что-то сказать мог, то о новейших танках – ничего. Сам издали только видел. Так что я промучился в первый день, пока заправлял, делая всё амулетом-помощником, масло заливал, пулемёты устанавливал на место, боекомплект пополнял. Разве что не заводил, шуму будет столько… соседей пугать не хотел.

Сегодня у жены выходной, она отсыпается, а я, изучив брошь, прошёл в амбар, сунув её в карман френча. Снова начав работать с танком, устраняя недоделки, понял, что начинаю разбираться в боевой машине. И не сразу, но сообразил, что это влияет брошь, видимо, у неё была опция познания механизма. Позже я нашёл эту опцию в меню. Конечно, такой сложный механизм, как танк, ей не доступен, но если сосредоточиться отдельно на двигателе, потом на трансмиссии, вооружении и остальном, то становится всё интуитивно понятно. Я настолько увлёкся, что позволил себе привести танк в порядок, он не был в таком состоянии, наверное, даже когда завод покидал. Естественно, работал я не своими руками, амулета-помощника вполне хватало. Мне даже можно было во время работ находиться в доме. Жаль только, не запустить двигатель, проверить хотелось бы, был бы амулет, который глушит звуки, совсем хорошо, но чего нет, того нет.

Со второй двойкой я справился за три часа. Первую машину я пополнил гаубичными снарядами, добытыми на захваченных немцами артскладах, но когда сработала опция познания механизма, то я понял, что у танков используется ослабленный заряд, пришлось перебирать, так что боекомплекты у обоих танков теперь в порядке. Жаль только – одни фугасные…

А за обедом жена спросила:

– Так что ты решил по поводу предложения нашего главврача?

– Пожалуй, откажусь. Снова форму носить, приказы выполнять… Нет уж, мне одной ноги хватило понять, что мне этого не нужно.

– Но ты же военный, как ты можешь отказаться от этого?! – изумилась Аня.

– С чего ты взяла, что я военный? – пожал я плечами, намазывая масло на булку и сверху шлёпая колбасу, после чего, впившись зубами в бутерброд, промычал:

– Нет, я был призван для срочной службы. Дальше училище, война, ну и наша встреча. Я никогда не видел себя военным, совсем другие планы… Хотя насчёт получения практики я не против, если вольнонаёмным возьмёт, например, дневные смены без всяких дежурств с обязательными выходными… Полгода у вас в госпитале, потом сдаю экзамены, получаю диплом и устраиваюсь в нашей районной больнице, совмещая должность хирурга и патологоанатома. Я узнавал, обе должности вакантны. Вот это меня устраивает… Ты давай допивай, на рынок пора.

Сегодня мы планировали купить зимнюю одежду. И шапку-ушанку для Ани, а то ей по службе выдали будёновку. Я так смеялся. Теперь я её для бани использую, вполне ничего.

Жена убежала собираться, а я прибрался на кухне и тоже стал одеваться, размышляя. Аня – молодец, ни разу не поинтересовалась, откуда у меня средства, есть – и хорошо, значит, муж заботится о семейном очаге. Однако нашлись те, кто такой интерес проявил. Два дня назад нас посетил участковый, явно по чьему-то приказу.

– Скажите, гражданин Крайнов, откуда у вас средства на покупку дома?

– Купил на отчисления по инвалидности, – спокойно ответил я.

– Издеваетесь?

– Да что вы, как можно?! Но если по-честному, то мне письмо пришло от моего отца, написано, что, мол, осознал всё, просил простить, и в конверте была очень толстая пачка денег. Советовал использовать деньги разумно. Хватило на дом и обустройство.

– И где этот конверт с письмом?

– Да давно на растопку ушли.

– И кто может подтвердить, что вы средства именно так получили?

– Свидетелей не было. Да и к чему они мне? Отца я так и не видел, а увижу, скажу спасибо за выплаченные а все годы алименты, но в дом не пущу.

Участковый ещё задал несколько вопросов и отбыл. Конечно, моё пояснение белыми нитками шито, но пусть докажут, что не так было.

Заперев дом и ворота, мы с женой направились к остановке трамвая. Слежки не было, я контролировал это дело. Аня, вцепившись мне в локоть, на ходу рассказывала новости о госпитале.

После рынка, где я выступал исключительно в качестве носильщика, так как всё, что мне необходимо, я уже приобрёл, и покупками занималась Аня, мы посетили военторг и потом вернулись домой. Когда супруга разобрала всё по шкафам, я сопроводил её на дежурство и потом до полуночи поработал в амбаре – смог привести в порядок два пушечных броневика, снарядив их. И только после этого отправился спать.

Однако не тут-то было. Нет, не налёт, немцы уже три дня не летали. К соседнему дому подкатила легковушка и грузовик с бойцами. Я поначалу подумал, что это за соседями, раз там остановились, но нет, подсвечивая фонариками, они цепью направились к моему дому. Вот этого ещё не хватало!

Проверив сканером, я убедился, что жена в госпитале, с ней всё в порядке. И меня навестила не милиция, а сотрудники госбезопасности, которые «вежливо» заколотили сапогами по калитке.

Быстро убрав все амулеты, оставив лишь перстень и кольцо, в которое я убрал все разряженные амулеты, я накинул френч, но так, чтобы награды было видно, и, держа в руках керосиновую лампу, вышел к воротам:

– Кого там ночью носит?

– Спецгруппа НКВД, откройте дверь, у нас приказ на обыск.

– А откуда я знаю, что вы действительно из НКВД и ордер на руках имеете?

– Откройте калитку, мы вам его предъявим.

– Без шуточек мне.

Зашумев запором, я приоткрыл калитку. Но гости не пошевелились – на них был направлен ствол «парабеллума». Осмотрев двух командиров, позади которых толпились бойцы, я требовательно приказал:

– Документы и ордер. А то знаю я вас, диверсантов, не раз встречаться приходилось.

Мне предъявили документы, которые я внимательно изучил.

– Всё в порядке. Закон есть закон, осматривайте, – распахнув калитку, разрешил я, возвращая бумаги и убирая оружие в кобуру.

Я отошёл в сторону, подсвечивая, так что бойцы быстро стали разбегаться по двору, трое в дом прошли, и мы с командирами проследовали за ними. На крыльце, оббивая снег с галош, я поинтересовался:

– И чем я так заинтересовал вашу службу? Чем бывший фронтовик так привлёк ваше внимание?

– Сигнал поступил, – уклончиво сказал лейтенант, старший в этой группе.

– А, ну если поступил, то тогда конечно.

Мы прошли в избу, и лейтенант, осматриваясь, спросил:

– Вы один?

– Ну да. Жена в ночную в госпитале.

– Дежурство?

– Ночная смена.

– Понятно.

Обыск в доме, естественно, ничего не дал, я всё в кольце держал, но вот амбар меня неожиданно подвёл. Даже блиндаж не так внимания привлёк, как амбар. Бойцы там нашли кое-что интересное. А именно – отчётливые следы танковых гусениц на земляном полу. Это да, этого я не предусмотрел. Масса техники была такова, что ямины оставляли солидные. Я как-то внимания не обращал, а сейчас жалею. Ну и ещё несколько пятен от масла или солярки и вдавленные следы колёс железнодорожной цистерны, которую я тут доставал и переливал из неё топливо по топливозаправщикам и бочкам разных машин.

– И что вы на это скажите? – поинтересовался лейтенант, изучив следы, даже пятна потрогал и испачканные пальцы понюхал.

– Сам удивлён.

– Судя по следам, у вас тут тяжёлый трактор был, – сделал вывод лейтенант, не заметив, как я с облегчением вздохнул: видимо, он в бронетехнике не разбирался, да и бойцы его не поправили. – А также тут были складированы запасы топлива. Что вы на это ответите?

– Следы объяснить не могу, они были при покупке дома.

– Свежие следы-то, – осмотрел углубление от одной из пар железнодорожных колёс лейтенант. – Не пойму, железнодорожные, что ли?

– Ага, пути сюда продолжили, а тут вагон с рельс съехал, – хмыкнул я.

– Поговори мне ещё. Вот что, собирайся, с нами проедешь. Там поговорим.

– А основание?

– Умный больно? Давай, поторапливайся.

Мне дали собраться, я даже записку успел жене начеркать, и меня погрузили в легковушку, стиснув с боков двумя бойцами из конвоя. Когда мы покатили в сторону управления, на углу, явно торжествуя, наблюдал за нами участковый. Вот теперь должок у меня к нему был, явно он настучал.

Мы доехали до управления, где меня обыскали и, естественно, ничего не нашли, кольцо и перстень на пальцах так и не нащупали. Но забрали трость, определив, что без неё я хоть и плохо, но передвигаться могу. Меня сопроводили в камеру, довольно плотно набитую.

– Фронтовики есть? – громко спросил я.

Сидельцы зашевелились, недовольно ворча. Я тоже был бы недоволен, если бы меня разбудили в полвторого ночи. Я достал, зарядил и надел амулет ночного видения. Рассмотрел: фронтовиков, да и вообще военных здесь нет, обычная криминальная шушера. А вот это странно, с чего бы это – сорок рыл в тесной камере, и ладно бы в управлении милиции, но не в управлении же госбезопасности? Они воришками не занимаются, если, конечно, сидельцы на немцев не работают или против правительства что-то не замышляют. Пресс-хата? А вполне может быть.

Охранник ушёл. А место свободное надо искать, так что я амулетом-помощником отлевитировал ключ и повернул его в замочной скважине. После чего покинул камеру, заперев её. Арестанты в такой темноте ничего и не рассмотрели. Пройдя по коридору, нашёл маленькую камеру, всего с двумя нарами и тремя заключёнными – двое в генеральской форме, третий полковник, лётчик, судя по синим петлицам. Хорошо их отработали, все в крови и синяках. Открыв дверь, я зашёл в камеру, запер её снаружи, вернул ключи на место и, подойдя к одним нарам, пододвинул генерала, устроившись рядом.

Утром меня разбудили. Потрясли за плечо, и делал это полковник, генерал, рядом с которым я спал, сидел у меня в ногах и с любопытством смотрел на меня.

– Ты кто? – спросил полковник.

– Лейтенант в отставке Крайнов, комиссован по ранению из рядов РККА. Был командиром зенитной батареи в 4-й армии. Сначала при штабе армии, а потом госпиталь охранял, пока не ранили. Две недели назад прошёл медицинскую комиссию и был списан. Нога повреждена, укоротилась на пять сантиметров. Женился, приобрёл на полученные в наследство деньги дом. По доносу оказался здесь. Но о чём донос, не сообщили, при обыске ничего не нашли, но всё равно забрали. Это если кратко, если рассказывать всё, можно книгу написать.

– Фронтовик, значит? – морщась и держась за челюсть, пробормотал генерал.

– Орденоносец, дважды награждён, орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». – Откинув полу шинели, я показал награды, у меня их не забрали.

А вот у командиров их не было, только рваные отверстия на их местах.

– Что орденоносец – это хорошо, только для нашей камеры ты званием не вышел, – сказал полковник.

– Я комиссован, и по сути – гражданский человек, так что теперь на звания, выше – ниже, мне плевать. А насчёт камеры – вы правы, сначала в одну завели, она полна была, даже сесть негде. Я даже отойти от двери не успел, как другой конвоир меня к вам отвёл. Здесь нащупал свободное место и вот, устроился. Кстати, нас кормить будут?

– Скоро баланду разнесут, – ответил полковник.

В коридоре явно царил переполох, слышался топот, ругань, но мои сокамерники не обращали на это внимания, и я решил, что это обычное дело. Больше со мной не говорили, вероятно посчитав, что я подсадная утка, выведывать информацию, да и мне особо говорить с ними было не о чем, они даже не соблаговолили представиться. Когда наконец принесли завтрак, я возмутился, что всем выдали пищу через раздаточное окно, а мне нет. Раздатчик даже глаза выпучил, заглядывая к нам в камеру:

– А ты откуда тут взялся? В этой камере трое должно сидеть.

– Меня не спрашивали, привели и заперли. Давай мою порцию, и смотри, чтобы не меньше, чем у остальных.

Я забрал миску с ложкой и кружку с напитком, похожим на чай, и, пройдя к нарам, пристроился на них. Стола не было, все ели, держа миски в руках. Хлеб – один кусок ржаного. Ел я быстро, подозревая, что могу не успеть. И действительно, только к чаю приступил, как за мной пришли. Причём втроём. Увидев, как они заскакивают в камеру, я, пуча глаза, в несколько глотков опустошил кружку. Успел. Не то чтобы я вот так есть хотел, до помутнения рассудка, но раз моё, то моё, всё съем и никому не оставлю.

Меня скрутили – миска и кружка полетели на бетонный пол – и в полусогнутом состоянии попытались повести к двери. А я не шёл, нога заболела, так что пришлось поджать ноги, и по сути меня понесли. Занесли в один из кабинетов, где находились двое командиров госбезопасности – хозяин кабинета в звании старлея и лейтенант, который ночью меня брал, и конвоир, что отводил меня в камеру.

Старлей с ходу у меня спросил:

– Как вы оказались в камере изменников родины?

– На них не написано, что они изменники, – пробурчал я. – Завели и заперли.

– Этот? – указал старлей на бледного конвоира.

– Этот завёл в камеру, она вроде полная была, судя по спёртому воздуху и шуму дыхания. Потом другой пришёл и отвёл в камеру, где мне свободное место нашлось на нарах.

– Точно другой? – прищурился старлей.

– Точно, он повыше был. А что случилось?

– Тут мы вопросы задаём, – отбрил хозяин кабинета и приказал конвоиру: – Свободен.

Когда тот вышел, хозяин кабинета, откинувшись на спинку стула и сцепив руки на животе, стал задумчиво меня изучать.

– Чего? – осмотрел я себя. – На мне узоров нет и цветы не растут.

– Ты был прав, нагл чрезмерно, – кивнул старлей лейтенанту.

– Вот и я говорю, что это подозрительно, – откликнулся тот.

– Хм, пройдите через круги ада на передовой, тоже чувство страха атрофируется. Так чего меня арестовали, есть причины?

– Не арестовали, а задержали до выяснения, – перебил старлей. – На вас поступила анонимка, что вы состоите в банде, ездите на угнанных машинах, участвуете в налётах, вас видели вместе с людьми, которые говорили на немецком.

– Ух ты! Серьёзные обвинения. И что, доказательства представлены? Хотя, постойте, что-то такое я припоминаю. Ну да, две недели назад участвовал в налёте на сберкассу в центре города. Да по ошибке перестрелял соучастников. Мне потом милиция также по ошибке благодарность объявила, бывает. Или вот: восемь дней назад я доставил шефскую помощь нашему госпиталю, продовольствия полную машину. Это тоже, наверно, считается диверсией? О, а по поводу встречи с немецким резидентом. Я немецкий учу и желаю получить разговорную практику, и нашёл такого собеседника, профессора медицины, знающего немецкий в совершенстве, но то, что он резидент, я не знал, спасибо, открыли мне глаза. Что же вы сидите? Быстрее нужно хватать его, пока он ложкой подземный ход к немцам не прокопал.

Несколько секунд старлей пристально смотрел на меня, после чего вздохнул.

– Вы можете быть свободны. Свои вещи заберёте на выходе. Извиняться за задержание не буду, из-за вашей наглости. Свободны.

Вызванный конвоир сопроводил меня к выходу. Там я получил свои вещи, но пистолета не было, что меня возмутило.

– Эй, а оружие?

– А у вас есть документы на него? – поинтересовался дежурный, что всё выдавал.

– Это трофей, взятый мной лично в бою.

– Будут документы на него, получите.

– Не боитесь, что ответка прилетит?

– Что? – не понял тот.

– Потом поймёте.

Мысленно матерясь, я покинул здание управления НКВД и направился по площади к одной из улиц. Махнул рукой, подзывая пролётку, они тут обычно дежурят. Сообщив адрес, я велел побыстрее доставить меня до места.

Не стоит думать, что я такой борзый, отчего так себя вёл, не имея ума. О нет, я первым делом окидывал взглядом собеседника, снимая с него психоматрицу, опыт у меня был, исходя из этого и строился разговор. Старлею импонировали наглецы, так что тут я сыграл хорошо. А на выходе просто сорвался. На нервах был. Зря, конечно, но насчёт ответки я серьёзно. Арсеналы управления изрядные, даже несколько броневиков в гараже имелось, я успел их осмотреть сканером и решил подчистить их, полностью. В ответ за то, что пистолет прикарманили. Посмотрим дальше, может, злость и пройдёт.

Добравшись до дому, я первым делом затопил печи. Дом остыл, не хватало ещё, чтобы трубы водопровода полопались, но нет, к счастью, успел. Аня вечером будет, так что я всю одежду отправил в стирку, запах отбить, ну и сам попарился. Успел дела переделать, потом достал из браслета мотоцикл с коляской и покатил за женой, не хотел на трамвае трястись. Аня знает: без меня госпиталь не покидать, я всегда встречу её. Москва сейчас с наступлением темноты опасна, разного криминала хватало. Я усадил жену в коляску, и мы вернулись домой. Закатив мотоцикл в амбар, я убрал его в браслет. О том, что ночь не дома провёл, я ей не сообщил.

Где-то за полночь, обнимая жену в постели, я наконец дождался, когда участковый отправился в туалет, а там гнилые доски подломились, и он утонул. Я помог, дальности работы амулета-помощника хватало. Я же говорю, всегда ответку возвращаю. Интересно, как именно жители нашего района будут описывать его гибель?

Следующие пару дней всё прошло нормально. Участкового похоронили, хотя то, как он погиб, всё ещё вызывает улыбки у некоторых горожан, слух действительно разнёсся. Я продолжал работать с бронетехникой, все тридцатьчетвёрки, которые забрал обратно у немцев, были мной вооружены и заправлены и вполне на ходу. Я только профилактику провёл. Ну и КВ-1 начал заниматься, пока парочку снарядил и к боям подготовил. Все эти танки имели окраску немцев и кресты, но перекрашивать я не стал, хотя бочки с нужной краской были. Сегодня у Ани ночное дежурство, так что я подготовился и, когда стемнело, на эмке, той самой, на которой в первые дни катался, направился к управлению НКВД. Дальше, используя амулеты, я пробрался на склад вооружения. Вернул свой «парабеллум» и выгреб патронов к нему, всё, что было, да пару ящиков гранат, после чего покинул здание и, добравшись до припаркованной на соседней улице машины, вернулся обратно. Не думаю, что моё посещение и пропажу заметят, значит, никто не пострадает, ну и желание вернуть своё удовлетворил, даже компенсацию получил.

Дома, устроившись на кровати, сон почему-то не шёл, я размышлял. Эта вся мышиная возня мне поднадоела. Хотелось активных действий. Пока немцы пытаются прорвать оборону, а наши держатся, стоит поработать по тылам противника. Повеселиться хочу, скучно мне, ещё погода эта угнетающе действует, хочу на море, на Мальдивы, к солнышку и золотистому песку. Поэтому я решил встряхнуть себя. Не скажу, что я такой адреналиновый маньяк, но встряска изредка мне требовалась, я это ещё по прошлой жизни заметил.