Я маг, ауры видел, и когда мне лгут тоже вижу. Так что спрашивал я того с активным магическим зрением, и видел, что все его слова враньё. Убрал пока в аурное хранилище, потом допрошу. А так отбежав, вскоре поднялся на «мессере», и потянул в нужную сторону, к тому где погиб Астахов. Был там уже вскоре. Меньше получасу лёту. Вот и стал крутиться на малой высоте, сбавив скорость. «Мессер» машина вполне скоростная, а тут на ста километрах в час, приходилось удерживать. Дело в том, что в салоне одной «эмки», думаю генеральской, но скорее всего высший чиновник Политуправления ездил, там занавески из бархатной ткани. Красной. Думаю, этот материал на стяги и идёт. Прежде чем взлететь, я достал ту «эмку» и вбил в память сканера этот материал. Поэтому прибыв на место и начал воздушный поиск. Пока сканер работал, то засёк аж шесть откликов, на довольно небольшом расстоянии. Так что сел на чистой, почищенной от битой техники дороге, убрал «мессер» во второй номерной медальон, и побежал по первому отклику. Я решил посетить все точки обнаружения. И знаете, ошибка всё же была, с двумя откликами. Там тоже бархатная ткань была, но это не стяги. В одном месте покрывало в разбитой штабной машине, что второе не понял, обгорело сильно. Нашёл я закопанными три полковых знамени, двух стрелковых полков и артиллерийского, и моей родной Седьмой танковой дивизии. Судя по пятнам крови, на материи, и небрежности сокрытия, закапывал некто явно раненый, обессиленный. Там глубина небольшая, и явно руками присыпали холмик. А вот пятый стяг оказался в братской могиле, обёрнут вокруг торса одного из тел. По форме, из политработников. Погиб от пулемётной очереди, сканер показал.
Четыре стяга я откопал, а что делать с пятым? Оставлять нельзя, но и очень не хотелось могилу трогать. Вспомнив о том парне что следил, достал, и по жёсткому допросил. С каждым разом это было всё проще и проще делать. Писарь он, как же. Услышал, что у меня проблемы с памятью, вот и представился. Ловкий малый. Из наших предателей, две недели курсов спецшколы и сунули в лагерь чтобы обтесался, форма замаралась, пах как надо, а там сбежал бы. При конвоировании. Что дальше ему спланировали, тот не курсе. А тут лагерь освободили, и он решил ко мне примкнуть. Кстати, в лагере он не один был такой, из той школы, двое коллег точно с группой полковника ушла. Сдадут, точно говорю. Вот ведь проблема. Сильно я его не ломал, так в ноги потыкал шомполом, насквозь, тот боли боится, вот и предложил оплатить жизнь, раскопать могилу и достать военный стяг. Легко согласился, очень жить хотел. Я выдал ему лопату, сам встал подальше, чтобы не дотянулся, и наблюдал. Тот за час и могилу выкопал, и закопал. Три тела пришлось в сторону убрать, чтобы доступ был к нужному. Эх, сколько тут ребят полегло. Дальше раздел старшего политрука, меня от вони аж шатало, а этот ничего. Я преисполнился радостного ожидания, политрук-то танкист. Не нашего ли полка знамя? Немецкий агент отвязал стяг, пропитанный трупным ядом, убрал в вещмешок, что я подал, и всё аккуратно закопал, как и было. На этом и отпустил.
– Всё, иди, раз слово дал.
Ох тот стрекача и задал, падая часто, ночь же не видно ничего, а я бегом до дороги, вещмешок убрал в один из медальонов, и полетел обратно. Там сел недалеко от места стоянки, подбежал к берегу быстрой речушки, к слову ниже по течению от лагеря, достал знамя и разочарованно выругался. Не моего полка знамя, Четырнадцатого, но он из нашей дивизии. Так что расправив, погрузил в воду. За несколько часов всё смоет проточной водой, закрепил палками, чтобы не унесло, сам помылся, с мылом, несколько раз, и к лагерю. Там опознался у часового и стал выяснять, что было за время моего отсутствия. Вернулся я на рассвете, уже светло почти было. А ведь такое дело сделал, знамёна вернул. Как бы полковника предупредить о засланцах?
***
В камере было слышно только раздражающий монотонный стук капель, и тишина. Иногда было слышно шаги охранника, чей-то плач, но и всё. Сегодня двадцать пятое августа, и я уже три дня как срочно был доставлен в Москву и вот нахожусь в камере Лубянки. Даже не знаю, как отблагодарить за это. Я уже три дня плотно работаю и создаю основу плетения для магии големов. Пора начинать, дали вот свободное время, на допросы мало таскают, дело-то ясное. Просто не знают по каким формулировкам под суд отдать. Хотя то, что до этого дойдёт, пятьдесят на пятьдесят. Впрочем, начну сначала.
Рядом с Минском я всё же сформировал свою мангруппу. Танки доставать не стал, шумят и звенят, а вот броневики, особенно в темноте, от грузовиков по звуку не отличишь. Да, гусеничная техника без дорог хорошо ходит, но я и не собирался покидать дороги, на которых броневики вполне хороши. Поэтому достал шесть пушечных броневиков, три из которых радийные. Экипажей только на столько машин хватило. Плюс зенитка, счетверённых пулемётов, ею капитана авиатора поставил командовать. Сам не летает, так пусть другим на даёт. Сформировали роту мотострелков, и начали работать, преимущественно по ночам, осветительные ракеты у меня есть, из пары вагонов тиснул, немецкие. Здорово помогали. Сначала обтесались, я лично днём проводил разведку, составлял карту объекта, мой штаб, сформировал небольшой, нужная вещь, тиражировал, у каждого бойца была бумага, и тот точно знал свой манёвр. За семь ночей хорошо обтесались на таких налётах. Разгромили шесть тыловых частей, два аэродрома, три лагеря военнопленных освободили, два десятка складов уничтожили, расстреляли три эшелона на железной дороге и на седьмую ночь, с наглостью которой от нас никто не ожидал, устроили налёт на Минск, до этого мы подальше от него отошли и работали. Тут у нас были самые большие потери, до это их считай и не было, но справились. Освободили крупные лагеря для пленных, я там неплохую разведку провёл. И оттуда, пока темно, сразу двинули прочь, успели удрать, на Слуцк.
Стоит сказать, что мангруппу людьми часто пополнял, избавился от балласта на аэродроме, раненых, и тех, кто не нужен, от ВВС, или командиров, отправлял к нашим воздухом, на захваченных самолётах. Рапорта передавал. Так что о моих действиях точно должно быть известно. Ну до Генштаба вряд ли дойдёт, но то что действует бронегруппа капитана Астахова, точно должно быть известно. В Слуцке с нашим уже набранным опытом, освободить девчат, да зачистить от немцев город, труда не составило. Машины уже были, добыл, и рывком в сторону Киева. Там ближе всего. Пробили брешь, нашёл слабое место, наши атаковали навстречу, и ушли в тыл. В районе Чернигова. Там как раз штаб Пятой армии стоял. Нас туда. Девчат и остальных проверили, я один с документами был, занимались этим, рапорта писал. А меня в штабе чествовали. Мы ведь когда выходили, атаковали штаб пехотной дивизии Вермахта, я для этого достал два «КВ-1», даже в плен командира дивизии взяли, правда, серьёзно раненого и контуженного, но это первый пленный вражеский генерал. Я ещё и все пять стягов сдал, что также было воспринято с небывалой теплотой, особенно от Политуправления. Ну а меня затребовали в Москву. Не успел. Вечер уже был, ночью вылетает транспортник, он воздухом и доставит. Днём наши старались всё же без крайней нужды не летать. А тут немцы налёт устроили, тридцать бомбардировщиков «Юнкерс». По сути уничтожили мою мангруппу. Много бед та им натворила. Отомстили всё же. А я не понял, как они это смогли сделать? Разобрался, выехав к месту трагедии. Техника же была рассредоточена, люди тоже, всё под маскировочными сетями. Может ракетчики выдали место стоянки?
Оказалось, поступил приказ, выгнать всю технику и выстроить в линеечку, и людей построить, а тут налёт. Именно мои ребята и были целью, работали только по ним с высоты, густо сыпя мелкие бомбы. Даже среднего калибра не было. Грузовики и броневики в хлам. Люди тоже. Только два «КВ» по сути и уцелели. И техники побило немало, и моих людей. МОИХ! Я сразу узнал кто отдал этот приказ, подставить мою мангрупуп, полковой комиссар Давыдов, из Политуправления армии генерала Потапова. Я вернулся в штаб, а там этот Давыдов. И знаете, что я сделал? Достал «Наган», и покрутил барабан:
– Капитан, не дури, – с напряжением в тоне сказал Потапов, командующий Пятой армией. – Ты должен понимать, что это случайность.
– Я прекрасно понимаю, что у вас тут вражеская агентура работает вольготно, что своим хозяевам и сообщила о нас, и где мы находимся, а этот полковой комиссар на блюдечке вынес моих людей для уничтожения. Я не виню его что он отдал приказ вывести людей и построиться, ему это тоже приказали, чтобы вы товарищ генерал, глянули на геройский отряд. Я виню его в том, что когда подлетали бомбардировщики, Давыдов категорически запрещал уводить людей и технику в укрытие, пока не посыпались бомбы. Сам-то сбежать смог, а людей моих побили. Там только пятеро не пострадали, остальные или ранены, или убиты. Половина группы погибла. И не думайте, товарищ генерал что я застрелю вашего политработника. О нет. Это называется русская рулетка. Смотрите, я извлекаю из барабана все патроны, и вставляю один, кручу барабан о ткань френча, и можно спускать курок. А теперь тебе говорю, убийца моих людей, хотя назвать тебя хочется ещё хуже. Берёшь револьвер, приставляешь к виску и спускаешь курок. Три раза, и если пустая камора попадёт, ничего тебе не сделаю, а если выстрел, тебя судьба покарала. Ведь есть же за что.
– Не буду я стреляться, – несколько нервно взвизгнул тот. – Нас часто бомбят, я думал они дальше летят.
– На то что ты там думал, мне покласть, не хочешь сам, буду делать за тебя. Да и сам поучаствую, чтобы честно было.
Я поднял револьвер, направил тому в грудь, и спустил курок. Все вздрогнули, но пустая камора, снова покрутил и приставил к своему к виску, и спустил тоже курок. Все молча за этим наблюдали, а командиров собралось три десятка, я тут самый младший по званию. Хотя были бойцы, что служили тут, тоже присутствовали. Снова покрутив, направил в грудь комиссара, тот сделал шаг назад. На него все с презрением взглянули, он явно трусил и не скрывал этого. Вот в этот раз грохнул выстрел, и полковой комиссар как сноп рухнул на пол. Попадание точно в сердце. Я математик, по треску барабана легко определяю где патрон, поэтому точно знал, что делал.
– Что и требовалось доказать. Кто прав, а кто убийца.
– Эх, капитан, – горестно покачал головой Потапов, и отдал приказ кому-то из подчинённых. – Арестовать.
Револьвер забрали, начальник штаба армии сам лично проверил и показал:
– Один патрон был, вот стрелянная гильза.
Ну а дальше всё оформили, меня под конвоем на тот же самый самолёт, что должен был в Москву доставить, он и доставил, но уже под охраной. А там на Лубянку и вот нахожусь тут третий день. Одиночная камера. Знаете, я на нервах был, спал мало, две недели в цейтноте, купировал целительским амулетом, понимаю, что чуть не в себе был, но я ни о чём не жалею. Легко тот ушёл. И что со мной будет, не особо волновало. Да я только тут нормально спать стал, выспался, девчат начал доставать, впервые с момента создания мангруппы, уже с ними развлекался. Ну точно нужно отблагодарить майора Северова, что моё дело вёл, всего дважды на допросы вызывал, за такой подарок. Нет, так-то меня бы в обычную камеру отправили, но я попросил одиночную и пожалуйста, нашлась. А то что вызвал, то хватило одного раза допросить, дальше приказал описать боевой путь моего полка и что дальше со мной было, пока не прорвался к нашим. Вот и писал рапорты. И второй раз для этого вызывали. Больше не вспоминали. Так что накапливал ману, наполняя накопители, и создавал плетение големов. Вот такая у меня история. Чёртов Давыдов, из-за этого куска дер*ма, в такую ситуацию попал. Людей больше всего жалко. Убийство полкового комиссара мне шьют, интересно будет узнать, чем всё закончится.
В общем, три недели про меня не вспоминали, реально, даже не вызывали, только шаги охраны и всё. Кормили три раза в день, утром и вечером каши и чай, с куском ноздреватого хлеба, в обед супчик. Не особо-то на баланду похожа. Не скажу что сытно, но я своим догонялся, так что порядок. В общем, первые три дня действительно отсыпался, с девчатами отдыхал. Им кстати камера не особо понравилась, да и сразу поняли где мы находились и не шумели. Потом встряхнулся, раз дают такую возможность, сделать плетение големов, то надо пользоваться, так что быстро вошёл в старый распорядок, в шесть утра встаю, умываюсь, зарядка, завтрак, и работаю. Плотно, до самого вечера, до десяти, когда отбой наступает. На время я не обращал внимание, но машинально отсчитывал, наступило шестнадцатое сентября, получается в камере я уже двадцать пять дней. Праздник-то какой. Правда, всё же пришёл конвоир, отрывая меня от дел, едва успел закончить очередной узел и установить в основе, чтобы плетение не рассыпалось, не обращая внимание на окрики от того, от открытой двери, так что сделал дело, собрался и двинул на выход. Меня насторожило то, что с вещами на выход. А ведь мне осталась неделя и всё, закончу. Этот амулет куда сложнее чем по хранилищам, и делается чуть дольше. Ещё неделя и закончил бы, а теперь что? Причём я не тратил время на медитации, чтобы заполнять камни накопители, только на создание плетения. Поэтому как было шесть камней полных маны в запасе, так и осталось. Хватит на сознание шести големов. Да, тут один накопитель, один голем.
Отвели меня к следователю, что вполне ожидаемо, майор был в кабинете не один, у окна стоял и перелистывал какую-то папку второй сотрудник наркомата, уже старший майор, по два ромба в петлицах было. Северов увидев меня, как боец доложился о моей доставке, махнул рукой и велел:
– Так, Астахов, подходи, садись.
– Торопиться не будем, сесть я всегда успею, – подходя и садясь на стул, сказал я. – Во, презент, отличную камеру подогнал гражданин начальник.
Несколько удивлённо крутя в руках и рассматривая трофейную шоколадку, майор, усмехнулся:
– Впервые меня благодарят за камеру смертников.
– Смертников?! – по-настоящему удивился я, не проверял сканером, просто работал, не до того было. – Ха, а я не понял. Теперь понятно кто там так плакал.
– А где я тебе ещё одиночную найду? Остальные битком. Хотя погоди, а откуда шоколад, там же постоянный досмотр?
– Ой, гражданин начальник, как будто вы не знаете о Чёрном рынке в камерах. Ваши конвоиры посредники. Деньги есть, что хочешь можешь купить. Я вон последние две недели не ночевал один, с девушками был. Мне, например, последняя понравилась, Аня, блондиночка, ух и сладкая. Во, на шее засос какой. Поэтому, гражданин начальник, а можно меня обратно? Очень прошу.
И положил ему на стол уже три шоколадки и небольшую фигурную бутылку коньяка. Тот несколько нервно оглянулся на того сотрудника госбезопасности у окна, и прошипел:
– Какой чёрный рынок, какие Ани ещё?!
– Ой да ладно, расслабься, пошутить нельзя. Хотя, узнав о камере смертников, начинаешь понимать почему всё это было. Перед смертью не надышишься, да? Ха-ха-ха.
Тролилл я майора легко, получая от этого несомненное удовольствие и тот похоже это понял.
– Так, – повысил тот голос. – Я для чего тебя вызвал. Всё, решение принято, суда не будет. Дело переквалифицировано в несчастный случай.
– Да, товарищ капитан, – отошёл от окна тот неизвестный командир. – Я начальник отдела, старший майор госбезопасности Марков, приношу извинения за действия своих людей.
– Не принимаю. Не вижу причин чтобы извинения приносить. Мне лично всё понравилось. Ещё бы недельку подержали в камере, вообще здорово бы было.
– Смешно, – показал улыбку старший майор, хотя его змеиные глаза были всё также холодны. – Ещё никто так не просился обратно в камеру смертников. А теперь на выход, вас там ожидают.
Я со стула бухнулся на колени, молитвенно сложил руки и покачивая ими, под шокированными взглядами обоих майоров, попросил:
– Ну хотя бы адрес Ани дайте, ну не будьте гадами, а?
– Конвоир! – рявкнул Северов, и когда боец заглянул, я уже стоял на ногах, указал на меня пальцем. – На выход его.
Так что горестно сложил плечи, руки за спину и на выход. По-моему неплохо вышло. Теперь охрану мою точно прошерстят, будут проверять что я говорил. Там два охранника ничего, а вот третий, плевал мне в тарелки. Плетение проверки пищи я уже сделал, в основу для амулета внедрил, слюна была, харкал щедро. Я это не ел, скидывал в парашу, своим питался, но запомнил. Ох чую и наведут там шмон. И я не был любимчиком этого поца, он всем так делал. А то что это камеры смертников, я действительно не понял. Ну осмотрелся сканером, прикинул как прорываться в случае нужды, дальше спокойно проживал, и главное работал. Выстрелы слышал, понимал, что приговоры выполняли, ну и что? Это же не меня водили. Суда ещё не было. В коридоре я уже скинул маску, развернул плечи, и с лёгкой улыбкой на губах к выходу. Пока спускались по лестнице, я спросил у бойца:
– Боец, как тебя там?
– Не положено. Прекратить разговоры.
– Ну да, так вот, я там вашему брату охраннику подлянку кинул. Скоро за вас серьёзно возьмутся. Чтобы вы знали кто виноват, кого благодарить, то это моё «спасибо» за того мордатого, со сломанным носом, что плевал мне в тарелки с пищей. Понял?
– А он так делал? – по-настоящему удивился боец, молодой и курносый, пробил его броню невозмутимости.
– Вот вас дрючить будут, помни кто виноват. А мордатому передай, ещё раз его увижу, язык ему вырву.
На этом конвоир сдал меня дежурному, в фойе ещё мялся лейтенант НКВД, что подскочил ко мне и воскликнул:
– Ну наконец-то, я вас тут уже час жду. Давайте быстрее, опаздываем.
– Ты ещё кто? – потирая короткий ёжик волос, меня обрили недавно, спросил я.
– Лейтенант НКВД Жариков. Ваш сопровождающий.
– Куда, сопровождающий?
– Там на месте всё объяснят, товарищ капитан. Очень надо побыстрее.
– Ладно.
Тут я повернулся к дежурному, ну и меня повели в отдельную коморку. Сдал то что на мне было, красноармейская форма без знаков различия, боты, и получил своё. Проверил, но всё чётко было, даже кобура с «Наганом» на месте. Форма капитана-танкиста. У меня ординарец был, выдал форму и фурнитуру, тот и пришил всё как надо. Так что переоделся, оружие проверил, зарядив, разряжено, у дежурного забрал свои документы, удостоверение командира, и на выход. Там на улице, кстати, не скажу, что холодно, хотя сентябрь, во френче вполне тепло. Даже жарко ещё. Хотя ночами думаю уже прохладно, и сильно. А так меня усадили в ожидающую «эмку», где сидел боец, тоже из НКВД, и отвезли в ателье, где портной накидывая на меня уже готовую парадную форму, капитана автобронетанковых войск, сказал, что будет готово через два часа. Сапоги у меня неплохие. Решили их оставить. Понятно, что награждение будет. После этого отвезли в общежитие для командиров, заселили в двухместный номер. Там лейтенант сказал, что вернётся за мной через три часа. Почти сразу зашла горничная, забрала сапоги, выдала полотенце и указала где душ. Ох и хорошо намылся, только в номер вернулся, а вторая койка свободная, соседа нет, решил продолжить работы с плетением, когда раздался стук в дверь. Выругавшись мысленно, я в одном нательном белье был, подошёл и открыл, изучая довольно молодого полковника, с малиновыми петлицами, и общевойсковыми эмблемами.
– Туалет дальше по коридору слева, – сказал я, но попытка закрыть дверь не увенчалась успехом. Тот ногу поставил.
– Нет, товарищ Астахов, я к вам.
– Ну заходите.
– Полковник Грабин, Генштаб, – проходя в комнату, представился тот. – С вами не поговорили в наркомате, ошарашили их. Кстати, в вашей камере обнаружили под койкой множество обёрток от конфет, шоколада, несколько в запасе спрятано было. Там сейчас серьёзные обыски идут, допросы сотрудников. Даже, кхм, резиновые изделия для встреч с женщинами были, использованные. Старший майор Марков, был очень зол, когда мне сообщил это. Просил передать спасибо за сигнал.
– Не очень расстроен, – усмехнулся я.
А что, я специально в камере оставил мусор, покидая её, а не поверят про Чёрный рынок и остальное, то при обыске доказательства вот они. Так что правильно всё сделал.
О проекте
О подписке