Рыбаком я был страстным, чего не отнять – того не отнять, но и охотой баловался, не без этого, однако только тут мне открылись новые горизонты. И сейчас стоит рассказать о том, что я всё же получил от Сашки, а это для меня как подарок с небес, и отказываться от него в здравом уме я даже не мыслил. Так вот, у Сашки было умение, хорошо развитое отцом, ну и, видимо, им самим. Это я говорю – умение, но на самом деле это был самый настоящий Дар, подарок с небес, причём в двух направлениях. Первый и, на мой взгляд, самый важный – Сашка был лучшим стрелком нашей области, да и, думаю, соседних тоже. Положить в шестилетнем возрасте мелкокалиберную пулю точно в голову кабану с четырёхсот метров, при том что у его любимой винтовки ТОЗ-8 прицельная дальность едва двести пятьдесят метров, – это нужно иметь огромный опыт и везение, но всё перекрывал тот самый Дар, данный природой. Правда, пуля вреда кабану не нанесла, лишь вырубила ненадолго, потом он, очнувшись, сбежал. Слабая убойная сила. И Сашка постоянно выдавал такие результаты в стрельбе, доказывая, что первый выстрел – не случайность.

Он был не только великолепным стрелком, но и следопытом. Когда я уже со всеми познакомился и заканчивал лечение, отец озаботился, не растерял ли я умения, а к тому моменту я уже отождествлял себя как Сашку. Не сказать, что мимикрировал, скорее просто вживался в роль, и многочисленные сестрёнки и единственный брат мне в этом изрядно помогли. Вот сейчас вспомнил о них – и как будто тёплая волна прошла по сердцу. За эти месяцы они реально стали родными, и я их постараюсь никогда не бросить. По собственной воле, конечно.

Отец был серьёзным бородатым мужиком и, несмотря на большую занятость, находил время пообщаться со мной, поговорить. Когда я начал ходить, тот с одобрением воспринял мои пробежки вокруг нашего участка. Он был большой, метров четыреста. Тропинку в снегу натоптал я серьёзную. А для детворы это было лишь веселье, вдогонку со мной бегали. Отец, когда увидел, лишь одобрительно усмехнулся в бороду и велел переходить на лыжи, а потом и в лес потащил. Хотел понять, растерял я свои навыки или нет. К моему на тот момент огромному удивлению, оказалось, что нет. Пока шли, отец тыкал пальцем в следы, что нам попадались, спрашивал, что это. Проводил таким образом экзамен, и сдал я его блестяще. Вот ведь, да я даже половины животного мира этого района не знал, а тут откуда-то всплывали из глубин, похоже, не моей памяти нужные слова, и я отвечал, и, судя по счастливому лицу отца, отвечал правильно. Причём не только кто прошёл, но и когда и куда. Сам от себя такого не ожидал.

Мы вышли на большую вытянутую поляну, явно возникшую при пожарище. Когда мы покинули дом, отец велел мне взять винтовку, которую я каждый день чистил и осматривал, привыкая, да с десяток патронов. Больше отец выделять для тренировки не хотел. Деревенские мы, один выстрел – одна добыча, и никак иначе. В засаде можно сидеть хоть сутки, но только один выстрел – и без добычи не возвращайся. В чём-то отца я понимал, так что старательно целился. А он с каждым разом уносил мишени всё дальше. На четырёхстах метрах я уже не был уверен в результате. Но попал, три пули – и все в цель. Сам не ожидал. Винтовка была неновая, не сказать что расстрелянная в хлам, но, похоже, скоро и до этого дойдёт, однако всё на месте, ложе крепко держится, так что пока послужит. Да и уж больно удобная она для меня – и лёгкая, чуть больше трёх кило, и ухватистая. Ложе теперь было ореховым, отец выстругал новое из запаса высушенного дерева: моё старое было разбито пулей.

После того дня я уже почти каждый день уходил в лес, тренировался. Сашка отцу был помощником, и я, поначалу получая мелкие задания, вернулся в струю, в которой раньше тот жил. Он был пареньком крепким, тренированным, но как-то однобоко тренированным. Охотник и следопыт. Бой с ножом, которым я владел на уровне армейских знаний, у него не был развит, тут уже я старался. Даже обломок косы превратил в метательный нож и учился, учился и учился. Из леса возвращался редко без добычи. Ну не встречалась. Шёл бы на охоту, то что-нибудь да добыл, а так, выполняя поручения отца, больше знакомился с лесом. Нравилось мне здесь. Отец, когда заново знакомил с лесом, показал границы своего участка. Часть по реке Нарве шла. По весне, когда снег сошёл, мы с отцом уже иногда покидали дом на двое, а то и на трое суток, и уже знал, где можно ходить и где нет. Обширный у отца участок, за день не обойдёшь. Даже болотина в одном месте, с топями.

Навык Сашки в охоте и умении ходить по следу я перенял, причём, судя по довольному виду отца, перенял полностью. Мы не раз загоны устраивали на разную дичь, кабанов или лосей. Я больше загонщиком был. Когда важные люди на охоту к отцу приезжали, он там старшим был, я особо старался на глаза не лезть. Моя добыча в основном была из мелкой дичи – зайцы, лисы, волка пару раз брал, да только повывели их в окрестностях. Кабан уже редкость, всего раз и было, да и крупная пока не для Сашки. Тупо не дотащить до дому, тяжело. К тому же лесники мы больше, а не охотники, чтобы постоянно с дичью возвращаться. Раненое животное добить, из капкана браконьера достать – это да, а чтобы чисто охотиться, то не всегда получалось. Кстати, зайца, что я сегодня взял, как раз из капкана браконьера достал. Капкан же, замаскировав, установил как ловушку, где следы браконьера проходили, чтобы он сам напоролся. Отец такие мои методы не одобрял, более того, ещё и запрещал их, но я всегда действовал по-своему. Капкан мелкий, вряд ли повредит ногу, но намёк лиходею будет ясный.

Вот так я ходил по лесу, сначала на лыжах, потом, когда снег сошёл, уже в крепких сапогах. Кстати, пора менять, уже тесными становились. Не расходишься. Я сейчас в таком возрасте, что рост скачет только так.

По первому Дару, данному Сашке природой, вроде всё, теперь о втором. Музыкальный слух. Я сам в принципе музыку люблю, тем более жена была профессиональная певица, но тут мой уровень вообще подскочил. У Сашки была гитара, подарок отца на одиннадцатилетие, но она сгорела в доме вместе со всем имуществом. Повезло, что крики соседей всё семейство тогда на ноги подняли, и они успели выскочить уже из горевшего дома, кашляя от дыма. Причём в основном в чём мать родила. Так-то семейство у нас, похоже, крепкое было, не сказать, что зажиточное, но крепкое. Ничего из имущества практически спасти не удалось. Сашка вытащил из дома лишь ящик с оружием и патронами. Пока отец выводил из конюшни служебных лошадей и телегу.

В дом деда пришлось вселяться в уже студёные дождливые дни осени. Одеждой и едой помогали другие соседи. Повезло, что при пожаре обошлось без жертв, ожоги у многих были, но никто не погиб. Некоторые семейства-погорельцы покинули деревню, по родственникам разъехались. А сейчас уже от дороги видно шесть новых срубов, стоящих на опорных быках, среди них и наш дом. Отец с охоткой рубил нам новую избу. Я в этом тоже участвовал. У соседей уже под крышу начали подводить, но отец не спешил, и правильно делал. Печник работал внутри и поднимал две печи, кухонную и отопительную. Когда трубы поднимет до нужно уровня, тогда и крышу будем заводить. В этот раз отец твёрдо решил: железную крышу делать, не соломенную, как раньше. Даже с кем-то насчёт кровельного железа смог договориться. Обменом, живых денег в деревне почти не видели. А на обмен было что, отец ведь и бортничеством занимался.

Хорошо, во время пожара погреб и ледник уцелели, было чем прокормиться в студёную зиму. Да и живность дворовая уцелела. Включая собак. А у отца их было пять. Один дворовый пёс, Шарик, в будке на привязи жил, и четыре охотничьи лайки.

Три сейчас с отцом ушли, его второй день нет, а вот одна, молодая сучка, была со мной. Белкой звали. Я сижу и ем, а её нет, непорядок. Уже должна объявиться. Может, что интересное нашла? Действительно нашла, выскочила из-за деревьев и по только-только проклюнувшейся травке рванула ко мне с добычей в пасти. Птичку умудрилась отловить. Так что на мою еду псина не претендовала, улеглась неподалёку и тоже захрустела, изредка отфыркиваясь от перьев.

Так, что-то я отвлёкся. У Сашки, действительно, был второй Дар. Гитара сгорела, но мне уже все уши протрещали, какой тот самоучка, как он хорошо, даже великолепно сам научился играть на гитаре, даже ноты разбирает. Проверить было сложно, несмотря на одарённую жену, сам я в музыке разбирался… скажем так, где попса и где рок, понять смогу, любил, кстати, последний, в остальном всё сложно. А тут Татьяна принесла вдруг гитару. Одолжила у одноклассницы, а та – у брата. На три дня. Я попробовал, так, с большим сомнением, и понял: всё, пропал. Теперь я понимал жену, что это такое. Знаете, как было тяжело отдавать гитару через три дня, но пришлось. Отец тоже не чужд музыки, особенно когда струны не звенели, а пели. Играл я по памяти, причём музыку из своего родного мира, собирая огромное количество слушателей. Необычная для тех она была, заводная. Даже исполнил несколько композиций жены, Екатерины Даниловой, если кто не слышал, Интернет – наше всё. Странно даже, не думал, что по памяти смогу всё исполнить, а ведь смог, и легко. Вот такой был дар у Сашки. Гитару отец реально сейчас не мог позволить, такие траты, мы дом строили, так что это моё дело, сам добуду.

Вживался я в новую роль не сказать что со скрипом, но реально было тяжело, столько экзаменаторов вокруг, пристально следящих за мной, особенно из младших родичей, донося родителям о любом моём странном поведении. Ну да ладно, вжился, благо амнезия помогала сгладить многие углы, да и отец был доволен, главные умения остались, а остальное нарастёт. На ноги встал и быстро пришёл в норму. Для него я мало изменился. Вот мне роль Сашки была не сказать что по нраву, тем более на будущее были огромные планы.

Как я уже говорил, сообщать кому-либо о себе я не хотел категорически, прекрасно понимая, чем это может закончиться, а свободу, даже такую иллюзорную, терять не хотел. И начал по-новому ставить себя. Это было не просто, но постепенно мнение родных и окружающих о себе менял. Всё же я был руководителем, именно руководителем, не только работягой, иначе не поднялся бы, так что по-тихому, не торопя коней, я стал создавать мнение у родни, что не последний человек в семье. Причём достиг довольно заметных успехов, если даже отец со мной советуется относительно постройки дома. Кое-что я знал и действительно давал дельные советы. Так что уважением стал пользоваться даже большим, чем Сашка до меня. Поверьте, это немаловажно для моих планов.

То, что Таня поедет учиться, да не куда-нибудь, а в Ленинград, на семейном совете было решено ещё год назад. Отец, кстати, тоже в Ленинграде учился. Сестра в принципе была не против, хотя сама мне призналась – любила мне поплакаться в жилетку, – что мечтает стать детским врачом, но раз отец сказал в лесохозяйственный техникум, значит, туда и пойдёт. Однако пожар изменил и эти планы: средств, чтобы отправить дочь учиться, у родителей попросту не стало. Именно это и оплакивала Таня: она и учиться хотела, и город посмотреть. Вот тут я и сказал решающее слово, собрав семейный совет: нужно отправлять Таню учиться. Сейчас или никогда, позже будет поздно. Аргументов выложил много. Дед с бабкой были только за. Готовы всё отдать, лишь бы вывести старшую внучку в люди. Отец же с матерью сомневались. Была причина. У матери всего одно выходное платье было, да ещё то, в чём она по дому ходила и на работу, остальное забрал пожар. У Тани вообще одно платье, в школу в нём ходила. Экзамены чтобы сдать, платье матери брала. Так что бедны мы были как церковные мыши. Ну не совсем прямо так, но близко. Всё уходило на постройку дома, а его, кровь из носу, нужно построить до осени. Вон, доски ждём для пола и потолка. Для стропил уже есть. И ведь не скажешь им, что бессмысленно это: не будем мы в нём жить, костьми лягу, а не будем, однако тайну я хранил при себе. В моих планах летом покинуть эти края, причём со всей семьёй и навсегда, но после начала войны. А вот перебраться я планировал в Москву, сложная и долгая дорога предстоит. Однако сначала нужно ко всему этому подготовиться. Этим я и занимался. А пока строились.

Всё же я смог убедить и родителей. Более того, даже уверил, что лично сопровожу Таню до Ленинграда и помогу ей устроиться не только в техникум, но и на такую работу, чтобы было время на учёбу. Стипендию, конечно, никто не отменял, но помогать мы ей фактически не будем, так что на пропитание Таня должна заработать сама, та была согласна даже с этим. Девчонка действительно была боевая, работящая, острая на язык, отличница и аккуратистка. В общем, устрою её и, убедившись, что она освоилась, вернусь обратно. К моменту совета я уже имел некоторый авторитет, все знали, что слов на ветер не бросаю, да и вообще вёл себя серьёзно, поэтому почти неделю шли разговоры, пока отец не дал добро. Ещё убедило их то, что денег нам нужно по минимуму, крохи. Только на дорогу. Дальше Таня, устроившись на работу, начнёт кормить себя сама. Вот еды нам планировали дать побольше. И завтра мы покидаем нашу деревеньку и отправляемся в путь. Отец на телеге добросит нас до райцентра, там посадит на поезд, и дальше двинем в плацкартном вагоне до Ленинграда. В Сланцах, куда мы ходили в школу, была железная дорога, в основном там проходили товарные и грузовые составы, но раз в сутки проходил поезд на Ленинград и обратно. Посёлок был новым, отстроенным не так давно, с десяток лет назад, у месторождения горючего сланца.

Версия с Ленинградом и техникумом – для родителей. Мы же поедем в Москву. Я понимаю, что денег нет, но эту проблему я решу, это как раз в моей компетенции. Так что Москва, медицинский институт, надежда, что Таня переживёт эту войну и станет дипломированным специалистом. А уж родителям я по возвращении объясню, что так надо, найду нужные слова. Не думаю, что мама будет возражать, она как раз одобрит, врач в семье – это хорошо, хотя отец расстроится. Смену себе растил. Кстати, если он думает, что я пойду по его стопам, то зря, я выбрал себе ту же профессию. Не наскоком, после долгих раздумий я тоже решил стать врачом, у меня ведь снова всё будущее впереди, можно выбирать, принимая взвешенное решение. В прошлую свою молодость о будущем я как-то не задумывался, а сейчас ещё как подумал! Взрослый мужик в теле пацана, да и повадки это выдавали, дед не раз задумчиво поглядывал на меня. А так нужная и необходимая профессия. Так что пусть на других надеется, детей у него много, а я пас.

Причина отправиться в Москву – думаю, Танюша возражать не будет, да что не будет, уверен, она и пешком туда согласится идти, лишь бы мечту осуществить – была не только в ней. У меня были свои обстоятельства посетить Златоглавую. Сообщать о себе я не хотел, но вот гложило в груди, томила не то чтобы тоска, но что-то вроде неопределённости. Ну не могу я вот так прикусить язык и молчать. Нужно дать информацию, нужно, но так, чтобы на меня не вышли. Нельзя допустить катастроф с фронтами, блокадой Ленинграда и остальными бедствиями, нельзя. Так что у меня один выход: написать письмо и отправить его не Сталину, а Берии, и если оно до него дойдёт и он поверит в написанное и проверит, то сам решит, передавать его дальше или нет. Правда, как только поймёт, что информация верна, искать меня будут по-серьёзному, но надеюсь, всё же не найдут.

Стряхнув крошки с брюк, я поправил котомку и, встав, подхватив прислонённую к стволу винтовку, направился к дороге, что вела к нашей деревне. Тут до неё близко. Выйду недалеко от места боя, где был ранен, а скорее всего, убит Сашка, – я занял опустевшее место, в этом я уже уверен. Естественно, я тщательно осмотрел место боя, когда более-менее встал на ноги. Меня сюда Димка, братишка, сопроводил. Теперь стало понятно, почему были ранены участковый и Сашка. Не самое удобное место попалось. Бой вёлся со стрельбой практически в упор. В этом месте дорога спускалась в небольшую балку, там сейчас огромная лужа, и выныривала из-за густых кустов, голых из-за зимы. Так что встреча бандитов с участковым была неожиданной для обеих сторон. Так и разгорелся бой. Как объяснил Пахомыч, он пропустил бы их, не сообразив, что это банда, но те первыми стрелять начали. И он достал из кармана полушубка свой ТТ и разрядил магазин. Снег – укрытие плохое, так что получал ранение за ранением, когда подоспел Сашка, и бандиты, решив, что с участковым покончено, переключились на него. Деревья тут заросли густым кустарником, так что, чтобы тщательно и прицельно бить, нужно было выйти на опушку, что свело преимущество винтовки по дальнобойности на нет, и та была почти на равных с револьверами. Бандиты действительно частили, а Сашка стрелял редко и точно. Если бы не берёза, за которой он укрывался – я специально осмотрел её ствол, с десяток пуль засело, – кончили бы пацана, без вариантов. А тот, может, охотник и хороший, но не боец, совсем не боец. Ничего в тактике не понимает. Я пока на месте крутился, с пяток подходящих мест для обороны обнаружил. Кстати, пули я выковырял, отцу на дробь.

Выйдя на дорогу, я обернулся и посмотрел в ту сторону, где за поворотом было место боя, в котором мне в действительности поучаствовать не пришлось, хотя все лавры победителя достались именно мне. А как же, помимо благодарностей от начальника районной милиции мне торжественно была вручена грамота юного помощника милиции и дарственный подарок. Хотелось бы часы, но нет, это был посеребрённый милицейский свисток. Ничего, часы я себе тоже добуду. Редкость в это время они, даже у отца их не было, а вот у участкового были. На дороге я обнаружил знакомую фигуру в длинной тёмно-синей шинели с рядом пуговиц, перетянутой портупеей. Участковый наш оклемался и уже вернулся к службе. Это он, стараясь не забрызгаться и обходя лужи, шагал в сторону деревни. Так что я остановился, вместе дойдём. Белка, сев рядом, прижалась к ноге, и я стал поглаживать ей макушку, отчего псина млела.

Когда участковый подошёл к моему сухому островку, сбивая грязь с сапог, протянул руку, здороваясь. Рукопожатие у него было уверенное и крепкое.

– Смотрю, удачно сходил? – кивнул он на глухаря и на зайца.

– Да, глухаря сам снял, зайца из капкана браконьера достал. Завтра мы с Таней уезжаем в Ленинград, мама решила курицу зарезать, нам в дорогу сварить, но я решил в лес за дичью сходить, так что спас несушку. Повезло, вспорхнул с ветки, снял его на лету, а то пришлось бы на верхушку за добычей лезть, а так сам к ногам упал, Белка принесла.

Молодая псина, услышав своё имя, посмотрела на меня. А мы, общаясь, неторопливо пошли к деревне. Сразу привлекали к себе внимание свежие срубы, на всех велись работы, и до нас доносился перестук топоров. Дом участкового от пожара не пострадал, но он приютил одну из семей на зиму, так что у них тоже было тесно. Сейчас-то полегче, я вон сам перебрался на сеновал, сплю там, закутавшись в толстое одеяло, ночами-то холодало. Да ещё Димка, что хвостиком направился следом за мной, подогревал с одной стороны. А так нормально, свежий воздух, здоровая пища, что ещё нужно организму? Так что тренировки свои я не забросил, и мешок, висевший у нужника, околачивал, и пробежки совершал, совершенствовался, так сказать, физически. Однако и ножом учился работать. Кстати, участковый в этом деле оказался искусным мастером, даже не ожидал, и, заметив мои тренировки, подумал и взял всё в свои руки. Так что за три месяца он мне поставил удары, ну и дал основы. Дальше уже учился я сам, уходя в лес. Тренировал кисти обеих рук и доводил удары до автоматизма. Теперь я мог и защищаться от ножа и выходить с ним против противника, даже нескольких, если только те одного со мной возраста. Со взрослыми тоже можно, но сложнее. Отличный учитель оказался участковый.