– А то! Кстати, в колонне еще два целых фотоаппарата нашли и чемоданчик с аппаратурой для проявки и печати фотографий. Один аппарат и чемоданчик я себе забрал. Они мне пригодятся. Я уже начал делать снимки колонны и погибших девушек для подтверждения.

– Гольдберга возьми, он работал в фотоателье до войны, – подсказал я.

– Да? Сейчас к нему схожу.

Проводив Аделя взглядом, я снова задумался, разглядывая машины. Блин, куда сажать людей?!

Практически в это же время донесся крик наблюдателя:

– Пыль с запада!

Наблюдатели уже четырежды сообщали об опасности, но это были немецкие самолеты. Трижды они проходили на большой высоте, и лишь однажды нами заинтересовался одинокий «мессер», крутившийся вокруг дымившей колонны, пока не снизился и не получил в бок от замаскированной зенитки Индуашвили. Остальные у нас стрелять не могли. Если только «эрликон», но расчет лишь начал с ним осваиваться, так что в прикрытии у нас были только «максимы». Да ладно. «Мессер» получил очередь в бок да, задымив, ушел на бреющем. Может, и упал где, кто его знает? Однако в этот раз наблюдатели сообщили о пыли, значит, кто-то движется по дороге со стороны границы.

Скомандовав занять круговую оборону, я побежал к наблюдателю, слыша за спиной топот Аделя.

Подняв свой бинокль, присмотрелся к точкам и столбам пыли за ними.

– Наши, – известил я всех присутствующих.

– Да, впереди наш патрульный мотоцикл, что мы отправляли осмотреться, за ним автобус. Дальше пыль сплошная, не видно ни черта, – пробормотал, подведя резкость у своего бинокля, Адель. Благодаря колонне, теперь у всех командиров они были. У домовитого Непейбороды даже три.

– Похоже, встретили кого-то и ведут к нам. Но все равно пусть бойцы занимают позиции, мало ли что?

Обернувшись, я посмотрел на сразу опустевшую низину. До этого тут носилось два десятка бойцов, что-то перетаскивая или помогая разгружать, теперь же пустота. Да тела убитых немцев, разбросанные по обочине. Их не стали хоронить, просто оттащили в сторону, чтобы не спотыкаться.

Через минуту, когда небольшая колонна приблизилась, стало ясно, что кроме автобуса там еще присутствовала полуторка с закрытым кузовом, что заставило меня радостно подпрыгнуть. Техника мне была нужна.

Как только колонна остановилась рядом с нами, обдав пылью, я взмахом руки велел сидевшему в люльке у пулемета бойцу докладывать.

– Товарищ командир, во время патрулирования были встречены артисты театра. Они прятались в роще. Когда мы их обнаружили, попросились к нам.

– Ясно, свободны. Колонна сформирована, вы назначаетесь в головной дозор. Свободны.

– Есть, – козырнул мотоциклист. Взревев мотором, мотоцикл скатился в низину и взлетел наверх на другом конце, где уже стояла наша колонна, ожидая отправления.

Как только мотоцикл тронулся, я осмотрел автобус. Без сомнения, он принадлежал какому-то предприятию. Водитель не убрал с лобового стекла знак «Вахта», да и цвет был желтым. Та же «эмка», принадлежавшая ранее секретарю обкома (я нашел бумаги в бардачке), была черной.

Подойдя к закрытой двери, я постучал и, как только ее открыл невысокий живчик хрущевского вида, бросил внутрь:

– С документами на выход.

Сделав пару шагов назад, посмотрел на кабину полуторки, что стояла сзади, и взмахом руки велел водителю и пассажиру покинуть ее.

Из автобуса вышли восемь человек, к ним присоединились двое из полуторки. Чуть позже – водитель автобуса, да и то только после моего окрика. Среди явных гражданских выделялись двое в военной форме. Один младший политрук, совсем еще молодой парень, другой гэбист. То есть старший лейтенант госбезопасности, это судя по двум шпалам в каждой петлице да по малиновому околышку фуражки.

– Лейтенант, не много на себя берешь? – так и оставшись стоять у дверей, начал наезжать недомайор.

– Я в своем праве. Встать в строй, а не то прикажу бойцу стрелять прикладом, – хмуро бросил я. Сзади послышался смешок страхующего меня Аделя.

Поиграв желваками, старлей подошел к неровной шеренге из гражданских и политрука. Тот стоял молча, не возникая. Молодец, сечет ситуацию, вон как зыркает на уничтоженных немцев, разглядывая трупы.

Гэбист мне не понравился, что-то с его глазами было не так, поэтому я начал с другой стороны строя. Проверив водителя и пассажира полуторки, отпустил их, после чего велел съехать в низину и поступить в распоряжение старшины Непейбороды, но предварительно проверил, что в кузове машины. Ну, музыкальные инструменты и актерские костюмы можно еще найти, а нам боеприпасы грузить некуда. Ничего, старшина разберется.

Следующей была молодая женщина. Или девушка. Изучив ее документы, велел:

– Откройте лицо.

У девушки была широкополая шляпа с вуалью. Когда некая Ольга Лопарева, как написано в документах, откинула вуаль, Адель за спиной восхищенно ахнул. Он, видимо, ее сразу узнал.

– Это же Лопарева! – тихим шепотом известил он меня. Проверив документы, я подтвердил, что да, она и есть.

– Ты что, ее не узнал?! – изумленно спросил погранец.

Девушка наши переговоры слушала с невозмутимым лицом, видимо, привыкла.

– А что, должен был? – логично спросил я, изучая девушку. Кроме роскошной фигуры, которую обтягивало белое платье в горошек, показывая все линии превосходного тела, я стал рассматривать и лицо. Актриса, судя по нескольким локонам, свисающим у висков, была блондинкой. Большущие глаза, с некоторым превосходством и легкой усталостью смотревшие на меня, правильные черты лица. Прямой красивый нос, чувственные губы. Все это показывало, что передо мной красавица всесоюзного масштаба. А судя по реакции Аделя, так оно и было. В общем, девчонка была в моем вкусе.

– Это же прима Малого театра! Да она даже в кино снималась!

– Да? – почесав рассеянно шею, я вернул документы со словами: – Все в порядке, можете вернуться в автобус.

Почему-то девушка не последовала моему приказу, а подойдя к склону, стала пристально изучать уничтоженную колонну немцев в низине, особенно внимательно рассматривая все еще дымящуюся технику.

Проверив остальных гражданских, я остановился около младшего политрука, бывшего, оказывается, сопровождающим артистов от политотдела округа Матвеем Руссовым. Он молча прошел проверку, видимо, понимал, что возникать ему не с руки.

Вернув ему документы, я подошел к гэбисту, который привалился спиной к борту автобуса, спокойно ожидая моего приближения.

– Документы, – требовательно протянул я руку.

Получив требуемое, я удивленно моргнул, открыв слегка потертое удостоверение. Следа скрепки не было, у Руссова был след, а у этого подозрительного гэбиста не было.

– Причина следования с артистами? – спросил я.

Проблема была в том, что мы с Аделем не обговаривали подобную ситуацию, и кодовых слов, чтобы привлечь внимание погранца, распушившего хвост рядом с Ольгой, не было. Рядом стоял только боец с трофейным автоматом на плече. Ну и еще пулеметный расчет в шестидесяти метрах дальше по склону, вот и все. Получается, что положиться я могу только на себя. А немец, было видно, тренирован. Под гимнастеркой при каждом движении так и перекатывались мускулы.

– Что-то не так? – спросил липовый гэбист, видимо, уловив мое напряжение.

– Да. Удостоверение фальшивое… – больше сказать я просто не успел, хотя хотел спросить, из бранденбуржцев он или из другого батальона – мне пришлось уходить от удара локтем.

Фальшивый Алексей Чернов сработал профессионально, однако я ожидал чего-то подобного – не зря в прошлой жизни тратил время на тренировки! ой не зря! – и, извернувшись и еще больше сократив дистанцию, ударил лбом в переносицу. После чего сначала достал на мгновение «поплывшего» диверсанта левой в печень, сразу же выдал серию по корпусу и кувырком, оттолкнувшись от борта автобуса, ушел назад. Диверсант, прижавшись спиной к борту автобуса, медленно сползал на землю.

– Не надо, – остановил я Аделя, выхватившего ТТ из кобуры, и бойца, наконец скинувшего с плеча автомат. – Я ему печень порвал. Ему минут десять осталось.

– Что произошло? – спросил Адель.

– Немецкий диверсант собственной персоной. Понял, что я расколол его, и атаковал.

В это время немец, не удержавшись на ногах, плюхнулся на задницу и закашлялся, выхаркивая кровь.

– Понятно. А то я, если честно, просто сообразить не успел. Извини, – убирая пистолет обратно, виновато опустил голову погранец.

Девушка почему-то смотрела не на фрица, а на меня, пристально изучая, как я поправляю амуницию после драки.

Ждать, когда немец или кто он там гикнется, я не собирался. Достав из кобуры ТТ, спокойно подошел и выстрелил ему в грудь.

– Что вы делаете, он же раненый! – вскричала Лопарева. Ее, видимо, поразило, что я вот так хладнокровно пристрелил человека.

Заглянув в автобус, я велел ехать к колонне – там скажут, куда встать – а сам, подойдя к девушке, крепко ухватил ее под локоть и повел за собой, хотя тут вернее было сказать потащил. Адель, ничего не говоря, шел следом. Могила для погибших девушек уже была готова, сейчас они лежали на брезенте с восковыми лицами, у некоторых были потеки крови в ушах после контузии и там, куда попали пули.

– Эти девушки ехали в один из госпиталей, но попались немцам. Представляете, что им пришлось вытерпеть за день и ночь? – жестко спросил я. Жалеть изнеженную актрису я не собирался.

– Их убили?

– Случайность, – поморщился я. – Мы не знали, что они были в одной из машин… Черт! – воскликнул я, подхватывая обмякшее тело Лопаревой.

Подскочивший Адель помог, подобрав упавшую шляпу, и я направился к автобусу, вставшему у полуторки.

Судя по всему, когда автобус подъехал к машине и распорядитель увидел, как из кузова в дорожную пыль вылетают инструменты и одежда, он остановил автобус и теперь носился вокруг Непейбороды, что-то вереща.

– В чем дело? – спросил я, подходя.

– Да эти неандертальцы… – начал было поворачивающийся к нам распорядитель, тот самый живчик, как тут же воскликнул: – Что с Ольгой?!

– В обморок упала. Держите. Ваша девка, сами с ней и возитесь, – передал артистку распорядителю. Из автобуса тут же выскочили артисты и помогли занести девушку внутрь. – Старшина, о чем шум был?

– Да артисты мешают освобождать кузов.

– Понятно. Что им надо, пусть забирают себе, инструменты могут закрепить на крыше автобуса, полуторку мы реквизируем. Заканчивай, я жду тебя у колонны.

– Есть.

Не обращая внимания на возмущенные вопли распорядителя и недовольный ропот других артистов, мы с Аделем направились к могиле. Там уже ждало два десятка бойцов с винтовками у ног.

Девчонки только недавно надели форму, но похороны мы провели со всеми воинскими почестями. Даже с троекратным залпом, причем по живым немцам. Оставлять пленных я не собирался. Сказав речь и дождавшись, когда отзвучат залпы, я обернулся и едва не налетел на бледную Лопареву, которую поддерживала одна из артисток.

– Извините, это было страшно – смотреть на мертвых девчат.

– Бывает… – пробормотал я и тут же крикнул одному из взводных: – Иванов, командуй бойцами! Начало движения колонны ровно в десять. То есть через восемь минут.

– Есть!

– По машинам! – скомандовал я.

Через несколько минут увеличившаяся на две машины колонна двинулась в сторону моста.

– Как настоящие. Смотри, даже машину остановили для проверки, – продолжая наблюдать за мостом, сказал Адель.

– Вижу. Меня вот интересует, куда они свои машины дели и тела охраны.

Мы втроем уже минут двадцать наблюдали за немцами, пропускавшими через мост десяток машин с пушками. Видимо, какую-то артиллерийская часть.

– Может, в реку сбросили? Течение тут неслабое, – негромко предположил Бутов.

– Вряд ли, подставиться этим можно. Скорее всего, отнесли в сторону и бросили. А грузовики спрятали вон в том кустарнике. Он высокий и большой, там самое место.

– Может быть.

Пока мы наблюдали, взводные в километре позади нас освобождали машины от лишнего груза и оставляли под охраной пяти бойцов трофейную технику. Мы решили не привлекать к себе внимания, пока подъезжаем к мосту.

– Артиллеристы уехали. Смотри, к мосту отделение бойцов подходит.

– Вижу.

Через пару минут, когда одиннадцать стрелков подошли к первому посту, раздался многочисленный треск, как будто рвали бумагу. Работали пулеметы и автоматы.

– Суки, что делают! – яростно воскликнул Адель. Рядом скрипел зубами Бутов.

– Большие колонны пропускают. А такие мелкие уничтожают… Теперь понятно, куда они дели тела охраны, в кустах они, – пробормотал я, наблюдая, как шесть диверсантов в нашей форме по очереди уносят тела погибших в кусты и прячут их там.

Рядом продолжал яростно материться Адель, высказывая все, что он думает о немцах и что с ними сделает.

– Ладно. Что надо, мы увидели. Наши уже должны были закончить с техникой. Нечего время тянуть.

Вернувшись к колонне, мы быстро описали происшедшее, вызвав волну ярости и злости у бойцов. Прежде чем залезть в кабину передовой машины, я бросил взгляд назад, где у автобуса стояла тонкая фигура девушки.

– Поехали!

Через десять минут, двигаясь вдоль полотна железной дороги, мы подъехали к переезду и первому посту. Проблема была не в этом, а в том, что по пути к нам подсоединилась какая-то штабная колонна, выехавшая из-за небольшой рощицы. То, что штабная, точно – там было штук шесть «эмок», пара грузовиков и два броневика охранения. Именно они меня и напрягли. Могут вмешаться, увидев, как русские убивают как бы русских. Надеюсь, Адель, ехавший на замыкающей машине, сориентируется вовремя.

Причем водитель головной «эмки» попытался вклиниться в нашу колонну, но водилы были строго проинструктированы и не дали этого сделать.

– Стой! – подняв руку, остановил нас невысокий крепыш в форме старшего сержанта НКВД. – Документы.

Посмотрев, как от дота к нам направляется капитан НКВД, я достал из нагрудного кармана удостоверение и протянул его сержанту. Тот, изучив его, передал подошедшему капитану.

– Почему отступаете? – спросил он.

– По приказу, – ответил я, протягивая приказ.

– Все в порядке, лейтенант. Можете следовать дальше, – вернув бумаги, сказал капитан. Бумаги у меня действительно были в порядке.

Хлопнув по плечу Вятку, тискавшего одной рукой немецкий автомат, которыми мы вооружили всех водил, я велел ему трогаться.

Покачиваясь на шпалах и рельсах, мы въехали на деревянный настил моста.

– Уф-ф, товарищ лейтенант, я уж думал, все, сейчас стрельба начнется, – наконец выдохнул водитель. Посмотрев, как по вискам у него катятся капли пота, я только покачал головой. Выдержки у бойца не было, ладно хоть не спалил нас.

– Приготовься, как начну стрелять, даешь по газам.

– Хорошо, – вытирая пот со лба, кивнул тот.

Когда до конца моста осталось двадцать метров, а сбоку показалась бетонная конструкция дота, я свистнул и, открыв дверцу, спрыгнул на настил, выстрелив в часового с винтовкой на плече, стоявшего у дверей дота. Почти сразу посыпались бойцы из кузова, а «газик», взревев двигателем, рванул вперед, освобождая дорогу для других машин.

Под прикрытием бойцов, ведущих огонь по зенитному окопу с ДШК, находившемуся метрах в сорока дальше, я быстро перелез через перила и ухнул под мост. Гранаты, засунутые за пояс, пребольно врезались в бок при падении, но я не обращал на это никакого внимания. Быстро добравшись до ближайшей амбразуры, заглянул и, отшатнувшись, достал первую колотушку. То, что в этом бункере диверсанты держали своих раненых и радиста, меня нисколько не обеспокоило, поэтому, по очереди выдернув запальные шнуры, кинул их в амбразуру. Раздавшиеся крики заглушили разрывы гранат.

– Гранаты сюда! – крикнул я, подскакивая к двери дота. Безрезультатно подергав ее, развернулся, подхватил две переброшенные мне гранаты и побежал вокруг. С другой стороны из амбразуры бил пулемет вдоль моста. Пользуясь тем, что пехотного прикрытия не было, я добрался до амбразуры вместе с одним из бойцов и начал кидать внутрь гранаты, боец тоже швырнул одну. В это же время я почувствовал, что что-то дернуло меня в районе живота.

В принципе на этом бой и закончился. Нас было просто тупо больше, почти в три раза, поэтому и задавили их сосредоточенным огнем. Благо автоматического оружия было много.

– Осмотреться, раненых перевязать и ожидать Медведеву. Добить немцев, одного мне на допрос! – сразу же стал я отдавать приказы.

Пока некоторые бойцы пытались вскрыть бронированную дверь одного из дотов, а другие осматривали тела диверсантов, я поднялся на насыпь.

Достав из-за пояса ракетницу, пустил в небо зеленую ракету – других у меня не было. Это было сигналом, что захват моста удался и оставшимся можно выдвигаться.

Убрав ракетницу за пояс, я заспешил на другой берег, где все также стояла неизвестная колонна, у головной машины которой Адель разговаривал с двумя командирами. Кроме этого, с последнего грузовика подбежал десяток красноармейцев, взяв на прицел не только пограничника, но и моих бойцов. Мне это сильно не понравилось, поэтому я ускорил ход, шепнув попавшемуся на пути Сазанову, чтобы наши зенитки навел на неизвестных.

Подойдя ближе, понял, что какой-то полковник и военюрист давят на Аделя своими званиями.

– В чем дело, кто такие? – громко спросил я, подходя ближе.

– Представьтесь, лейтенант, – тут же набычившись, повернулся ко мне полковник. Судя по холеной наглой роже, штабист.

– Командир зенитной батареи лейтенант Фролов, ваши документы, – потребовал я.

Полковник аж покраснел от такой наглости.

– Да как ты смеешь?! – начал он орать, брызгая слюной. – У нас штаб корпуса!

– Ну и что? – спросил я и повторил: – Документы. В случае неподчинения батарея откроет огонь по вашей колонне на поражение, – показал я себе за спину, где на другом берегу в линеечку выстроились шесть боевых машин с направленными в нашу сторону стволами. Выглядывающий из башенки броневика танкист покрутил головой и скрылся внутри.

– Ты за это поплатишься еще, – прохрипел полковник, пытаясь расстегнуть ворот френча.

В отличие от него я был совершенно спокоен:

– Я в своем праве.

– А вы знаете, лейтенант, что то, что вы сейчас сделали – это воинское преступление? – вдруг подал голос стоявший до этого молча военюрист.

– Адель, это точно немцы, – насмешливо обратился я к погранцу. – Они выдали себя тем, что для них неприятно уничтожение своих собратьев. И этот, – я кивнул на военюриста, – точно ряженый.

– Вы не так меня поняли, – перейдя на вы, поморщился военюрист. – Я про то, что вы добивали раненых врагов.

– Как военюрист, вы обязаны знать, что правила обращения с военнопленными не распространяются на диверсантов, захваченных в чужой форме и с оружием в руках. А кроме того… Адель, проводи его в кустики. В те самые.

– Хорошо. Товарищ военюрист первого ранга, попрошу проследовать за мной.

– Документы, – жестко произнес я.

– Да я тебя сгною, – продолжал хрипеть полковник, но удостоверение из кармана достал.

– Ну что, товарищ лейтенант, нам по ним уже можно открыть огонь?! – крикнул с того берега Сазанов в рупор, видимо, найденный в доте. Он мою игру понял и поддержал ее.

– Подожди пока, еще не все ясно! Подозрительные они сильно! – крикнул я в ответ. Речка тут была не сильно широкая, и перекрикиваться было возможно.

– Товарищ лейтенант, вы в сторону отойдите, а то мы вас зацепим!

Предложение взводного показалось мне логичным, поэтому я отошел с линии огня на десять метров в сторону, продолжая изучать документы.

В это время меня окликнули из стоявшей второй «эмки»:

– Лейтенант, подойдите!

Подойдя, я увидел сидевшего внутри генерала. Теперь стало понятно, почему он не выходит – нога была замотана окровавленными бинтами.