Набег на рынок я совершил следующим утром. Купил себе бельё в двух экземплярах из трусов и маек, широкие, очень крепкие штаны, удобные и для схваток, и для долгих дорог, думаю, лето они выдержат. Ещё взял большое полотно мягкой ткани на портянки, крепкие сапоги, причём не для форса, а реально для дорог. Рубаху новую подобрал, тёмно-серую; коричневого цвета лёгкую куртку и кепку. Вот и всё из одежды. Я же на себе ее таскать собираюсь, лишнее мне без надобности. Брал только то, что долго прослужит. Теперь по остальному. Купил трёхлитровый котелок без крышки, литровую кружку, мешочки с купами, пять банок с мясными консервами, килограмм соли, смешанной с перцем, – сам такую мешал, привык к ней, – два бруска мыла, небольшое полотенце, две фляги, и главная покупка – это новенький бинокль в чехле. Он точно пригодится, поэтому и расположил я его в котомке под рукой. Также две немаловажные вещи – это небольшой, но крепкий топорик с отличным лезвием, долго не затупится, и настоящая армейская плащ-палатка. От идеи купить палатку я в итоге отказался – тяжела, а вот плащ-палатка – самое то. Ещё набрал всякой мелочи вроде иголок с нитками, точильного бруска и средства для ухода за оружием – это прикупил из-под прилавка. Остальное добуду уже по ходу дела. Ах да, забыл упомянуть ремень – у меня был настоящий командирский.

Спустя час с того момента, как расстался с попутчиками, я присел на обочину, чтобы поменять свой обычный ремень на командирский. Заодно повесил на него красноармейскую флягу в защитном чехле. Оружие у меня было не на виду, пистолет под рубахой вместе с флягой и ремнем, сунуть руку под неё – и всё, вооружён. Собравшись, я двинул дальше, километр бегом, километр быстрым шагом для отдыха. Так и двигался несколько часов без остановок.

Естественно, я не забывал активно крутить головой. В небе висели самолёты, непонятно, свои или немецкие, бинокль в этом не помогал. Я лишь один раз с уверенностью опознал наши «ястребки»: И-16 трудно с чем-то спутать. Два звена по три самолёта ушли в сторону границы, больше я их не видел, надеюсь, они вернулись другим маршрутом. Один раз со спины заметил поднятую пыль, и полчаса лежал в поле, укрываясь от проходившей мимо армейской моторизованной колонны. Даже танки были. «Тридцатьчетвёрок» или КВ я не рассмотрел, а вот Т-26 разглядел отчётливо, были танки и с другими силуэтами. Всего танков было немного, полтора десятка, и около полусотни набитых бойцами грузовиков. Пушки тоже были, а вот зенитки не заметил ни одной, даже счетверённых «максимов» не было.

После ухода колонны в воздухе ещё долго висела мелкая пыль. Я выбрался на дорогу и продолжил свой путь к Бресту.

Так вот, закончив в Москве с покупками, я в свободное время – а было у меня всего три дня – занялся организацией схронов. Один организовал в парке: ночью вырыл и замаскировал тайник. Там укрылась часть золота, один из ТТ с запасом патронов и деньги. Другой сделал уже за территорией Москвы, также прикопав под деревьями в парке. Там спрятал кроме драгоценностей деньги и наган, так что отправлялся на войну я с двумя единицами оружия. После щедрого подарка Юлии я остался с одним только ТТ.

Дальше прошёл процедуру обилечивания, познакомился с попутчиками. К нам, трём мужикам, подселили женщину с ребёнком, но та особо не рефлексировала по этому поводу. А то ведь есть такие, что постоянно нос задирают и смотрят на всех как на быдло. Это и была Юлия, жена старлея пограничника с фамилией Юртаев. Агроном прозывался Малиновский Андрей Викторович, а капитан Тимонин был начальником штаба гаубичного дивизиона. Правда, в купе он приходил только спать – гужбанил у соседей, таких же артиллеристов.

Вот, в принципе, и всё. Конверты, надеюсь, ушли по адресу, всё же Лубянка; всё необходимое при мне, тылы обеспечил, так что можно спокойно работать.

Немцы летали регулярно, бомбили часто, я постоянно слышал взрывы, но звук канонады до меня ещё не доходил – далековато пока что. Отсюда до границы около ста километров, думаю, доберусь к завтрашнему дню.

Впереди, буквально километрах в трёх, шестёрка немецких штурмовиков – это явно не «лаптёжники», нет характерных шасси. Очевидно, это были сто двадцать девятые «Хейнкели», что-то штурмовали в той стороне, куда я направлялся. Оттуда поднимались в небо чёрные столбы – от горевшей техники. Не думаю, что это обогнавшая меня колонна, та дальше должна была уйти, если не встала на привал, что маловероятно.

На дороге стало появляться большое количество разной техники, и, наконец, я заметил первых беженцев, торопящихся мне навстречу. Многие ехали на телегах, велосипедах или машинах. Похоже, началось. Я уже не прятался, а шёл по обочине, ловя удивлённые взгляды. Мол, куда прёшь, там же немец гремит орудиями! Впрочем, слышалась по-прежнему только постоянная бомбёжка, а не работа артиллерии. К обеду я оставил по правому плечу Берёза-Картузск и зашагал дальше.

На обед я задерживаться не стал, хотя уже чувствовал усталость, просто остановился на пятнадцать минут – присел, давая отдохнуть натруженным ногам, – после чего печеньем и водой из лужёной фляги утолил голод. Пока достаточно, а нормального супчику вечером сварю. Горячего хотелось.

Устроился я метрах в пятидесяти от дороги в тени дуба. Уже появились знаменитые белорусские леса, дальше виднелся тёмный массив, когда вдруг два «мессера» налетели на санитарную колонну грузовиков, что шла от фронта в тыл, и начали их расстреливать из пулемётов и пушек. При этом сбрасывали и бомбы, я слышал небольшие разрывы в начале колонны. Водители и сопровождающие бросили машины и разбежались в разные стороны, а вот раненым деваться было некуда.

– Твою мать, ушлёпки! – ругнулся я, заметив стоящий на дороге ЗИС с ДШК на зенитной треноге, и никого рядом. То ли убило, то ли сбежали. Когда массово бегут, это действует на подсознание и хочется присоединиться.

Оставив свои вещи у кустарника, я рванул к грузовику, моля Творца, чтобы пулемёт был готов к бою. Я систему ДШК знал, добрый пулемёт, приходилось таким работать, трофейным, естественно. Да и из зенитного доводилось пострелять. Хорошо я тогда проредил наркокараван боевиков, ох, хорошо, причём из их же пулемёта с вырезанного поста.

Взлетев в кузов, я мигом проверил снаряжённость. Короба были полны. Развернув тонкий ствол в сторону истребителей, что шли на второй заход, положил большие пальцы на гашетки, бормоча:

– Поближе давайте, твари, поближе.

Мне не разъедал глаза дым горевших машин, от которых доносились даже не крики, а вой сгорающих заживо раненых. Я был спокоен как удав, лишь в холодном бешенстве. Так что на минимальном расстоянии, когда «мессеры» открыли огонь, я нажал на гашетки. Передний истребитель практически сам влез на мою очередь, отчего бронебойно-зажигательные пули вспороли обшивку от кока винта до хвоста. Не выходя из пике атаки, «мессер» врезался в землю метрах в ста за моей спиной, а я уже разворачивал пулемёт и бил следом по второму, не успевая всего на мгновение. Но тот ушёл. Не думаю, что я в него попал, вёрткий, гад, да и я не профессиональный зенитчик – так, подучился слегка. Отпустив пулемёт, я посмотрел на руки – те не дрожали, хотя адреналина хватало – и присел на боковую лавку.

Расчёт этого пулемёта ругал я зря, не знаю, где водитель, дверь кабины была открыта, но расчёт из трёх человек лежал на дне изувеченного многочисленными пулевыми отверстиями и щепами кузова. Видимо, немцы с первым же заходом подавали пулемёт, уничтожив из бортового вооружения расчёт. Сейчас обратно бежали те, кто драпал от налёта, и принимались тушить горевшие машины, часть, в основном командиры, направились ко мне. Однако дойти они не успели, хотя и пытались криками предупредить об опасности.

Чтобы убрать остатки адреналина, в короткий промежуток отдыха я делал глубокую гимнастику лёгких, однако бдительности не терял. Поэтому мгновенно подскочил к пулемёту и открыл огонь по вернувшемуся «мессеру». Тот ушёл за деревья и сделал вид, что пошёл к своим, а сам со стороны солнца атаковал именно мою машину. Мстил, тварь, за товарища.

Огонь мы открыли одновременно, оба не попали, но прицел друг другу сбили, я снова стрелял вслед уходящему истребителю и, похоже, снова не попал. Когда пулемёт вдруг стих, я понял, что боезапас подошёл к концу. Перезарядиться было можно, в кузове стояли ящики с боеприпасами, но делать я этого не собирался. Отогнал охотников от колонны, и ладно.

Сняв флягу с тела одного зенитчика – моя была со спиртом на крайний случай, – я одним махом выдул полфляги, больше там не было. Скачок адреналина вызвал жажду, и я старался удовлетворить запросы своего организма. Больше ничего в кузове я не трогал, хотя там было три мосинских карабина, но флягу прихватил с собой, лишней воды не бывает.

– Стой! – окликнул меня какой-то командир и прибавил шагу, когда я покинул кузов и направился обратно к своим вещам.

Я обернулся, терпеливо ожидая, когда тот подойдёт. Командир был в тёмно-синих галифе, вызывавших у меня в основном иронию, зелёной гимнастёрке с нашивками на рукавах и в фуражке с васильковым околышем. Я такие уже видел у здания Лубянки, чекист сто процентов. В петлицах по три кубаря – старший лейтенант или майор, если он сотрудник НКВД. Я купил книжицу современного устава, а также по званиям родов войск, так что более или менее ориентировался. Успел пролистать, пока скучал в поезде.

– Так это ты истребитель сбил? – подойдя, он неожиданно сграбастал меня в объятья и похлопал по плечам. – Ну, ты даёшь, мы уж думали, всё.

– Стрелял я, сбил тоже я, – приглушённо просипел я. – Отпусти, задавиш-ш-шь.

– Где так стрелять научился? – отстраняясь, задал он следующий вопрос.

– Отчим комполка, в полку своим считаюсь, там многому научили. А ДШК я с закрытыми глазами соберу и разберу. Не одну сотню патронов выпустил из него на полигоне. Стреляю лучше, чем многие расчёты.

– Я заметил. Как звать-то? – с улыбкой спросил командир, наблюдая, как я кепкой вытираю мокрое от пота лицо. Жарило серьёзно, как бы тепловой удар не получить.

К нам начали подходить и другие выжившие. Где можно, потушили, где нельзя, уже всё сгорело. Раздавались команды, колонна готовилась выдвигаться дальше. Сгоревшие обломки отодвигали на обочину, освобождая дорогу.

– Артур Александров. Москвич, – добавил я после секундной заминки. Казанцем лучше не представляться, а так я хоть погулял по столице.

– Отчим где служит, воюет?

– Погиб в Финскую.

– Бывает, – нахмурился тот. – Документы какие есть?

– Откуда? – искренне удивился я. Приобрести комсомольский билет не озаботился, отложил это на потом, а сейчас пригодился бы! – Мне только в декабре пятнадцать будет. Нет у меня никаких документов, даже комсомольский билет получить не успел, а вот ваших я до сих пор не видел. Можно посмотреть?

– Конечно, – кивнул тот, потянувшись к нагрудному карману.

В это время ко мне подбежали ещё с десяток бойцов и командиров, так что меня буквально захлопали, выбивая пыль из рубахи на плечах и спине. У многих в петлицах были эмблемы медслужбы, но зелёные петлицы были только у двоих: военфельдшера, как я его определил, и военврача, у того две шпалы было. Видимо, это был старший колонны.

– Сколько лет? – первым делом спросил военврач, а на ответ сморщился, как будто укусил лимон. – У меня единственная зенитка в прикрытии, и расчёт выбит, а заменить некем.

– Поставьте пулемётчиков из легкораненых на перезарядку, – пожал я плечами. – Стрелять какой-нибудь командир сможет, их этому учат.

– Спасибо тебе, парень, за помощь, – пожал мне уже болевшую от рукопожатий руку военврач, после чего скомандовал грузиться и отправляться дальше. Половину машин и раненых они потеряли, но следует доставить до госпиталя выживших.

Мне предлагали отправиться с ними, но я отказался, мест у них и так немного, все раненые занимали. Мы лишь успели пообщаться с тем старлеем, который всё же оказался майором. Он не был особистом, а служил в республиканском управлении НКГБ в Минске, тут был по каким-то своим делам и возвращался попутным транспортом, свою «эмку» он потерял ещё утром во время налёта. Документы я у него всё же посмотрел, пока он торопливо в блокнот записывал мои данные. Всё было на месте, включая следы от скрепок. Настоящий командир, не подстава. А то об этих «Бранденбургах» и «Нахтигалях» столько понаписано, поневоле остерегаться начнёшь.

Когда колонна ушла, я посмотрел на ряд обожжённых тел, от которых пахло сгоревшей человечиной – никто их закапывать не стал, сложили на обочине, оставив для похоронных команд, – и, подхватив свои вещи, – прихваченную флягу я повесил на пояс, а свою со спиртом убрал в сидор, – зашагал своим путем. Через сорок минут я наполнил флягу в чистом ручье рядом с дорогой.

Дальше дорог мне пришлось сторониться, они были плотно забиты войсками и беженцами, часто появлялись немецкие стервятники, – погибнуть там легче лёгкого, вот и шёл я лесными тропками точно к рухнувшему фронту. Даже канонаду к вечеру начал слышать. Неплохо немцы за первый день продвинулись! По моим прикидкам, до Буга оставалось порядка пятидесяти-шестидесяти километров. Карты у меня не было, но я купил учебник географии за десятый класс и воспользовался иллюстрациями, чтобы определиться на местности. До границы действительно осталось чуть больше пятидесяти километров.

Как только я услышал далёкие раскаты артиллерии, то, грустно вздохнув, сошёл со звериной тропки и направился в сторону немного расступившихся деревьев. Оттуда тянуло свежестью, значит, там вода. До наступления темноты осталось около часа, пора готовить лагерь для ночёвки и наконец поесть горячего.

С водой я не ошибся, вышел к болотистому озерцу. Нашёл укромное место на берегу – пришлось пройти ещё метров сто. Стоянка для лагеря действительно вышла незаметной со стороны. Сняв все вещи, стал готовиться к ночёвке. Достал топорик, вырыв небольшую ямку – пора обзаводиться пехотной лопаткой! – разжёг костёр. Сухостой подобрал заранее и нёс на плече хворостину, теперь её нарубил и оставил разгораться, подвесив на самодельной треноге котелок с чистой родниковой водой: родник нашёл метрах в сорока дальше, заодно запасы воды пополнил. Потом сходил и нарубил лапник на лежанку – до ёлок пришлось далековато бегать, метров триста будет – и натянул сверху плащ-палатку. Дождя не предвидится, но нужно набить руку в организации стоянок, чтобы в дальнейшем меньше времени тратить на это.

Пока похлёбка варилась, я даже окунуться успел, смыл пот и грязь прошедшего дня, наконец надел чистое бельё, а грязное оставил у берега отмокать, потом постираю. Через несколько минут, прямо из котелка, я уже хлебал мясную похлёбку, наблюдая, как закипает вода в кружке. Скоро и чайку попьём. Хлеба у меня не было, но имелся килограмм сухарей, вот их я и размачивал в бульоне и спокойно ел. Надолго запасов, естественно, не хватит, но я не переживал, трофеи – моё всё.

После ужина, когда уже почти стемнело, я сидел с кружкой чая у краснеющих углей и прислушивался к далёкой канонаде и гулу автомашин с дороги, которая находилась в километре от моего лагеря. Слышно было слабо, деревья заглушали, но всё равно слышно. Вылив остатки чая на угли, я проверил маскировку и пошёл заниматься стиркой. Дальше развесил бельё сушиться и полез в кустарник, где соорудил себе берлогу. Нужно достать пяток гранат на растяжки, чтобы ко мне не подобраться было, но это планы на следующие дни.