Около 8 утра на ней действительно появился отряд красных. В последнее время большевики и добровольцы стали носить на рукавах повязки- красные и соответственно белые. Так можно было хоть как-то отличить своих от чужих. Когда колонна комиссаров, которая состояла приблизительно из сорока верховых, повозки с пулеметом и двух телег, поравнялось с крайним домом села, партизаны бросили несколько гранат. Затем открыли огонь из пулемета. Половина большевиков была убита или ранена сразу. Оставшиеся в живых начали отстреливаться, но смысла в этом особого не было, так как противника они не видели. Когда из-за укрытий выскочили всадники, одни большевики поскакали спасаться в поле, другие заскочили в ближайшую хату, выбили окна стали отчаянно палить. Оборону они заняли умело, со всех сторон, не подойти.

 Ротмистр Петр Ильич Бекасов, который был прикреплен от штаба к партизанскому отряду по настоянию генерала Маркова, подобрался к дому сзади, со стороны амбара. Бросил на крышу гранату Рдултовского. Она рванула, но соломенную крышу не подожгла, проделала в ней дыру. Ротмистр собирался швырнуть еще одну бомбу следом, однако его остановила Анна- "я сама". Мигом взобралась на амбар, с него, словно цирковая акробатка, совершила длинный прыжок на крышу дома. Скрылась в дыре. Застрелила трех контуженных, оглохших от взрыва большевиков. Обыскала хату, которая состояла из трех комнат и чулана.

 В подсобке она наткнулась на черное дуло Нагана. Его держал, спрятавшийся за дверью, светловолосый мужчина лет 30. На нем был офицерский китель без погон, разорванный и окровавленный на плече. Он глядел на Анну голубыми, как утренние звезды глазами. В них не было ни испуга, ни отчаяния, только решительность. Его глаза сразу пронзили Анну насквозь. Кажется, всю жизнь она такие искала и вот нашла. И в целом он был недурен: соломенный чуб на взмокшем, высоком лбу, аристократичный нос с горбинкой, сочные губы. Явно из родовитых. И только смешные, оттопыренные красные уши,будто за них его только что драли, производили несерьезное впечатление.

 Анна невольно рассмеялась, что повергло мужчину в смятение. Он поднял ствол выше, нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок. Но выстрела не последовало, видно в барабане закончились патроны.

 Белоглазова спокойно вынула Наган из его руки, швырнула на пол. Долго смотрела в его лицо, потом произнесла: "Я взяла тебя на шпагу". И расхохоталась так, что услышали бойцы на улице. Бекасову она запретила трогать пленного. Сама сопровождала его в штаб армии.

 Тела генерала Корнилова в разгромленном отряде большевиков не оказалось. Как сказали двое других пленных, их задача была собрать для Красной армии продовольствие с нескольких станиц и пригнать в Ростов мобилизованных А тело генерала, вроде бы, сразу отправили в Екатеринодар и что с ним теперь они не знают.

 Голубоглазым красавцем оказался бывший штабс-капитан 8-ой армии Киевского военного округа генерала Брусилова Владимир Половников. Служил при штабе командующего адъютантом, принимал участие в Галицийской битве, боях у Равы-Русской, Брусиловском прорыве под Луцком. С пленным беседовал лично начальник штаба Добровольческой армии Романовский.

 -Как же так, Владимир Николаевич,– укорял генерал.– Заслуженный офицер, герой войны и пошли на услужение к губителям России-большевикам. Они же дьяволы! Ввергли отчизну в Гражданскую войну, а не дай бог победят, уничтожат ее до конца.

 -Ах, оставьте нравоучения, господин Романовский,– вздыхал штабс-капитан.– Отечество мы сами ввергли, как вы выражаетесь, в пучину, когда влезли в бессмысленную войну. И основная вина на вас, генералах. Это вы не смогли убедить самодержца в пагубности его решения. Это вы потом не сумели нормально организовать фронт. Алексей Алексеевич Брусилов летом 1916 наголову разбил немцев и астрияков в Волыне и Буковине. Как штабной я знаю- захватили 600 орудий, 2000 пулеметов…Наступай дальше, на Берлин. Но вы, генералы, когда победа уже почти была в наших руках, и здесь не смогли ничего сделать. Поражение за поражением, при миллионных жертвах. Унижение, позор русского человека, который верил своим командирам. А они его подло предали. И чего же вы теперь хотите, чтобы народ был на вашей стороне? Да он вам никогда этого не простит. Потому и за большевиками пошел. А за кем еще ему идти, у кого теперь сила, в ком спасение? Да, многие уже теперь понимают, что большевики обманут, ничего хорошего не дадут. Но, главное, вам-то веры нет! Вот в чем дело.

 -Именно по этой причине, господин Половников, вы и решили предать Родину?– спросил Романовский.– Нам, значит, веры нет. А проходимцу Троцкому, немецкому содержанту Ленину, есть. Так что ли? Смею вас уверить, большевики скоро перегрызутся между собой, будут убивать друг друга как заклятые враги. Их не жалко, жалко народ, который при этом пострадает. Впрочем, он и так уже страдает.

 Штабс-капитан долго молчал. Потом сказал:

– Я встречался с Алексеем Алексеевичем Брусиловым в Москве. Он лечил руку после ранения. Сказал, что теперь другой дороги у нас нет. И он собирается стать красным командиром.

 -Наивный Алексей Алексеевич. Большевики еще отплатят ему за его услуги, как и другим перебежчикам. Скорее всего, господин штабс-капитан, вы будете расстреляны.

 Содержали пленного красного офицера в подвале казенной винной лавки ?105 за решетчатой дверью. Он нашел за огромной дубовой, пустой бочкой бутыль с вином, пригубил. Так и ожидал своей участи.

Вечером пришла Анна Белоглазова. Пожилой солдат, охранявший подвал, нахмурился: "Не положено". "Да ладно тебе, служивый,– улыбнулась Анна.-Хочу комиссара напоследок своим дыханием согреть. На небесах-то, поди, ему никто такого внимания не окажет. Ха-ха. Хочешь, и тебя поцелую". "Тьфу,– сплюнул солдат, а потом тоже расхохотался, махнул рукой.– Ладно, чего уж там. Помилуйтесь. Только не долго. Но ротмистру все одно доложу".

 Когда солдат поднялся по лестнице и скрылся в лавке, атаманша подошла к решетке, за которой на корточках, обняв колени, сидел штабс-капитан. Перед ним стояла бутыль с вином.

 -Ну что, Володенька, кукуешь? Жаль если такая красота пропадет.

 -Тебе чего?– невежливо откликнулся арестант.

 -Как что? Я же тебя на шпагу взяла. По законам военного времени ты мой, а тебя хотят у меня отнять. Неправильно, нечестно. Хоть бы дали разок тобой попользоваться, а там уж и в расход. Ха-ха. Да, теперь с врагами строго. Девчонки из артиллерийской роты говорили, что до Первого кубанского похода, полевой суд пленных, в основном, оправдывал. А вот после позора под Екатеринодаром судьи злыми стали, никого не щадят. Так что плохо твое дело, Володенька.

 -Не твоя забота.

 -Влюбилась я в тебя. Ха-ха. С первого взгляда. Не веришь? Хочешь, вместе убежим? Убью сейчас этого старика и убежим.

 -Иди куда шла.

– К тебе и шла. Никогда еще таких глаз, таких пшеничных волос, таких сладких губ еще не встречала. Люблю. Не веришь?

 -Уйди уже. Устал от тебя. Спать хочу.

 -А со мной не хочешь? Готова на все. Хочешь, перед тобой прям сейчас разденусь?

 Половников ухмыльнулся, прильнул к железной решетке:

 -Ну, давай.

 Анна хмыкнула, скинула портупею, затем сняла оливковый бекеш.

 -Да ты больная,– изумился Половников,когда Белоглазова начала расстегивать гимнастерку.

 -Ага,-согласилась Анна.

 -Солдат!-крикнул, поднявшись Владимир.

 Когда страж появился, попросил немедленно вывести "эту даму". "Твоему начальству расскажу. Вместе со мной расстреляют". "Да ну вас,-вздохнул пожилой солдат, уверенный, что девица пришла к своему возлюбленному. Он и представления не имел, что она командир партизанского отряда. Надо ему то знать? Теперь все сажают- и те, и эти. Горе кругом, несчастье, хоть как-то людям жизнь скрасить. Зачтется.

 Опять рассмеявшись, Белоглазова пошла к выходу. По пути сунула служивому полтинник. Тот замялся, но взял.

 -Эй, как там тебя…– остановил её штабс-капитан.-Если в самом деле любишь, помоги жизнь сохранить.

 Анна быстро вернулась, схватилась за железные прутья:

 -Все для этого сделаю. Моим будешь.

 Генерал Деникин безмятежно отдыхал в своей комнате, когда к нему ворвалась Белоглазова. За руки сзади ее хватал адъютант командующего поручик Востряков: "Я ей говорю, что Антон Иванович отдыхает, а она и слушать не желает, ваше превосходительство". Генерал несколько смутился, что дама застала его на кровати, да еще в полуразобранном виде- в исподней рубахе, с босыми ногами. Хорошо хоть галифе не успел снять. Ну, девица, ну огонь. Хотел спросить, что ей надобно, но Анна опередила Деникина. Подскочила кровати, схватила генерала за локоть- невиданная вольность в армии.

 -Отдайте мне штабс-капитана Половникова!– выпалила она.

 -Что?-не понял Деникин.-Извольте изъясниться понятнее, госпожа Белоглазова.

 В штабе так пока и не придумали, какое воинское звание присвоить атаманше. Московское училище ведь не закончила, переворот Октябрьский помешал. А потому обращение к ней по чину среди офицеров-добровольцев вызывало затруднение. Между собой они звали просто Бестией. В глаза- госпожа атаман. В это они вкладывали некоторый сарказм и пренебрежение. Баба она и есть баба и не следует ей командовать мужиками.

 -Ну тот красный офицер, которого я взяла на шпагу в станице Плоской, брусиловец.

 -Помню,-кивнул Деникин, показывая рукой поручику Вострякову, чтобы тот подал ему китель.– Позвольте привести себя в порядок.

 Анна отвернулась. Одевшись, генерал сел за стол. Сапог надевать не стал, сунул ноги в просторные валеные тапочки.

 -Помню,-повторил генерал.-Так что же вы хотите?

 -Полевой суд наверняка приговорит его к расстрелу.

 -Возможно,-согласился Деникин.– Зверства сорокинцев невозможно описать словами. Впрочем, вы сами все прекрасно знаете.

 -Спасите его, ваше превосходительство,– вдруг взмолилась Анна.-Я что хотите для вас сделаю.

 Она опустилась перед командующим на колени, чем напугала и его, и поручика.

 -Что вы, встаньте, мадемуазель…тьфу, госпожа Белоглазова. Анна Владимировна, извольте подняться!

 Под локти атаманшу подхватил поручик Востряков, но она больно ударила его по рукам.

 -Ноги вам целовать буду.

 -Да что же это такое…,-поднялся Деникин, сдвинув своим грузным телом круглый стол с закрытыми картами. -Вам-то что за дело до штабс-капитана?

 -Люблю его!

 -Что? Ах, вот как. Были с ним разве ранее знакомы?

 -Нет.

 -Когда же тогда успели?

 -Не знаю, ваше превосходительство. Сердце как шашкой пронзил. Пощадите его.

 Генерал собирался возмутиться, сказать, что здесь армия, а не девичий пансион, где можно предаваться любовным мечтаниям. Но прикусил язык. Сам ведь женился недавно на девице Ксении Чиж, которая младше его аж на 20 лет. Любит её больше всех на свете, готов за нее на все, кроме одного-предать Родину. Сердцу не прикажешь и никакая война его желаниям не помеха.

 -Так вы что ж…,– замялся генерал, подбирая нужные слова,– хотите сочетаться узами брака?

 -Я готова!– выпалила Анна.

 Антон Иванович не смог сдержать улыбки.

 -Ну а он, то есть штабс-капитан?

 -Куда он денется!

 Деникин развел руками, восприняв эти слова по-своему.

 -Ну, ежели за ним суд не признает серьезных воинских преступлений, коль он захочет искупить свою вину…свой промах кровью в рядах Добровольческой армии, пожалуй, я замолвлю слово.

 -Захочет, ваше превосходительство. Благодарю.

 Теперь стражу в винной лавке пришлось дать целый рубль. Штабс-капитан мирно похрапывал в обнимку с бутылью, прислонившись головой к железной решетке. Анна бесцеремонно его растолкала за плечо, ударила сапогом по ржавым прутьям.

 Когда Половников раскрыл осоловевшие от вина и сна глаза, рассказала ему о беседе с командующим. "Покайся на суде, Володенька, скажи, что по принуждению вступил в большевистскую армию, собирался вот-вот сбежать к добровольцам, но тебя опередили, взяли в плен". "Не привык врать,– ответил упрямо Половников.– Я офицер. Честь превыше всего. Я уже объяснял вашему начальнику штаба, почему пошел к красным. Генералы страну профукали- в Германскую, потом в Феврале, а теперь освободителей Родины из себя корчат. Смешно. Кто ж им поверит? Только дураки. К таковым себя не причисляю. Красные пока что еще ничего скверного для России не сделали. Вон, мир с немцами подписали. Да, сомнительный. Но если не можешь победить, умей вовремя отступить, чтобы выжить.

 -Я люблю тебя,-сказала припав к решетке Анна.

 -Ты взбалмошная, капризная баба. Не верю тебе, потому что такой любви не бывает.

 -Бывает, Володенька!– воскликнула Анна, чуть не плача.

 -Все, я спать хочу.– Штабс-капитан спустился на несколько ступеней, сел на лестнице, обхватив голову руками, словно защищаясь от дальнейших речей девицы.-Уходи.

 А на открытом полевом суде, который состоял из офицеров и солдат армии, к удивлению Анны, вдруг заявил, что попал к красным по принуждению. Забрали в большевистское ЧК во время облавы в Ростове. Били, издевались, пообещали расстрелять, если не согласится вступить в отряд комиссара Ивана Сорокина. Не выдержал. А теперь просит снисхождения за свою слабость, и готов кровью искупить свою вину в рядах славной Добровольческой армии.

 Белоглазова верила и не верила своим ушам. Только вчера Володенька производил впечатление цельной, несгибаемой натуры. Она уж решила, что ничего исправить нельзя. И вдруг…

 Полевой суд, на котором присутствовали генералы Деникин, Марков и Романовский, помиловал штабс-капитана Владимира Половникова, учтя его прежние заслуги в Российской императорской армии. Начальник штаба Романовский поздравил Половникова и спросил:

 -А вы, господин штабс-капитан, за восстановление монархии или за Учредительное собрание?

 Вопрос поставил Владимира в тупик. Но начальник штаба задал его не случайно. В последнее время в армии стали вновь преобладать монархические настроения, в них даже обвиняли и его. Но он был убежденным сторонником революционной демократии. А вот генералы Алексеев и Дроздовский уже не скрывали своих монархических взглядов. Офицеры армии раскололись на два лагеря.

Половников почувствовал подвох в вопросе, ответил осторожно:

– Думаю, сначала нужно закончить Гражданскую войну, а потом уже народ сам разберется по какому пути ему идти.

 -Народ легко обмануть,– ответил Романовский,– принудить наконец. Если верить вам, то и вы не по доброй воле записались к большевикам. Толпу нужно направить в нужное русло, но обратно, в монархию, которая и погубила Россию, она уже точно не вернется. Во всяком случае, я рад что вы, как я понял, за новое Учредительное собрание.

 Однако эти слова относились вовсе не к штабс-капитану. Адресованы они были генералу Маркову, который и приписывал Ивану Павловичу монархические пристрастия. Начальник штаба решил прилюдно еще раз подчеркнуть свою политическую позицию. "Я не забыл ваших слов про то, что вы не доверяете генералам,– сказал Романовский.– Но временно согласился про них забыть по просьбе командующего Деникина".

 Анна, конечно, была рада такому исходу, что штабс-капитан выполнил все ее советы. И все же осталась во рту какая-то неприятная горчинка.

 Половникова приписали к партизанскому отряду Анны Белоглазовой.

 Они теперь жили вместе никого не стесняясь. Девушка была счастлива. Каждый раз, когда она засыпала на плече Владимира, благодарила Бога, что он послал ей такое счастье, которого она, возможно, и не заслужила. Боялась спугнуть. Воевали тоже вместе. Как и прежде отряд совершал внезапные налеты на противника и штабс-капитан показал себя довольно славным воином. Сначала он был в подчинении хорунжего Куликова, а после нескольких успешных операций, Анна позволила ему командовать взводом из пятнадцати казаков.

 Как-то в середине мая стало известно, что в станицу Староминскую прибывает эшелон с крупным пополнением большевиков. Решили подорвать пути на мосту через реку Ея. Устроить засаду. В это же время командующий Деникин приказал партизанам Белоглазовой отсечь подвоз боеприпасов красных в станицу Егорлыкская. Пришлось разделиться.

 -Справишься?-заглядывала в глаза Владимиру Анна.

 -Не сомневайся. Я же пока не давал повода сомневаться в себе.

 -Не давал,-припала подбородком к колючей щеке штабс-капитана атаманша.-Люблю тебя.

 Владимир, как всегда на проявление чувств ничего не ответил. Он вообще ни разу не сказал, что любит Анну. Но это её почему-то устраивало. Она упивалась своей любовью.

 На следующий день пришла скверная весть- отряд Половникова сам попал у станицы Канеловская в засаду. Видимо, комиссары предвидели, что деникинцы попытаются остановить эшелон или на реке Ея, или на Сосыке. Часть партизанского отряда была перебита, остальных вроде бы взяли в плен. Есть ли среди них штабс-капитан, неизвестно.

 Ротмистр Бекасов с самого начала подозрительно относился к Половникову, говорил казакам, что "с этим перебежчиком, мы еще хлебнем". Возможно, неприязнь была связана тем, что он сам вздыхал по Анне. В ней для него сошлись все качества женщины, о которых он мечтал: красота, страстность, преданность, решительность. И некая терпкая изюминка, которой не было более ни у кого. Но преданность и любовь были адресованы, к сожалению, не ему. Еще до появления в отряде Половникова, он пытался сблизиться с Белоглазовой, но постоянно, словно стучался в закрытую на тысячи замков железную дверь. Однажды Анна, видя страдания Петра , взяла его за руку:

 -Знаете, ротмистр, почему люди влюбляются? Потому что в объекте своего обожания, они видят продолжение себя.

 -Нередко ошибочно,– буркнул Бекасов.

 -Да, ошибочно, но это не меняет дела. Человек натура несовершенная и пытается другим, дополнить себя. Вами же у меня нет желания себя продолжать, потому что мы слишком с вами похожи.

 Но Бекасов не оставлял надежды расположить к себе Белоглазову, даже когда у нее появился Половников.

 Теперь же конкурент, возможно, попал в плен или убит. Эту новость Анна, вернувшись с задания, восприняла внешне спокойно. Собрала в хате помощников.

 -Что предлагаете, господа?

– По нашим данным, пленных держат в станице Канеловской,– сказал один из казаков.– Но где именно, неизвестно. Там теперь довольно большой гарнизон красных. Наскоком мы не сможем их отбить. Нужно выслать разведчиков.

 Белоглазова никому не могла поручить это задание. Хотела взять с собой двух казаков, но к ней в компаньоны напросился ротмистр Бекасов.

 -Зачем тебе?-удивилась Анна.– Ты по определению ненавидишь штабс-капитана.

 -Но я люблю тебя,– ответил ротмистр,– и сделаю всё, чтобы сделать тебе хорошо.

 -Даже во вред себе?

 На это Бекасов ничего не ответил.

 Теперь они стояли вдвоем на берегу реки Ея.

 Спустившись с косогора, рощей добрались до утлого мостика. Подбадривая коней, переправились по нему. В зарослях ивы спешились, привязали жеребцов к стволам деревьев. Когда вышли на поляну, к хутору, уже почти стемнело. У колодца четверо солдат жгли костер. В окнах дома света не было. Возле пристройки и амбара вроде бы тоже никого. Видимо, передовой пост перед станицей.

 Анна кивнула Петру: "Как договаривались". Приблизительный план действий прикинули еще по дороге. Если на хуторе окажутся красные сторожевики, одно, если нет- другое.

 Бекасов передернул затвор кавалерийского карабина, снова забросил его за плечо, подправил под шинелью Кольт и гранату, перекрестился. Зашагал быстрым, уверенным шагом прямо к костру. Увидев его, двое солдат с красными лентами на зимних шапках, поднялись, вскинули ружья: "Стой! Кто такой?"

 -Петр Ильич Бекасов,-ответил ротмистр.

 -Кто?-удивился ответу один из служивых. У него был длинный, раздвоенный на кончике, как надрезанный ножом огурец, нос.

 -Глухой что ли?

 -Что тут делаешь, куда идешь?

 -Жену выгуливаю?

 -Чего?

 -Точно глухой. Жену, говорю, выгуливаю, гулящая она у меня.

 -Гулящая?– еще пуще удивился солдат.

 -Ага. Да вот она.

 Из зарослей вышла Анна в оливковом бекеше, с разбросанными по плечам почти белыми волосами. Кобуру с Маузером она оставила на седле жеребца.

 При виде красивой девушки, поднялись и остальные солдаты. Не из почтения, из удивления.

 -Эта что ль, гулящая,-сглотнув спросил солдат. Остальные его приятели стояли открыв рты.

 -Я,– встряхнула великолепными волосами Белоглазова.– Ну, кто желает испытать мою страсть? Ты?

 Она подошла к носатому бойцу, притянула его к себе за облезлый ремень. Засопела в его волосатые ноздри: "Ну-у".

 -Чего тебе?-испугался солдат.

 -Да ты не бойся, пощупай какая я хорошая.

 Анна взяла его руку и засунула ее себе под бекешу.

 -Чуешь?

 Солдат начал моргать.

 -Чуешь?-переспросила Анна.

 -Чую,-наконец ответил боец.

 "Что там, Никодим?"-заинтересовались его товарищи.

 -Ну так ответь приятелям, чего застыл, как стеклянный.

 -Граната.

 -Что?-сделал шаг вперед другой солдат, но остановился, когда Никодим повторил: "Граната".

 -Правильно, граната,– одобрительно похлопала по плечу Никодима Анна.-Будете плохо себя вести, отпущу рычаг. Нам с мужем терять нечего. Он такой же псих, как и я. Правда, любимый?

 -Правда, жена,– ответил Бекасов. Расстегнул шинель, продемонстрировав две гранаты за поясом. -Ружья кладите.

 Солдаты тут же выполнили приказ, подняли руки.