– С валом и резервами решили. Теперь давайте рассмотрим ещё один важный вопрос. Предположим, что враг все-таки прорвал нашу оборону и бросил в прорыв свои танки. За северный фланг я спокоен. Там высокая плотность войск и быстрого продвижения немцы не достигнут, а вот южное побережье будет полностью открытым… – генерал сделал паузу, и Мехлис моментально развил не высказанную им мысль:

– Степь, оборонительных рубежей нет, и для немецких танков не составит большого труда быстро «добежать» до вала. И чем вы намерены им противодействовать?

– В первую очередь штурмовиками «илами», но учитывая, что их у нас всего одиннадцать, этого мало. Самый лучший вариант – это корабли; крейсер или несколько эсминцев, которые смогут атаковать танки врага в лоб, с боков и сзади. Я уже обращался к адмиралу Октябрьскому с просьбой выделить отряд кораблей для поддержки нашего наступления со стороны Азовского моря, но он подобен царю Кощею, что чахнет над златом. Упрямо требует воздушного прикрытия, без которого отказывается выводить корабли в море. Товарищ заместитель наркома обороны, обратитесь, пожалуйста, к командующему Закавказским фронтом Семену Михайловичу Буденному, чтобы к седьмому числу моряки подготовили к выходу в море крейсер или несколько эсминцев. На всякий пожарный случай… – генерал выразительно посмотрел на Мехлиса.

– Хорошо, я постараюсь разрешить вашу проблему с царем Кощеем, – кивнул замнаркома и стал быстро набрасывать что-то в походном блокноте.

Югославский перебежчик Бойко Петрович не обманул. Седьмого мая 4-й авиационный корпус люфтваффе обрушил всю свою ударную мощь на советские позиции, раскинувшиеся от одного моря до другого.

Несмотря на предупреждение командования, посты ПВО засекли появление самолетов противника на самом подходе к линии фронта. Пока посты доложили в свой штаб, а тот, в свою очередь, в штаб фронта, пока был дан приказ истребителям на взлет и они поднялись в воздух, ушло очень много времени.

Очень много для тех, на кого с пронзительным завыванием обрушились эскадрильи немецких Ю-87. Маленькая темная точка в небе моментально превращалась в стремительно надвигающего ангела смерти, с той лишь разницей, что вместо меча, сносящего голову, у «певунов» были бомбы, который они всаживал в цель с ювелирной точностью. Оторвавшиеся от темного брюха самолета, они уверенно крушили пункты связи, штабы, склады, батареи и просто скопление войск на открытом пространстве крымской степи. Высмотренные воздушными разведчиками «рамами» и нанесенные на карты, эти интересные объекты бомбились в первую очередь, для облегчения дальнейшего наступления частей вермахта и их румынских союзников.

Имевшиеся в частях и соединениях зенитные батареи не могли противостоять массивному натиску лучших к тому моменту пикирующих бомбардировщиков воюющей Европы. Уж слишком много было облепленных крестами самолетов, свирепо атаковавших советских зенитчиков. Некоторые из них погибли от прямых попаданий бомб в зенитное орудие, другие оставляли свои боевые посты, будучи раненными осколками или пулями, но ни один из них не бросился от страха в кусты, лишь бы не слышать их устрашающего воя, не видеть почти вертикально падающего на тебя самолета, из-под брюха которого летит ужасная смерть.

Выполняя приказ Манштейна, особо яростно «лаптежники» атаковали боевые порядки 56-й и 47-й армий, создавая ложный посыл, что именно по ним и будет нанесен главный удар 11-й армии. С десяток бомб упало на штаб генерала Львова, серьезно ранив самого командарма. Прямым попаданием был уничтожен армейский пункт связи, что в один момент нарушило управление как частями и соединениями 56-й армии, так и связь со штабом фронта. От вражеской бомбардировки серьезно пострадали боевые порядки 77-й горнострелковой дивизии полковника Волкова. Никогда ранее не попадавшие под столь агрессивную бомбежку солдаты-азербайджанцы в ужасе разбегались в разные стороны, не слушая окриков и приказов командиров.

В результате воздушных ударов противника командарм Колганов также лишился связи, но большей частью со своими подразделениями. Благодаря самоотверженной работе связистов порывы были устранены.

Потери от налета авиации противника были бы более чувствительными, если бы не два обстоятельства. Пусть с заметным опозданием, но советские истребители все же атаковали вражеские «юнкерсы». Не вступая в бой с истребителями прикрытия, они ударили по пикировщикам и даже сбили несколько машин. Своим мужеством советские летчики серьезно осложнили работу «певунов», и, побросав бомбы без должной точности и мастерства, асы Геринга ретировались. Вторым обстоятельством, помешавшим немцам нанести максимальный урон армиям Крымского фронта, было решение генерала Рокоссовского о перемещении воинских подразделений. Многие соединения были отведены от переднего края обороны, во многих частях были вырыты окопы, траншеи и открытые щели для укрытия от вражеского огня. В некоторых случаях бомбы падали на ложные объекты. Они были созданы по приказу командующего для введения в заблуждение противника и смогли спасти не один десяток солдатских жизней.

В общей сложности в этот день немцы совершили около четырех сотен вылетов в день, потеряв в воздушных боях и от огня с земли девятнадцать машин. Потери советской авиации оказались не намного больше противника, но даже при таком соотношении действия авиации Крымского фронта можно было признать успешным.

Ни Манштейн, ни Рихтгофен не ожидали, что в небе над Крымом наткнутся на маленький и не совсем сильный, но все же крепенький кулак русских.

Главные события начались с 7 на 8 мая, когда вслед за пикировщиками по советским позициям ударила немецкая артиллерия. Как и летчики, артиллеристы били по всем разведанным целям, стремясь довести до логического завершения работу своих крылатых коллег.

На этот раз главный огневой удар немцев приходился по южному флангу советской обороны. Сосредоточив на этом участке фронта мощный огневой кулак, артиллеристы Манштейна громили опорные узлы передовых рубежей противника. В первую очередь они пытались заткнуть рты дотам и дзотам, пулеметы которых прочесывали каждую пядь земли перед мощным противотанковым рвом, через который намеревались прорваться танкисты фон Апеля. Цели были заранее определены и пристреляны, но как бы хорошо ни работали канониры фюрера, полностью привести передний край русских к молчанию они не смогли.

Когда по сигналу ракеты сквозь проделанные в проволочных заграждениях саперами проходы на штурм укреплений бросились немецкие пехотинцы, они натолкнулись на огонь неподавленных пулеметов. Ценой больших потерь они смогли достичь края противотанкового рва, но под шквальным огнем были вынуждены залечь. Некоторые смельчаки, ведомые обер-лейтенантом Райсснером, смогли спуститься в него, но попали под огонь из стрелкового оружия. Выпущенная сверху автоматная очередь прошила храброго офицера насквозь, и атака захлебнулась.

Умывшись первой пролитой кровью и утерев скупую мужскую слезу, тевтонские воины, уткнувшись носом в крымскую степь, стали дожидаться развития дальнейших событий.

Благодаря присутствию в атакующих цепях артиллериста корректировщика, немецкий «бог войны» принялся обрабатывать выданные им под обстрел площади и квадраты. Но не только на мощь своего огненного кулака рассчитывал генерал Манштейн, планируя прорыв на этом участке фронта. Будучи от природы хитрым и коварным человеком, «величайший стратег всех времен и народов» согласно геббельсовской «Фелькишер беобахтер», Манштейн всегда имел в запасе неожиданный ход. Суть его заключалась в нанесении неожиданного удара руками специально подготовленных отрядов диверсантов, чье внезапное нападение склоняло чашу весов победы в пользу германского оружия.

Впрочем, этот ход имел успех, когда «блистательному уму» противостоял слабый, не очень расторопный, сильно подверженный панике и страху противник. Когда же он был равен ему по силе или немного превосходил своими возможностями, «первый маршал» рейха терпел поражение одно за другим. Военный талант и промахи противника позволили ему избежать окружения и плена, но в конечном итоге терпение фюрера лопнуло, и Манштейн подвергся опале. Помня былые заслуги, Гитлер отправил «блистательный ум» немецкого военного искусства в почетную отставку. В ней тот тихо просидел до конца войны, счастливо не ввязавшись в политические заговоры и сохранив на плечах и голову, и погоны.

Если в июле сорок первого при захвате мостов через Двину Манштейн действовал руками удальцов «Бранденбурга 800», то на этот раз он сделал ставку на специально созданные штурмовые отряды морской пехоты. Три роты на штурмовых судах, специально доставленных из Германии, вышли из Феодосии и незаметно добрались до того места, где противотанковый ров смыкался с берегом моря. Грохот разрывов немецкой артиллерии надежно скрыл звуки приближающихся десантных катеров, а непрерывный обстрел «мессершмиттами» передовых позиций советской обороны не позволил её защитникам заметить приближающуюся к ним угрозу.

Быстро обойдя охваченный разрывами мин и снарядов участок русской передовой, немецкие десантники стали высаживаться в тылу обороняющих приморский участок рва подразделений. Слишком поздно придавленные вражеским огнем с земли и воздуха защитники этого рубежа поняли коварный замысел врага. Лишь после того, как немцы, благополучно высадившись на берег и развернувшись в цепь, с автоматами и пулеметами наперевес бросились в атаку, советские солдаты распознали в них опасность.

Редкие выстрелы из винтовок и пистолетов не смогли остановить наступающие цепи врага. Один из неизвестных защитников рва успел выстрелить по атакующему противнику из огнемета и превратить несколько солдат и бегущего вместе с ними майора Кутцнера в огненные бегущие факелы, но это был единичный успех. Завалив противника шквалом пулеметных и автоматных очередей, немецкие диверсанты приблизились к рубежу обороны и стали забрасывать его защитников гранатами. Сразу вслед за этим в воздух взлетели две красные ракеты, артиллерийский обстрел моментально прекратился, и угрюмо жевавшие скрипучий песок молодцы капитана Грефе бросились в атаку. Не встречая прежнего сопротивления со стороны врага, они спустились в ров и, поднявшись по штурмовым лестницам на его противоположный край, ворвались в русские траншеи. Находившиеся там советские солдаты было обречены, но вместо того чтобы поднять руки и сдаться в плен, они продолжали оказывать яростное сопротивление. Один из них бросил в атакующих врагов гранату – взрыв оторвал ногу только поднявшемуся по штурмовой лестнице капитану Грефе. Рана была ужасна, но, несмотря ни на что, мужественный капитан продолжал командовать своими солдатами.

– Вперед, только вперед, мои молодцы! Задайте им жара! Откроем поскорее дорогу нашим славным танкистам! – кричал Грефе, не обращая никакого внимания на суетившегося возле него санитара, и в словах истекающего кровью капитана была своя истина.

Вместе с пехотинцами в противотанковый ров ворвались саперы майора Функеля. Понеся существенные потери при проделывании проходов в проволочных заграждениях и при снятии мин, они приступили к уничтожению противотанкового рва. Путем целенаправленных подрывов они сначала обрушили его стены, а затем, выровняв скосы, позволили застоявшимся танкистам фон Апеля вступить в схватку с врагом.

Главной ударной силой 22-й танковой дивизии были не танки, а штурмовые орудия. Именно благодаря им немцы смогли существенно расширить ширину своего прорыва, нанося удар своими орудиями под прямым углом к фронту советской обороны.

Для вооруженных 75-миллиметровым орудием «штуг» из отряда капитана Шельдта не составило большого труда уничтожить советские огневые пулеметные точки, а также пехотные блиндажи и траншеи с засевшими в них солдатами, ставшие камнем преткновения для солдат 1-го батальона 123-го полка. Понеся серьезные потери в результате двух бесплодных атак, славные баварцы терпеливо ждали, когда танкисты 190-го дивизиона протянут им свою руку помощи.

Сил у оборонявших этот участок советских войск вполне хватало, чтобы дать достойный отпор атаковавшим их подразделениям врага. При помощи гранат, бутылок с КС и противотанковых ружей можно было попытаться отразить удар восьми машин врага, но в рядах прикрывавшей это направление «национальной» дивизии возникла паника. Зная о слабости этой «национальной» дивизии, командарм Черняк постарался убрать её в «тихое место», но, как оказалось, поставил на самое острие вражеской атаки. Попав под огонь всего четырех штурмовых орудий, подразделения 63-й грузинской горнострелковой дивизии дружно обратились в бегство, бросив на произвол судьбы защитников передней линии обороны.

Сминая отчаянное сопротивление советских солдат, немецкие машины смогли увеличить ширину своего прорыва, доведя его до трех километров. В образовавшееся окно немедленно хлынули моторизованные соединения бригады полковника Гроддека. Положение дел мог попытаться спасти полк противотанковой артиллерии, чьи орудия прикрывали направление прорыва, но и здесь судьба улыбнулась Манштейну. Как ни старался генерал Казаков насадить среди армий, обороняющих Крым, требуемый Ставкой стандарт противотанковой обороны, он не был всемогущ. Несмотря на приказ комфронта и неоднократные запросы командующего артиллерии, положение дел на этом участке обороны 44-й армии осталось без изменений. Вместо эшелонированной противотанковой обороны орудия батарей подполковника Кудесникова были вытянуты в одну линию. Хорошо расположенные, имевшие пехотное прикрытие, они не смогли справиться с обрушившимся на них бронетанковым кулаком. Успев зажечь всего три танка и одно штурмовое орудие, артиллеристы были раздавлены атаковавшей их в лоб армадой немцев.

Куда успешнее действовали два танка – Т-26 и Т-34, прикрывавшие приморский участок второй линии обороны. Получив серьезные повреждения ходовой части во время предыдущих боев и не подлежа ремонту, они были превращены в огневые точки для компенсации недостатка противотанковой артиллерии. Зарытые в землю по самые башни и хорошо замаскированные от посторонних глаз, танки имели прекрасный обзор, «до самого горизонта» – как говорили бывалые солдаты. Они не сильно пострадали от ударов авиации и обстрела вражеской артиллерией, ровно как и сам боевой рубеж обороны, перенесенный согласно приказу Рокоссовского на четыре километра от своей первоначальной позиции.

Узнав от грузинских беглецов о прорыве врага, командиры обеих машин немедленно связались по радио с командованием, доложили об изменении обстановки, а также свое решение принять бой с превосходящими силами противника. В результате боевого столкновения с врагом продвижение его передовых частей было остановлено ровно на два с половиной часа, так необходимых советскому командованию в этот сложный и непростой день.

Обе машины были уничтожены путем прямого попадания бомб, сброшенных на них специально вызванными по радио «штуками». Только после этого немецкая мотопехота при поддержке штурмовых орудий и легких танков Т-2 смогла сломить сопротивление засевшей в окопах пехоты. Итогом этого сражения стало уничтожение трех бронетранспортеров, четырех бронемашин пехоты, двух штурмовых орудий, а также сорока пяти солдат и офицеров вермахта, не считая многочисленных раненых.

Полностью взломав приморский участок обороны 44-й армии генерала Черняка, наступающие соединения немецких танкистов разделились. Главные силы 22-й дивизии развернулись на север с целью разгрома тылов двух соседних армий, а группа полковника Гроддека вдоль побережья устремилась к Керчи.

Страшный призрак скорого разгрома замаячил над штабом Крымфронта, который с самого начала немецкого наступления потерял связь со штабами армий. Едва успев восстановить нанесенные врагом повреждения, штаб фронта вновь лишился связи в результате мощного артиллерийского обстрела, поддержанного налетом вражеской авиации в лице истребителей «мессершмиттов». Подсчитав потери от первого дня воздушных боев, генерал Кортен решил попридержать «штуки».

Отсутствие в первой половине дня устойчивой связи штаба фронта со штабами армий, а у них – с полками и дивизиями, сыграло свою роль в развитии трагических событий 8 мая. Получая искаженную и недостоверную информацию с передовой, штаб фронта не мог определить место нанесения главного удара Манштейном. Только после того, как в штаб вернулись отправленные им делегаты связи, поступила информация от летчиков, а также предоставил доклад специально посланный к генералу Колганову полковник Бышковец, картина сражения стала проясняться. Вскрылась ошибка штаба фронта, предполагавшего, что свой главный удар противник нанесет по центральному сектору советской обороны. Одновременно с этим стало ясно, что враг прорвал оборонительные рубежи 44-й армии и вышел на оперативный простор.

По самым скромным оценкам, ширина прорыва составляла четыре километра, а глубина – до шести километров. Сразу после получения этих результатов генерал Рокоссовский предпринял экстренные меры для скорейшей ликвидации прорыва и недопущения выхода танкового кулака немцев в тылы 47-й и 51-й армий фронта. Единственной эффективной мерой, по мнению генерала и офицеров его штаба, являлось скорейшее нанесение контрудара в основание прорвавшегося вражеского клина силами двух танковых бригад, имевшихся в распоряжении 47-й армии. Имевшие в своем составе КВ и Т-34, они представляли собой серьезную силу. Организация и руководство контрударом было поручено генерал-майору Казакову, который вечером 8 мая выехал к генералу Колганову. Наступала пора ответного хода.