Цитаты из книги «Альтист Данилов»

Кармадон расстроился, но тут Данилов уговорил его заменить комментатора пространщиком из Марьинских бань дядей Нариком, подававшим Кармадону простыню, однако вспомнил, что дядя Нарик – мусульманин, а они с Кармадоном – вовсе не джинны.

В разгар застолья позвонила Клавдия. – Данилов, ты мне нужен, – сказала она. – Сейчас я за тобой заеду. – Извини, – сказал Данилов. – У меня гости… – Бабы или мужики? – Мужчины, – сказал Данилов. – Сколько вас? – Пятеро… – Вот и хорошо, – сказала Клавдия. – Один лишний. А четверых я заберу… – Куда заберешь? – Тяжести таскать! Надеюсь, настоящие мужчины не откажут даме в помощи…

– Нет, после такого позора мне надо проситься куда-нибудь на последнее дело! Пыль какую-нибудь пересыпать в канавах на Сатурне, чтобы дурачить звездочетов!

Экая глупая скотина!» – сказал Кукушкин, но другими словами.

Прошу тебя, прими виноватый вид. И глупый. Мне во всем поддакивай…

Ущерб был скорее моральный. Многие приобрели теперь печальный комплекс принсипского быка. Не исключалось, что сегодняшний позор мог вызвать появление странствующих рыцарей. Что касается ущерба материального, то он был привычным – разбитые стекла, опрокинутые автомобили, разоренные гнезда любви.

Что касается быка Мигуэля, то он, проезжая на лафете, даже не привстал, публике не поклонился, чем вызвал ее особое уважение.

И потом, наконец, прости, что я тебе об этом напоминаю, но ты ведь мог быть отцом моего ребенка… Даже отцом многих моих детей… – Последние слова Клавдия произнесла с прежней лаской, но и с угрозой, словно давая Данилову понять, что имеет все права на исполнительный лист и из-за несговорчивости Данилова своими правами вынуждена будет воспользоваться, хотя это – крайний случай и дурной тон.

Куда правильнее показалось Данилову возможностью этой не пользоваться, а открывать все заново и самому, как то делали люди.

Но произошло преобразование. Теперь перед Даниловым лежал смуглый обнаженный юноша. Тело его могло стать моделью для Праксителя. Юноша поднял веки. Глаза его были усталые и печальные. «Он поверженный!» – как открытие пришло к Данилову. Юноша поглядел на Данилова, и в его глазах Данилов увидел безумие. Юноша привстал, взглянул вверх, поднял руку, и небо стало лазурным.