Глава 4. Идеальный мир

Мы провели в море два часа. Мне удалось поговорить со спасенной девочкой-придумком. Все, что я узнал, это что ее звали Лизой, и она не помнила ничего о своем прошлом. Даниэль Аллен не затруднял себя придумыванием подробностей биографий своих жертв. Несмотря на то, что я спонтанно освоил способность творить неодушевленные предметы в нейронете, я пока не понимал, каким образом оператор может создать целую самостоятельную личность. Окружавший нас прозрачный шар, выталкиваемый водой, был пока что самым большим и долговечным объектом, который я создал.

Потому я вспомнил, что только что убил человека, и мне стало страшно. Но убил ли? В реальности этот удар стоил бы ему жизни, но здесь? Что произошло с ним здесь, когда его обезглавленное тело погрузилось на дно океана в тонущем подводном корабле? Чем больше я узнавал о нейронете, тем больше вопросов у меня возникало. Будет ли у меня возможность задать все эти вопросы Эдварду Дарио, когда мое путешествие по чужим фантазиям закончится? Или мне придется самостоятельно найти ответы?

– Земля!

– Энн?

– Впереди земля. Я уведомляю вас об этом.

Я вглядывался в горизонт, но различал только водную гладь, соприкасающуюся с безоблачным голубым небом. Одинокая птица высоко в небе медленно кружилась над нами. Не удивлюсь, если я сам ее придумал – мое сознание хотело добавить в этот однотонный голубой фон хоть какое-то разнообразие.

– Я ничего не вижу, Энн.

– Мои оптические сенсоры имеют гораздо более высокое разрешение в сравнении с вашими глазами, господин Ник. И они зафиксировали сушу на северо-западе отсюда.

Не знаю, имела ли значение мощность сенсоров Энн в нейронете. Ее искусственное сознание сейчас не получало от них сигналов, нейронет использовал свои системы ввода вывода как для нее, так и для меня. Да и утверждение про «северо-запад» в мире, где вряд ли работали привычные для меня средства ориентирования в пространстве, казалось мне неуместным. Но Энн – всего лишь робот, она вряд ли задумывалась над такими вопросами. У нее наверняка был встроенный компас, и нейронет наверняка подавал на него какой-то сигнал, обозначавший местный север. Что ж, пусть будет северо-запад! Всегда лучше двигаться куда-то, чем ждать течения. Стоило мне об этом подумать, как шар, разрезая волны, начал движение в ту сторону, которую Энн посчитала северо-западом.

Вскоре я действительно увидел землю, к которой мы быстро приближались. Картина нейронета, как огромного океана, на поверхности которого разбросаны острова-субреальности, казалась мне простой и логичной. Но если реальность здесь субъективна, то все ли видят ее так же? Может быть, это только для меня нейронет показывает многочисленные острова в океане, а для кого-то они выглядят, как планеты в космосе?

– Энн, что ты видишь вокруг? – спросил я.

– Я правильно понимаю, что слово «видишь» вы применяете к моим оптическим сенсорам? В данный момент я по данным с оптических сенсоров я оцениваю скорость, с которой мы приближаемся к суше.

– То есть ты, как и я, видишь остров на горизонте?

– Я интерпретирую полученные с сенсоров данные, и результат их интерпретации подходит под доступное мне определение слова «остров».

Остров был все ближе. На широком песчаном пляже было множество отдыхающих людей, а поодаль виднелся огромный город, который, похоже, занимал большую часть острова. Город был красивым и современным, пожалуй, даже немного футуристичным – высокие здания из стекла и бетона уходили высоко в небо и сияли отраженными солнечными лучами, а нижние этажи зданий было невозможно разглядеть – они скрывались в зеленых листьях. Небоскребы словно вырастали из настоящего живого леса, подобно деревьям-великанам, и лишь когда мы приблизились к берегу, я заметил, что это не лес. Зеленые насаждения складывались в сложный геометрический рисунок, созданный искусственно. Архитектор этого города был настоящим мастером своего дела!

Когда наш пузырь, наконец, выкатился на берег, я разрушил его одной мыслью. На пляже были сотни, если не тысячи людей, но никто не обращал на нас внимания, словно ничего необычного и не произошло. С другой стороны, что может быть необычного в реальности, которая полностью создается фантазией? Наверное, прожив здесь долгое время, привыкаешь уже ко всему. Недалеко от места, где мы причалили, несколько детей играли в воде огромным надувным мячом. Лиза с неподдельным интересом наблюдала за этой игрой. В ней не было никаких правил, не было проигравших и победителей, обычная детская игра, в которой важен был только сам процесс.

– Иди к ним, поиграй, Лиза! Ты ведь этого хочешь, – сказал я.

– А мне можно? – удивилась девочка.

– Конечно. Иди.

Весело хохоча, девочка побежала прямо в воду, забрызгав нас с Энн с ног до головы. Компания детей тепло приняла ее, хотя она и была самой маленькой из них. Дети наверняка были придумками. Я до сих пор не знал, как отличить придумка от реала, но Эдвард Дарио наверняка не стал бы ставить свои эксперименты с нейронетом на детях. Скорее всего, весь этот пляж со всеми отдыхающими – плод воображения местного творца. Нам с Энн стоило бы найти его и узнать побольше о его субреальности. Теперь, после случая с Даниэлем Алленом, я буду соблюдать осторожность. Какой бы красивой ни была обложка, я не знаю, что находится внутри. Оставив Лизу играть с детьми, мы с Энн отправились в город.

– Я думаю, создатель этой субреальности занимает пост лидера в этом городе. Мэр, президент, что-то такое. Как ты считаешь, Энн?

– Мой анализ человеческой психологии показывает, что вы наверняка правы, господин Ник. Наиболее вероятно, что человек, создавший этот город, является его градоправителем. Вряд ли он поручил бы эту роль придуманному персонажу.

– Если только он не махнул выше. Может, он считает себя местным богом, а все эти люди ему поклоняются?

– Не могу исключать и такой вариант, господин Ник.

– Тогда пойдем и проверим эти версии.

– У меня есть вопрос, господин Ник.

– Что такое?

– Вы оставили Лизу на пляже. Вы считаете, она в безопасности?

– Да, она в безопасности.

– Почему вы так считаете?

– Потому что… Мне трудно это объяснить, Энн.

– Понимаю. Это ваши эмоции.

Город был слишком идеален для моего воображения. Чистые улицы, приветливые прохожие, автомобили без шума и дыма. Здесь уж точно не натолкнешься на подростков, обижающих робота в подворотне! Приветливые прохожие охотно показали нам дом мэра, и даже проводили к нему. Пока мы шли по тротуарам к центру города, нам рассказали, что мэра зовут Луиза Вернер, она же является и главным архитектором города, и двери ее дома всегда открыты для гостей. Все указывало на то, что она и есть творец этой субреальности.

Дом мэра оказался двухэтажным особняком из белого камня, расположенным на высоком противоположном берегу острова, прямо у обрыва. Отсюда открывался замечательный вид на город, по-видимому, сама Луиза предпочитала смотреть на свое творение издалека. Попрощавшись с проводившими нас жителями города, я позвонил в дверь. Ответ не заставил себя долго ждать: дверь открыл робот-дворецкий. Прокрутив в голове весь проделанный путь через город, я понял, что это первый робот, которого я встретил в этой субреальности. Само собой, Энн была не в счет.

– Доброе утро, господин… Простите, в моей базе нет вашего имени! – искусственное лицо робота изобразило эмоцию сожаления.

– Ничего страшного, я в этом городе впервые. Я – Николас Вильфрид.

– Очень приятно, господин Николас Вильфрид. Вы можете войти в холл вместе с вашим дворецким.

– О, меня повысили до дворецкого! Ха-ха-ха! – проговорила Энн.

– Энн? Что это было?

– Люди используют для этого термин «шутка». Разве вам не понравилось, господин Ник?

– Меня это скорее удивило. Не думал, что ты умеешь шутить.

– Мое искусственное сознание быстро обучается. А я ведь исследую ваши эмоции.

Я не ответил. Недавнее знакомство с «исследователем эмоций» еще не настолько истерлось из памяти, чтобы продолжать разговор на эту тему. Робот поприветствовал нас фразой «доброе утро», значит, в этой субреальности было утро.

– Подскажите, пожалуйста, который час? – обратился я к дворецкому.

– Девять часов тридцать четыре минуты.

Я посмотрел на часы. «16:07» – уведомил меня циферблат. Машинально я протянул к часам вторую руку, чтобы исправить время на верное, но одернул себя. Я нахожусь в нейронете. Я – творец субреальности. Зачем мне руки, чтобы исправить время на циферблате? Цифры послушно сменились на «9:34».

– Простите, господин Вильфрид, но на этом острове такие действия не приветствуются, – прозвучал строгий женский голос. Я поднял взгляд и увидел Луизу Вернер. Молодая женщина в простом бежевом платье, аккуратно уложенные черные волосы, изящные черты лица, строгие карие глаза, слегка припудренные щеки, из ювелирных украшений – только скромное серебряное обручальное кольцо. Если бы я встретил ее на улице, я бы вряд ли подумал, что она – мэр и архитектор этого города.

– Действия? – переспросил я. Что она имела в виду?

– Изменения субреальности моими гостями. Вы не знали об этом, и потому я не буду с вами ссориться, – она улыбнулась, демонстрируя доброжелательность. – Но на будущее попрошу вас больше не менять здесь никаких мелочей, даже если это время на циферблате ваших часов.

– Но это были всего лишь мои часы. Не хочу вас обидеть, но, по-моему, они всё же часть моей субреальности, а не вашей?

– Вы у меня в гостях, и здесь действуют некоторые простые правила. Они одинаковы для всех, и я попрошу следовать им, пока вы не покинете город. Я не могу вас заставить, это только просьба. Надеюсь, вас не затруднит ее удовлетворить?

Я согласно кивнул. По-видимому, создать этот город, продумать его в мельчайших деталях и населить тысячами вымышленных жителей стоило этой женщине огромных усилий, и ее опасения можно понять. Вдруг какой-нибудь реал-путешественник испортит этот шедевр случайным изменением?

– Мы с Энн – всего лишь путешественники, которые изучают нейронет. В реальности я – журналист, который…

– Простите, что перебиваю вас, господин Вильфрид, но вы действительно хотите рассказать всю вашу историю, стоя в прихожей? Проходите в дом.

Луиза провела нас на второй этаж своего особняка. За чашкой чая, который, надо сказать, был отменным, я рассказал ей свою историю во всех подробностях, начиная от встречи с Энн в реальности и заканчивая путешествием к ее острову в непроницаемом шаре, созданном моим воображением. Единственное, о чем я не стал рассказывать, это о том, что я отрубил голову Даниэлю Аллену. Здесь я ограничился лишь короткой фразой вроде «и после этого мы сбежали». Луиза слушала мой рассказ внимательно от начала до конца, изредка задавая вопросы.

– Вы пережили невероятное приключение, господин Вильфрид. – заговорила она, когда я закончил. – Боюсь, мне нечего рассказать вам в ответ. Когда я попала сюда и освоилась с тем, как управлять субреальностью, я решила построить для нас этот уголок спокойствия и счастья. Мы живем здесь уже два года, иногда к нам заглядывают путешественники вроде вас, но никаких ярких приключений они не приносят. Хотя, нам здесь и не нужны никакие приключения.

– Вы несколько раз сказали «мы». Здесь есть еще другие реалы, кроме вас?

– Есть, но применение слов «реалы» и «придумки» в этом городе тоже не приветствуется. Здесь все жители равны и нет никакой дискриминации на основании того, является гражданин оператором нейронета или создан воображением этого оператора. Это настоящий город свободы и равенства, о таком не мечтал и Томас Мор.

– Вы воплотили в нейронете его Утопию?

– Этот город – и есть Утопия. Я буду рада, если вы захотите остаться в нем. Так поступают многие. Здесь каждый может заняться делом, которое ему по душе, развиваться, самореализовываться и жить счастливо.

– Почему вы создали этот город? Ну, то есть, почему именно город, и почему Утопия?

Из окна гостиной весь город был виден, как на ладони. Луиза некоторое время задумчиво смотрела в окно, наблюдая за радужным сиянием, сквозь которое различалась симметричная паутина улиц. По улицам медленно двигались потоки разноцветных бездымных машин, если присмотреться, можно было различить даже отдельных пешеходов.