Глава 8. Полёты на Мургаб и в Уч-Арал

В ту октябрьско-ноябрьскую командировку семьдесят девятого в Казахстан генерал Рохлов, кроме вертолёта Ми-8т, слетал командиром экипажа и на самолёте Як-40. Это был первый испытательный, или специальный, полёт на самый высокогорный аэродром СССР – Мургаб – на этом самолёте, санкционированный лично начальником погранвойск генералом армии Матросовым. Произошло это 3 ноября. Генерал проверил технику пилотирования и дал допуски для самостоятельных полётов туда двум командирам экипажей самолётов Як-40 из 10-го Алма-Атинского авиаполка. А также после этого полёта дал допуск штурману самолёта майору Лоскутову для выполнения самостоятельных и инструкторских полётов по трассам МГА и маршрутам вне трасс в сложных метеоусловиях по минимуму командира экипажа.

Аэродром Мургаб устроен в большой и глубокой котловине среди гор. Горы вокруг – более шести-семи тысяч метров. Аэродром расположен на высоте три тысячи шестьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Нехватка кислорода на этом аэродроме по сравнению с равнинной местностью составляет почти сорок процентов. Были реальные проблемы. Заход в сложных метеоусловиях и крутая глиссада снижения в облаках перед посадкой. Но особо пристальное внимание было уделено изучению работы двигателей и оборудования самолёта после посадки на Мургабе. Поскольку давление было очень низким – и даже не хватило для его установки шкалы барометрического высотомера, то есть было меньше шестисот девяноста мм ртутного столба, – было принято решение в первом прилёте двигатели самолёта не выключать.

3 ноября 1979 года. Таджикская ССР, Маргаб. Начальник авиаотдела генерал Н. А. Рохлов (крайний справа) с комиссией осматривает самый высокогорный в Советском Союзе аэродром Мургаб (высота 3650 метров) на предмет его готовности к приему пограничных самолётов и вертолётов

Этот самый высокогорный аэродром в СССР был построен совсем недавно и в лётную эксплуатацию МГА официально ещё не принят. И летел генерал в Мургаб, чтобы лично убедиться в готовности аэродрома для приёма пограничных самолётов и вертолётов, а также обговорить условия прилёта, заправки топливом, стоянки и базирования пограничных бортов с местным аэрофлотовским начальством. Дело было ещё в том, что взлётно-посадочная полоса на этом аэродроме только-только была построена. Здание аэропорта, диспетчерские пункты, технические и другие службы ещё только строились и создавались. А впереди у пограничников были операции по закрытию афганской границы. Начальник погранвойск генерал армии Матросов целенаправленно командировал генерала Рохлова изучить обстановку в этом регионе.

Этот первый – по сути, испытательный – полёт был очень важен для погранвойск ещё и тем, что позволял быстро решать вопросы доставки начальников, оперативных пограничных групп и важных грузов в Мургаб. В последнюю, ранее недосягаемую для авиации точку и самый высокогорный район громадной государственной границы нашей страны. А через Мургаб – кратчайшее расстояние из Алма-Аты в Ош, Хорог и Ишкашим.

Проходил этот полёт тоже непросто. Напряжённо. В ноябре в горах Памира обычно резко ухудшается погода. А в этом году она как никогда рано начала портиться. Сплошные свинцовые облака повисли над горами и ущельями, закрыв вершины, ледники и хребты. Полёт с Алма-Аты через Ош на Мургаб проходил в мощных кучевых облаках на высоте девяти тысяч метров. С обходом грозовых засветок по радиолокатору. На дальний привод аэродрома Мургаб экипаж вышел на высоте в шесть тысяч метров. По утверждённой схеме захода на посадку начали раскручивать большую коробочку^[42] со снижением над каждым разворотом. При выходе к четвёртому развороту высота была четыре тысячи сто метров.

А земли не видно. Минимум аэродрома – три тысячи метров, нижний край облачности на пять километров видимости. Посадочный локатор не работает, он ещё не установлен. Работают одни приводы, и неустойчиво – курсоглиссадная система. Приступили к снижению на посадочной прямой. В такие сложные моменты экипаж всегда собран. Пословица у лётчиков даже есть: «На четвёртом развороте и на посадочной прямой в экипаже друзей нет». Есть командир, штурман, борттехник, радист. И никаких Иван Иванычей и Сергей Петровичей, Володей, Васей и Андреев. Все работают по инструкции и с максимальной отдачей сил. От этого зависит жизнь экипажа. И не только экипажа, но и пассажиров.

Прошли дальний привод. Стрелка радиокомпаса перевернулась на 180 градусов. Высота три тысячи девятьсот метров. Если сейчас полосу не увидеть, надо уходить на второй круг. И потом сразу домой. Напряжённое, тревожное ожидание… Но повезло: чуть слева по курсу в тумане появились включённые диспетчером огни полосы.

Команду Лоскутов выдал быстро:

– Командир, полосу наблюдаю. Влево десять, продолжаем снижение.

Ясно, что командир и правый лётчик вместе с ним увидели полосу. Но порядок есть порядок. Команда должна быть. Всё идёт на запись бортового магнитофона. Сели на бетон мягко и катились по полосе долго. Полоса-то длинная. Потом так же долго и аккуратно при заруливании – мимо больших куч песка и гравия на краешек строящегося пассажирского перрона. Перед зданием аэропорта. Вокруг маленького самолётика со всех сторон высились огромные горы. Причём вершины этих гор были скрыты плотной десятибалльной облачностью. Будто их придавило тяжёлыми свинцовыми облаками. И люди находятся в ловушке, капкане, под колпаком у матушки-природы.

А когда по трапу вышли из самолёта и осматривали окрестности, неожиданно через пятикилометровую толщу облаков пробился луч солнца. Тонкий и яркий луч. Луч света в тёмном царстве. Конец этого луча прошёлся строго вдоль полосы и исчез в том месте, где экипаж приземлился. Это было поразительно. Как знамение свыше. Как благодарность Господа, Создателя за первый прилёт, за открытие аэропорта Мургаб. Экипаж после выхода из самолёта стоял на полосе как вкопанный, заворожённый, поражённый увиденным знамением.

Для встречи первого самолёта на аэродром прибыло всё местное мургабское начальство. От руководства города и начальника аэропорта до начальника погранотряда и местной милиции. Лоскутов, единственный, у кого оказался в руках фотоаппарат, сделал десятки фотоснимков «солидной свиты генерала – первооткрывателя Мургаба». Возле первого самолёта, на фоне строящегося здания аэропорта, вышки диспетчера, здания технической базы и будущей гостиницы.

Для детального изучения работы двигателей, оборудования, поведения аккумуляторов и других приборов на такой большой высоте над уровнем моря в этот полёт были взяты заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе подполковник Владимир Сергеев и инженер полка майор Иван Ключник. Они тогда и решили: на первый раз двигатели самолёта не выключать. Максимум через час – вылет обратно, на Алма-Ату.

А после этого полёта генерал Рохлов в присутствии майора Лоскутова дал команду начальнику авиаотделения округа полковнику Тимофееву и командиру 10-го авиаполка полковнику Найдёнову:

– Тщательно изучить все вопросы подготовки материальной части и лётного состава для последующих полётов самолётов Як-40 и Ан-26. В ближайшее же время разрешаю полёты и базирование на этом самом высокогорном в Советском Союзе и недавно построенном аэродроме Мургаб подразделению вертолётов Ми-8.

Досрочное освоение Мургаба здорово пригодилось пограничникам уже два месяца спустя, в ходе начавшихся афганских событий. Этот пока ещё не достроенный и единственный аэродром в самом высокогорном районе Советского Союза пригодился пограничникам как запасной и промежуточный для дозаправки топливом при полётах с десантниками и грузами на борту. Это прямой маршрут из Алма-Аты через Ош и Мургаб в Хорог и Лянгар. А ещё через несколько месяцев, в мае 1980 года, – уже через него проходил маршрут авиагруппы вертолётов для проведения первой пограничной операции на стыке четырёх границ «Крыша-80»: на границе Советского Союза с Китаем, Пакистаном и Афганистаном на участке Восточного погранокруга – в районе «афганского языка» (или «сархадского аппендикса»).

* * *

Уже в то безоблачное, мирное время майор Сергей Лоскутов много размышлял об этом первом полёте на Мургаб. И понимал, что совсем неспроста начальник погранвойск генерал Матросов в срочном порядке послал туда своего начальника авиации и ускорил процесс освоения Мургаба пограничниками. Что-то серьёзное и необычное заставило его это сделать. Но что? Тогда ещё мало кто это знал.

И командировка генерала Рохлова в Алма-Ату и в Мургаб была неплановой. Срочная, по прямому приказанию начальника погранвойск. Целую неделю после прибытия в полк генерал Рохлов лично занимался подготовкой и проверкой лётчиков. Лётными тренировками экипажей самолётов и вертолётов в полётах на высокогорные площадки и аэродромы на всей территории Восточного погранокруга. И только десяток лет спустя Лоскутов узнает, что в середине октября 1979 года решение руководства страны о вводе войск в Афганистан уже было принято. Начальник погранвойск генерал армии Матросов это уже знал. Упреждая негативное развитие событий, он и ускорил освоение своими лётчиками ещё недостроенного аэропорта Мургаб.

В конце 1979 года 10-й Алма-Атинский авиаполк состоял из двух эскадрилий вертолётов Ми-8 в количестве двадцати восьми единиц и авиаотряда самолётов: двух Як-40 и одного транспортника Ан-26. Недавно сформированная 22-я отдельная авиаэскадрилья включала четырнадцать штатных вертолётов и базировалась в Уч-Арале Талды-Курганской области Казахстана. Туда генерал тоже планировал слетать. Он сказал:

– Надо посмотреть, что там изменилось за два года. С тех пор как я там не был, 3-я эскадрилья 10-го полка стала самостоятельной частью.

Но вначале они сходили в Ош, Фрунзе и Пржевальск на вертолёте. Слетали на Як-40 в Мургаб. И только потом полетели на вертолёте Ми-8т до Уч-Арала. Генерал на левом сидении, Лоскутов на правом. С ними полетел и полковник Тимофеев. Вначале на взлёте, он сидел в грузовой кабине, потом на месте борттехника, но с наушниками. А после из Уч-Арала слетали до стыка границы с Монголией. До последней заставы Зайсанского погранотряда.

Маршрут в пятьсот шестьдесят километров, от Бурундая до Уч-Арала, прошли за три часа. Через Чунджу, Нарын, Панфилов и Сарканд вдоль границы с Китаем. С посадками в этих точках. Погода отличная. Пейзаж восхитительный. Идиллия. Панорама местности меняется через каждые десять минут. Бескрайние степи Казахстана поражали размерами, а горы Тянь-Шаня, чьи вершины даже в жаркое лето покрыты снегом, вызывали восхищение высотой и грозным величием. Хребты сменялись ярко-зелёными садами и долинами. Огромные, распаханные и уже убранные поля. Громадные пастбища на склонах гор. Стада овец, коз. Лошади, коровы, верблюды. За городами и посёлками много хуторков и уютных одиночных юрт и палаток в предгорьях. Бесчисленные реки, вершины, отроги и ущелья. Выше двух тысяч метров в горах уже лежит снег.

И огромные озёра. Киргизское озеро Иссык-Куль южнее Алма-Аты. Сто восемьдесят два километра длиной и пятьдесят восемь – шириной. Жемчужина Тянь-Шаня. Хорошо видно с высоты после взлёта с Алма-Аты. Капчагайское водохранилище в шестидесяти километрах восточнее Алма-Аты. Длина сто восемьдесят и ширина двадцать два километра. Капчагайская плотина и построенная совсем недавно гидроэлектростанция на реке Или создали это огромное водохранилище. А там ещё громадный Балхаш, второе по величине озеро после Байкала. Ещё и Каспийское и Аральское^[43] моря. А потом они прошли над Алаколем, Зайсаном, Тенгизом. Над сотнями и тысячами средних и малых озёр и речушек. Благодатный для жизни край. Только с умной головой приложи к нему руки – и он всё даст трудолюбивому народу для безбедной и счастливой жизни.

Впервые Лоскутов увидел сверху и полигон Чунджа. С мишенями, траншеями, антеннами, командным пунктом. И с двухэтажным наблюдательным пунктом, смотровой площадкой для руководства и высоких гостей. Генерал Рохлов ему сам и рассказал:

– Видишь город? Вот погранотряд на окраине, а вон и наш полигон в долине пересыхающей летом речушки. Вот здесь мы и начинали освоение вооружения вертолётов. И высадку десантов тоже. Вначале звеном высаживали погранзаставу с посадками каждым вертолётом с подбором площадки. Потом и с висения освоили. И дошло до того, что высадка десантников шла потоком на скорости пятьдесят километров, с выпрыгиванием солдат с высоты одного метра. Потом эскадрильей из двенадцати бортов стали брать мотомангруппу до трёхсот человек. И высаживать её с ходу. При огневой поддержке вертолётов с воздуха. А стрельб и бомбометаний здесь сколько проведено! Лётчиков-снайперов в полку при мне больше десяти человек стало, – подытожил Рохлов.

Впервые Сергей увидел и знаменитые Джунгарские ворота. Коридор, тектоническую трещину. Это горный проход между Джунгарским Алатау с запада и хребтом Бирликтау с востока. В виде широкого коридора, десять километров в самой узкой части. Равнинный и холмистый рельеф внутри, триста-четыреста метров высотой холмы, горушки. По этому ущелью проходит государственная граница между Казахстаном и Китаем. Просматривается на пятьдесят километров. От озера Алаколь на севере, в Восточном Казахстане, до озера Эби-Нур на юге, на западе Китая.

В северной части Джунгарского прохода находится небольшое озеро Жаланашколь. Тот самый Жаланашколь, возле которого произошёл пограничный конфликт в августе 1969 года между советскими пограничниками и китайскими военнослужащими. В центральной части – станция Достык (Дружба) Казахстанских железных дорог. А в южной – станция Алашанькоу китайской Синьцзянской железной дороги.

Внутри этого горного коридора – полупустыня. Редкая растительность. Сильный ветер, как в аэродинамической трубе, пригибает к земле одиночные деревья и кустарники. Ветер – семьдесят километров в час. Срывает густой дым с высокой трубы котельной под девяносто градусов. Издревле здесь пролегали караванные дороги и одна из ветвей Великого шёлкового пути. А в тринадцатом веке Чингисхан прошёл через Джунгарские ворота и внезапным нашествием покорил Среднюю Азию.

Внизу хорошо просматривается железная дорога – звено Трансазиатской магистрали. Её строительство было начато ещё в тридцатые годы. Продолжилось после войны. А окончено только в 1991 году. Связала эта железнодорожная ветка Россию, Казахстан и китайский город Урумчи. Надёжный транспорт и кратчайший путь.

* * *

Командиром пограничной эскадрильи в Уч-Арале был майор Рафик Шакирзянов. Заместитель по лётной подготовке – майор Владимир Клюс. Начальник штаба – майор Пётр Корнев. Штурман эскадрильи – недавно назначенный капитан Сергей Прохоренко. Все они встречали генерала. Выстроились возле площадки, куда и зарулил вертолёт. Все в одинаковой форме одежды. Хромовые сапоги, отглаженные бриджи, демисезонные синие куртки и зелёные фуражки. Было ясно, что они готовились к встрече. Узнали перед вылетом по телефону у соседей, как будут одеты гости, и сами оделись точно так же.

Генерал после остановки винтов, как давно и не нами заведено, первым вышел из вертолёта. И со всеми – командиром и его заместителями, – как со старыми знакомыми, поздоровался за руку. Называл каждого по имени и отчеству. Спокойно расспросил о делах и планах. Отвечал чаще командир, лаконично: «Так точно» и «Никак нет». В конце встречи и краткой беседы командир предложил поехать на обед. В столовую, в часть. Генерал посмотрел на часы. Время было около часа дня.

– Что-то рано на обед приглашаешь, командир. По распорядку дня у нас есть час времени. Покажи-ка лучше нам своё хозяйство на аэродроме. Наслышан я, что вы тут хорошо поработали.

И, увидев, что полковник Тимофеев отстал от общей группы, генерал Рохлов спокойно добавил:

– А вы, товарищ Тимофеев, будьте поближе. Не нравится мне, что вы всегда в сторонке. Можно подумать, что вы здесь ни при чём. Будто это не ваша часть и вы в ней редкий гость. И записывайте все мои указания. Через полгода-год я снова сюда прилечу. И всё проверю.

– Есть, товарищ генерал, – в один голос ответили Шакирзянов и Тимофеев.

Выглядел подполковник Шакирзянов в свои сорок лет моложаво. Сухощавый, стройный, среднего роста. Седина на висках только чуть тронула его жёсткие чёрные волосы. Щепотка аккуратно подстриженных усов совсем не портила внешний вид. Скорее наоборот, подчёркивала его казацкую лихость и упорный татарский характер. Одет щеголевато. Во всё новое. Сапоги начищены до блеска. Уверенный, спокойный, молчаливый. Пользовался большим авторитетом у местных казахских властей. Редкость для лётчиков границы – он говорил на казахском языке, похожем на его родной, татарский. И ещё часто выручал местные власти при внезапных стихийных бедствиях, катаклизмах и авариях.