– Умнички.– Сказал я им.– Вы сделали самое главное – добыли воду. Когда человек рождается, в нем примерно девяносто пять процентов воды. Плюс-минус. К старости мы усыхаем, но все равно в нас восемьдесят – восемьдесят пять процентов воды. Даже, если есть еда, но нет воды – хана. Для переработки еды нужна вода. Если есть сухую пищу, но не пить, то все равно кранты. Хотя бы чуть-чуть еды и вдоволь воды – спасемся.

Вскрыли одну банку на троих. Мало, но лучше перестраховаться. Когда спишь, есть не хочется, но она, почему-то, снится, а утром хочется вдвойне. Попив водички, я пошел проверять силки. Первые силки были пустые. Кто-то в них попался, но перегрыз веревку и убежал. Пара штук оказалась не тронутые. А в четвертых билась дичь. Зверек, похожий на куницу, метался и пытался выбраться, не понимая, что этим еще сильнее затягивает собственную удавку. Я хотел придавить ее палкой и придушить, но зверек был очень шустрый и даже пытался меня атаковать. А зубки у него побольше крысиных. Тогда я резко дернул за веревку. Она еще сильнее затянулась на шее, и я успел придавить палкой голову зверька к земле. Короче, я его убил, хотя это было и противно, гадко, но необходимо. Когда факт убийства состоялся, с тушкой мне обращаться было уже спокойнее. Моя совесть на время замолчала. В следующих силках я обнаружил обглоданный трупик, даже не знаю кого. В последней петле был полуживой соболь. Красавец. Шкурка переливается. Но кушать очень хотелось, поэтому я убил и его. Домой я пришел победителем.

– Алеш,– обратился ко мне Андрей,– Макс видимо подстыл: голова горит, ходит, как чумной.

– Максим,– теперь уже я обратился к Максу,– температуришь или еще нет?

– По-моему уже: голова горит, пить хочется.

– Пить – это хорошо. Пить надо как можно больше, чтобы токсины выводить из организма. Но и организму помочь нужно. Сейчас кипяток сделаем и заварим травки. Андрюш, сделай кипяток, а я травку малеха пошукаю.

Я начал судорожно вспоминать, что же такое можно нарвать в лесу, как жаропонижающее. Мед – это хорошо. Но я не Винни-Пух и не знаю, где здесь растет мед, то есть на каком дереве. Малина – тоже хорошо. Но и ее тоже надо найти. То есть вывод один: иди и смотри. Так я и сделал. Вокруг, конечно, бушевала тайга, как-никак, а уже август наступил. Цветы, ягоды – ешь, не хочу. Вот, например: заросли болиголова. Огромные двух-трех метровые стебли создали целую рощу, которую я был вынужден обойти. Хоть болиголов чаще растет по оврагам и балкам, но здесь ему оказалось привольно и комфортно. Серые шаровидные слегка сжатые с боков плоды просились в мой голодный желудок, но… Сдаваться я не намерен. Невдалеке зонтики соцветий веха ядовитого. Скорее всего, рядышком или подводная река, или еще что-то, так как вех растет по сырым лугам да по берегам рек. Привлекли внимание на полянке красно-оранжевые плоды ландыша. Но чем опасны его глюкозиды я тоже знаю. Вот так всегда: что нужно сейчас – нет, а когда не надо – пожалуйста. Хорошо хоть нашел полынь. После неудачного приземления мое тело было покрыто множеством синяков и маленьких ран. А если растереть листья подорожника, черного паслена или мать-и-мачехи, можно и разжевать, листья полыни, пижмы, молодые листья лопуха и эту массу приложить к ушибам, ранкам, нарывам, то боль стихнет, да и нарыв может рассосаться. Главное – все сделать вовремя и на опережение. Увидел полянку с ромашками. Надо будет вернуться и проверить, какая это: аптечная или косметическая. О, отлично. Кустики почти отцветшего зверобоя, а в невдалеке – заросли крапивы. Нарвал еще и зверобоя и отнес все это на стоянку.

– Максим, как закипит, завари зверобой. А я сейчас еще за крапивой схожу и ромашку посмотрю.

– А крапива-то зачем?

– Как зачем? Ты разве салат или щи из молодой крапивы не ел?

– Не-а.

– Жаль. Очень вкусно. Но главное в ней – это обилие в ней витамина С. Конечно, хорошо бы тебе дать ударную дозу витамина С, грамма полтора-два. Но где же столько возьмешь. Хоть бы, сколько у тебя усвоилось. Вот ведь штука интересная: в нас усваивается лишь десятая часть того, что мы съедаем. То есть съели сто граммов морковки, а усвоилось всего десять, а остальное ушло на удобрения опять в почву. Так что готовься к тому, что здесь нет аптеки, нет антибиотиков, поэтому будем брать количеством.

– Да ничего мне не надо. Так выкарабкаюсь. Не в первой.

– Да, не в первой. Ты дома день-два посопливел и вызвал врача. Он тебе сразу антибиотик, и ты через недельку уже здоров. Но ты не забывай, что ты не дома, и мы не на пикнике. Врач к тебе не придет, если только медведь или тигр тебе не помогут. Возиться с больными и дома не фонтан. Ты сейчас можешь обидеться, но потом поймешь, что в такой ситуации нужны здоровые, хотя, как правило, приходится иметь дело с больными да ранеными. Без обид, но выкинь мысли, что немного поболею, посочкую. Не тот случай. Еще пару дней посидим, и придется идти, а с температурой ты не ходок. Понимаешь?

– Да понял я, понял.

– Ну и чудесно. Тогда я пошел, сделаю еще рейс, пока вода не закипела.

Пришел на ромашковое поле. Листочки растений тоненькие, как ниточки, узкими дольками. Разрезал желтенькую подушечку – внутри полая. Все признаки аптечной ромашки. Она хороша еще и тем, что кроме заваривания от простуды, ее можно бросить в костер и дым, образующийся от горения цветков ромашки, отгоняет насекомых. Снял рубашку, обмотал руку и нарвал еще и крапивы. На сегодня хватит. Максим молодой крепкий парень. Его здоровье плюс фито чай и все будет хорошо. По крайней мере, мне этого очень хотелось. Еще не доходя до костра, почувствовал изумительный аромат жареного мяса. Андрей сам сделал и поставил силки. Теперь угощает. Конечно, очень приятно научиться чему-либо и увидеть результат. В этом результате как раз самая изюминка и есть. Хотя в нашем случае – мясо, но и это тоже хорошо.

– Алексей, у тебя нюх военный. Подходи, мясо как раз подоспело. Летчики тоже кое-что умеют.

– А кто сомневался. Максим, а у тебя как дела?

– Нормалек. Еще денек и буду как огурчик.

– Даст Бог, будешь на большой земле долечиваться.

– Да пора бы уж. Что-то наши местные кореша – летуны не чухаются.

– А, может, у них тоже горючки нет.

– Ха-ха-ха. А что, может, и так. Потом извинятся и скажут, что только подвезли и сразу за вами.

– Самое главное – это то, что нас ищут.

– Во-во. Кто ищет, тот всегда найдет. Если не спасатели, то археологи. Но чуть-чуть попозже.

– Это понятно. Археологи сначала лопатой работают, а как почувствуют находку – совочком и кисточкой. А знаешь, сколько времени нужно, чтобы кисточкой вертолет откопать? Вот то-то.

– Господа офицеры, что-то у вас юмор уж больно черный.

– Не черный, а военный. А эту мудрость еще Ходжа Насреддин подъитожил: на Аллаха надейся, а ишака привязывай.

– А мы и привязываем: вон Петрович сегодня два силка поставил и оба сработали.

– В таких случаях бывалые говорят: новичкам везет. Они же не могут просто признать, что молодой оказался проворнее.

– Хе-хе.

– А что, Андре, я разве не прав?

– Конечно. Алексей, а когда ты был не прав? Нет, нет, я в хорошем смысле. Я сейчас за тобой, как ведомый за ведущим бортом иду.

– А вместе мы – ко-ман-да!

– Не команда, а экипаж. Ладно, вы тут посидите, а я отойду в кустики – освобожу место под чай.

– Тебе помочь?

– Сам справлюсь. Юмористы – подкалывальщики.

Вскоре Андрей вернулся. В руках у него был большой лист.

– Мужики, а что это за дерево? Судя по листу – каштан. Но они же на юге растут.

– Да, судя по листу – конский каштан. А где ты его сорвал?

– Да вон там. Их там целая куча.

– Пойдем, посмотрим.

Все поднялись и пошли за Андреем.

– Во. Пожалуйте.

– Действительно. Хотя в Саратовской и Воронежской губерниях они растут хорошо, а там морозы и под тридцать бывают.

– Бывают. Но вы обратите внимание, как они посажены.

– В смысле? Ё-мое, ну, ты, Максим, и молодец. Как это я сразу не разглядел, что они растут ровно по линии.

– Да, это явно не самосад.

– А кто же их мог здесь посадить посреди глухой тайги?

– Судя по толщине деревьев, им лет тридцать.

– По крайней мере, не меньше двадцати.

– Интересно, а их нашли?

– Нет. Это над их могилками посадили.

– Очень смешно.

– А Алексей улыбнулся.

– Когда я в армии четверть века отслужу, тоже улыбаться буду.

– О, у тебя еще чувство юмора сохранилось. Значит, еще не все потеряно.

– А что у них листья какие-то черные. У нашего дома каштан рос, так у него много светлее листья были.

– Да и липкий лист какой-то.

– Может, тля. Дай посмотрю. Действительно. По-моему – это сок. Обождите, что-то я вспоминаю, что некоторые растения перед дождем “плачут“. Я не помню, относится к ним каштан или нет, но лучше перестраховаться.

– Да какой дождь, Алексей. На небе ни облачка.

– Согласен. Обычно у меня перед сменой погоды голова болит. А сейчас нет. Но, все равно, не нравится мне этот лист.

– Не нравится – не ешь.

– Очень смешно.

– Еще один.

И все засмеялись. По дороге к костру я наклонился и сорвал растение.

– Мужики, вот отцветший клевер. Видите?

– Ну и …

– А то, что клевер перед дождем наклоняет свою головку и как бы прячет ее в верхние листья. Глядите.

– Ни че не вижу.

– Никогда не обращал внимания.

– Зато я прекрасно это знаю.

– Алексей, ты такой умный, аж противно. Тебя уже убивать пора.

– Не противно, а завидно. Верно?

– И завидно. Но еще больше – противно.

– Хочешь, секрет открою?

– Ну?

– Я перед вылетом умную книжку прочитал. Называется она: “Туристу о растениях“. Я по дороге хотел в Шмаковку к дружку заехать на пару суток, по тайге полазить. Интересно же.

– Ну и как? Заехал?

– Заехал. Только дружек уже отошел в мир иной. И там ждет меня.

– Ничего. Потерпит. У него теперь времени этого завались. Как и у нас, впрочем.

– На счет нас не согласен. Подготовлюсь я лучше к дождю.

– Ну, давай, давай.

– Лучше ты через сутки надо мною посмеешься, чем сожалеть о потерянном огне. Максим, укрой аккумулятор, пожалуйста.

Под навесом из остатков корпуса вертолета я вырыл куском пропеллера продолговатую яму. Уложил дно и бока камнями. Андрей подкинул мне пару больших камней.

– Алексей, гляди – вот камень и вот камень. Какая разница? Можешь не отвечать, так как вопрос риторический. Этот плотный, монолит. А этот явно пористый. Пористый камень при нагреве может рвануть, как граната. Поэтому перед обкладыванием их надо проверять – постучать один об другой. Если в камне есть полость, особенно наполненная жидкостью, то жидкость при нагреве будет расширяться быстрее, чем толща камня, то есть будет взрыв. Может и не убьет, но хлопот прибавит.

– А я как-то не подумал об этом.

– Не ты первый. Просто ты в походы не ходил. На природу и в поход – разные вещи.

– Теперь я понял.

– Да. Век живи, век учись.

– И дураком помрешь.

– А ты что хочешь? Абсолютное знание только у Бога.

Потом я на камни набросал старых углей из действующего костра и всякой деревянной мелочи. Взял прутики потолще и заточил их концы множеством заусенцев. По обеим сторонам костра положил вязанки дров, стянутые по краям. Сверху, крест-накрест, другие, чуть покороче. Получилась своеобразная пирамидка. При горении угли будут сваливаться в канавку, а пирамида будет становиться меньше и при этом не разваливаться. А длинную яму я сделал для того, чтобы троим сразу, можно было греться, если в дождь похолодает. После этого я максимально забил площадь сухими дровами.

– Алексей, а сидеть-то где мы будем? – поинтересовался Андрей.

– Андрэ, ты Эзопа читал?

– В школе.

– Понял. Кто не читал – рассказываю, кто забыл – напоминаю. Как-то Эзопу потребовалось добраться из одного города в другой. А между ними, то ли пустыня была, то ли разбойники. Неважно. Решил он “на хвост упасть“ одному попутному каравану. Попросился. А ему говорят: “Возьмем, но только носильщиком. Выбирай сам себе груз, который понесешь до этого города“. Осмотрелся Эзоп и взял тяжелую корзину с хлебом. Все носильщики засмеялись: рядом были и более легкие вещи, хотя и достаточно тяжелые. Тронулись в путь. К вечеру остановились на ночлег. Поели. Часть хлеба забрали из корзины Эзопа. На следующий день опять отдыхали и ели. Ели хлеб из корзины Эзопа. Вскоре выбросил Эзоп пустую корзину и пошел налегке. А у других носильщиков с каждым километром ноши становились все тяжелее и тяжелее.

– Это точно. Помню в училище, как нас на кросс гоняли. Первый километр автомат легкий, а на пятом – ремень так плечо оттянет, что потом еще неделю болит.

– Это от непривычки. Вы же летчики. А нас гоняли и с автоматом, и со скаткой из шинели, и с лопаткой. Иногда даже в противогазе. Короче, еще вопросы о дровах есть?

– Нет.

– Тогда отдыхай.

– Не-а. Ты посмотри на небо. Видишь облака на небе перистые.

– Учу. Значит, до дождя пара часов.

– По крайней мере, до смены погоды. Ты был прав. Как обычно, впрочем.

– Ну, такая уж я какашка.

– Нет, ты хорошая какашка.

– Какашка хорошая пока на нее не наступили, не потревожили. А еще лучше – в землю закопанная.

– Нет, туда нам еще рано. А вот тревожить тебя я не рекомендовал бы.

– Я отходчивый.

Погода не дала нам даже двух часов. Вскоре небо потемнело, и пошел тропический ливень, который вскоре перешел в нудный обложной мелко моросящий дождичек. Под навесом, обдуваемым теплым воздухом костра, мы задремали.

– Э-э, мужики! Мотор! Вы слышите? Вертолет. Это спасатели. Костер! Разжигай костер!

Мы все выскочили под дождь. Где-то в стороне, еле видно среди туч, мелькал родной Ми-8. Андрей схватил консервную банку, руками набросал туда несколько горящих угольков и, прикрывая собственным телом эту драгоценность, побежал к нашему аварийному костру. Собственно, я уже понял, что будет. Ливень плюс обложной дождь сделали свое черное дело.

– Операция “Спасти подполковника запаса“ провалилась в самом начале. – Грустно сказал я Максиму и полез под навес.

Вскоре вернулся под навес и Андрей.

– Жаль, что я матом не ругаюсь, а то бы ругнулся. – Тоже грустно сказал Максим.

– Видно ты в душе горожанин.

– А что в городе матом не ругаются?

– Ругаются. Но дело в том, вернее, основа этого в этом, что в деревне матом не ругаются. В деревне матом разговаривают. А так как отток из деревни в город большой, деревня, благодаря бездарному не профессиональному и, что еще страшнее, продажному Правительству, вымирает, то это.… Нет, не буду озвучивать то, что я подумал. Хотя, как посмотришь на это пьяное матерящееся существо, то иного слова и не скажешь. Эта масса, поселившись в городе, в большом доме думает, что они уже стали горожанами. Но этого же мало. Он продолжает существовать тем же, что и было. Его дети в школе ведут себя, как родители. Хотя им и учителя, и друзья подсказывают, как надо себя вести. Но влияние, постоянный пример поведения родителей – это могучая вещь в воспитании. Это матрица поведения ребенка. И только в третьем, четвертом поколениях деревенщина становится городским жителем с потомственной, а не вынужденной, претензией на культуру, интеллигентность, интеллект. Хотя и не обязательно. Некоторые и не становятся.

– А как он им станет, если все работяги матерятся.

– Согласен, но не совсем. Есть и врачи матерящиеся. А мой отец и дядька хоть и сами приехали из села, но оба не матерились. У них в доме это не было принято. Да и по культуре не уступали инженерам.

– Ты же сам сказал, что родители дают матрицу поведения детям. Вот и ты до подполковника дорос, а никогда ни одного солдата или прапора не оскорбил.

– Нет. Пару раз на солдат кричал. А один раз даже матом.

– Ну и как?

– Представляешь, он мне говорит: “Товарищ капитан, вам не идет матом ругаться. Давайте я так больше не буду, а вы больше не ругайтесь матом“. Видал. Ультиматум целый.

– А ты?

– А что я. Согласился. Мне и самому это не понравилось.

– Это…. Как по латыни будет?

– А? А… Утиле дусце мистера – сочетай приятное с полезным. Запомнил?

– Учись, Максим. Иногда и солдат хорошему может научить.