Мы с сыном стали удаляться от озера. Володя шёл впереди. Он как-то изменился: из рассудительного и сосредоточенного превратился в радостно-возбуждённого. Иногда перекруживался на ходу, подпрыгивал и быстро рассказывал:
– За кроликами я не ухаживал, папа. Делал другое дело. Как же его назвать? Рожал… не подходит. Сотворял? Тоже не очень подходит. Да, вспомнил. У вас это называется высиживать яйца. Значит, я высиживал яйца.
– Как это – высиживал? Яйца высиживает курица-наседка или иная птица.
– Да, я знаю. Но мне необходимо было самому их высидеть.
– Зачем? Ты по порядку всё расскажи.
– По порядку. Хорошо, всё случилось по такому порядку.
Я попросил дедушку найти мне несколько яиц диких уток и диких гусей. Дедушка сначала поворчал немножко, но через три дня принёс мне четыре больших гусиных яйца и пять поменьше – утиных.
Дальше по порядку: я выкопал небольшую ямку, положил на дно оленьего навозу с травой, закрыл всё это сухой травой, сверху положил все принесённые дедушкой яйца.
– Зачем навоз понадобился?
– Он даёт тепло. Яйцам необходимо тепло, чтобы вывелись из них птенцы. И сверху им тепло необходимо. Сверху я иногда сам ложился, закрывая ямку животом своим. Когда прохладно было или дождь шёл, поручал над ямкой лежать медведю.
– А как же медведь яйца не подавил?
– Так медведь большой, а ямка с яйцами маленькая. Он же лежал над ямкой, а яйца на дне. А я то волчице поручал охранять яйца, то сам спал рядом, пока они не стали проклёвываться. Это так радостно смотреть, когда проклёвываются. Только не все высиделись. Из девяти яиц получилось два гусёнка и три утёнка. Я кормил их зёрнышками травы, протёртыми орешками и сам поил водой. Всегда, когда кормил их, приглашал разных зверей, которые живут на нашей территории.
– Зачем?
– Чтобы видели они, как я ухаживаю, поняли, что их нельзя трогать, а, наоборот, нужно охранять. Спал тоже рядом с ямкой, в которой родились утята и гусята, а когда холодные ночи случались или дождь шёл, медведю рядом спать поручал. Птенцы прятались в его тёплой шерсти, и им было хорошо.
Дальше, если по порядку… Вокруг ямки я натыкал колышков и сплёл плетень из веток, сверху тоже гнездо закрыл ветками. Гусята с утятами подросли и научились вылезать из своей ямки. А я ходил вокруг их гнезда и вот так отрывисто посвистывал: «Тю-тю-тю». Они сразу вылезали и бежали за мной. За медведем бегать пытались, но я их отучил. Медведь может уйти далеко, а они погибнуть могут.
Но ничего с ними не случилось. Подросли, перья на них появились, научились летать. Я их вверх подбрасывал, чтобы научились. Потом они стали улетать куда-то, но возвращались в своё гнездо.
Когда наступила осень и разные птицы стали собираться в стаи и готовиться лететь на юг, мои повзрослевшие утки примкнули к стае уток, а гуси – к гусиной стае, и все улетели в тёплые края. Но я предполагал, почти уверен был: они вернутся весной. Они вернулись. О, как же это было здорово, папа! Когда вернулись, я услышал их радостный крик: «Га-га-га». Побежал к гнезду и тоже стал кричать: «Тю-тю-тю». Кормил их семенами травы и заранее приготовленными растолчёнными ядрышками орехов. Они брали корм из рук. Я радовался, и звери местные прибежали на крики, тоже радовались. Смотри, папа, мы пришли. Смотри!
В укромном месте между двух смородиновых кустов я увидел сплетённое сыном гнездо. Но никого рядом не было.
– Ты говоришь, вернулись, а здесь никого нет.
– Сейчас нет, они улетели куда-то гулять, кормиться. Вот и нет их, но смотри, папа.
Володя раздвинул ветки, расширяя вход, и я увидел три лунки-гнезда. В одной лежали пять штук небольших по размеру яиц, наверное, утиных. В другой – одно побольше – гусиное.
– Надо же, вернулись, значит, и несут яйца… Только мало.
– Да! – восхищённо воскликнул Володя. – Они вернулись и несут яйца. Они могут и больше снести, если забирать из гнезда часть яиц и подкармливать чаще несушек.
Я смотрел на счастливое лицо сына, но не мог до конца понять причину его радостного возбуждения. Спросил:
– Чему ты так сильно радуешься, Володя? Я знаю, никто из вас, ни дедушка, ни мама, ни ты не употребляете яйца в пищу, следовательно, твои действия нельзя назвать делом или работой, потому что нет от них практической пользы.
– Да? Но ведь другие люди едят яйца птичьи. Мама говорит, можно употребить всё, что животные сами отдают человеку. Особенно тем людям, которые привыкли питаться не только растительной пищей.
– А при чём здесь люди и твои действия?
– Надо так сделать, решил я, чтобы люди, живущие в поместьях, не обременяли себя заботой о своём хозяйстве. Или почти не обременяли. Чтобы было у них время размышлять. Это возможно. Если понять задуманное Богом, сотворившим наш мир. Мне нравится наука познания Его мыслей. Это самая величайшая наука, и её необходимо познавать. Например, познать: зачем Он сделал так, что птицы осенью на юг улетают, но не остаются в тёплых краях, а снова возвращаются? Я много думал об этом и предположил: он это для того сделал, чтобы не утруждать человека зимой. Зимой птицы не могут сами найти себе корм и улетают. Но не остаются на юге, они возвращаются, хотят быть полезными человеку. Так задумал Бог. Человеку необходимо многое понять из задуманного нашим Творцом.
– Значит, ты, Володя, предполагаешь, что в каждом поместье или во многих могут жить утки, гуси, нести яйца, сами кормиться, а осенью улетать на юг и весной возвращаться?
– Да, так можно сделать. У меня ведь получилось.
– У тебя получилось, согласен. Но есть одно обстоятельство… Я, наверное, огорчу тебя, но всё равно мне необходимо сказать правду. Чтобы ты не выглядел смешным со своим предложением.
– Скажи мне правду, папа.
– Есть такая наука – экономика. Учёные-экономисты рассчитывают, как рациональнее поступить для производства разных товаров, в данном конкретном случае – яиц. В нашем мире построено много птицеферм. Там содержится очень много кур в одном месте. Они несут яйца, которые потом поступают в магазины. Человек приходит в магазин и спокойно покупает необходимое ему количество яиц. Всё сделано так, чтобы на производство одного яйца уходило как можно меньше трудозатрат и времени.
– Что такое трудозатраты, папа?
– Это количество затраченных средств и времени на производство одного яйца. Надо внимательно считать, как поступить эффективнее, то есть лучше.
– Хорошо, я постараюсь посчитать, папа.
– Когда посчитаешь всё, сам поймёшь. Но для расчёта необходимы данные о затратах. Я постараюсь взять их у какого-нибудь экономиста.
– Но я смогу всё высчитать сейчас, папа.
Володя слегка нахмурился или напрягся и через минуту сказал:
– Минус два к бесконечности.
– Что это за формула? О чём она говорит?
– Эффективность Божественной экономики выражается бесконечным рядом чисел. Научная экономика сегодняшнего человека даже от нулевой точки уходит вниз на две единицы.
– Какая-то странная у тебя методика подсчётов, непонятная. Ты можешь пояснить, как считал?
– Представил точку отсчёта, выраженную в данном случае нулём. Все затраты птицефабрики, связанные с её строительством, содержанием и доставкой яиц в магазины выражаются числом минус один.
– Почему минус один? Эти затраты должны выражаться в рублях и копейках.
– Денежные единицы всегда разные и условные, а потому в данной методике они несущественны, их нужно брать все вместе под условным названием «минус один». Раз затраты существуют, значит, и получается от нулевой отметки они и могут выражаться – минус один.
– А вторая минус единица откуда взялась?
– Это качество. Оно не может быть хорошим. Неестественные условия содержания, отсутствие разнообразного корма непременно понизят качество яиц, и появляется ещё одна цифра – минус один. В сумме получается минус два.
– Хорошо, пусть будет так. Но ведь и в твоём случае получаются огромные временные затраты. Вот ты, Володя, скажи: сколько времени ты затратил, пока, как сам выражаешься, высиживал яйца, потом выкармливал своих утят да гусят, охранял их?
– Девяносто дней и ночей.
– Девяносто суток, значит. И это всё ради того, чтобы аж через год получить всего несколько десятков яиц. Для людей, живущих в поместьях, намного рациональнее будет приобрести на рынке цыплят или самим их вывести зимой с помощью электроинкубатора, через четыре-пять месяцев они начнут нестись. На второй год, перед наступлением зимы, их, как правило, забивают, потому что яйценоскость к третьему году снижается. Вот и убивают, а новых заводят. Такая технология.
– Это технология вечно повторяющихся забот, папа. Необходимо кур каждый день кормить, заготовить корм на зиму, а через год ещё и новых выводить.
– Ну да, кормить и новых выводить, но по современной технологии это не так трудоёмко, как в твоём варианте.
– Но ведь девяносто дней – это срок запуска вечной программы. Вернувшись, птицы уже сами будут выводить своё потомство, учить его общению с людьми и возвращаться на родину. Они так будут делать тысячи лет. Человек, запустивший эту программу, подарит её будущим своим поколениям… Вернёт для них маленькую частичку Божественной экономики. Затраты в девяносто дней в расчёте на одно произведённое яйцо через сто лет будут исчисляться минутами и уменьшаться с каждым годом.
– Но всё же затраты есть, а ты их не учёл в своих расчётах.
– Затратам есть противовес великий, не менее он значим, чем продукт, произведённый птицами.
– Какой противовес?
– Когда весной из дальних стран вновь прилетают птицы в леса, поля родные, им люди радуются. От благотворной радостной энергии болезни многие уходят от людей. Но в девяносто раз сильней энергия та будет, когда не просто прилетят с юга они. Когда вернутся непосредственно к тебе и радостными криками или пением восторженным приветствовать начнут живущего в поместье человека. Их пение не только человеку, всему пространству радость принесёт и силу.
Володя говорил вдохновенно и уверенно. Дальнейший спор с ним выглядел бы глупо. Я сделал вид, будто размышляю или считаю что-то про себя. Немножечко досадно стало оттого, что нечего мне сыну подсказать или научить его чему-то.
И что ж это за воспитание такое здесь или обучение своеобразное. Сын мой передо мной, а будто бы с другой планеты иль цивилизации иной ребёнок.
Иное представление о жизни в нём, иная философия и скорость мысли. Расчёты делает мгновенно. И ясно, ведь понятно стало, хоть год на компьютерах считай, а его расчёты поточнее будут. Всё как-то в нём как будто перевёрнуто. Или точнее, может быть, сказать: так до какой же степени мы извратили жизнь свою? Её понятия и смысл. И катастрофы все от этих извращений происходят.
Всё это, несомненно, так, и всё же… Как хочется хоть чем-то быть полезным сыну. Но чем? Уже не надеясь ни на что, я его спросил небрежно так, спокойно:
– Я, в общем-то, подумаю над экономикой твоей. Быть может, ты и прав… А вот скажи, сынок. Ты здесь задачки разные решаешь, играешь. А проблема у тебя хоть какая-то есть?
Володя глубоко и как-то очень горестно вздохнул, немного помолчал и ответил:
– Да, папа, есть проблема у меня большая. И только ты можешь помочь её решить.
Володя был грустным, а я, наоборот, обрадовался, что он нуждается в моей помощи:
– И в чём же заключается она, твоя большая проблема?
О проекте
О подписке