Отец Никодим проникся ко мне, предлагал положить меня в дьяки или найти к осени место народного учителя^[13]. Он похлопотал за меня в полиции и у коменданта, и в начале июля я снова был вызван на призывной пункт. Там мне предложили пойти вольноопределяющимся в 7-ю Сибирскую воздухоплавательную роту, отбывающую в конце июля на фронт. Я не без облегчения согласился. Служба за кров и хлеб у отца Никодима меня уже тяготила, да и иной дороги домой у меня не осталось.

Вот уже третий день мы проезжаем Сибирь, и я учу уставы и метеорологические наставления. Нашлась-таки у страны и для меня косорукого служба^[14].

На какой фронт едем мы, нам не говорят. Вначале думал, что скоро смогу даже увидеть маму, но, похоже, я скорее увижу Федора^[15]. Передам привет их теперь благородию.

Как за эти годы истосковался я по горам своим. В этом проклятом крае природа скудна до безобразия – летом река, зимой снег, это все, что дает здесь природа.

Мой привет ребятам и девицам. Желаю им всего-всего хорошего.

Чувствую себя хорошо. Здоров вполне, должно быть, привык уже к здешней погоде.

До следующего письма,

Уважающий Вас Иосиф,

младший унтер-офицер 7-й Сибирской воздухоплавательной роты

Послание императору Всероссийскому.

20 августа 1917 года

Дорогой Майкл!

Полностью разделяю твое мнение о том, что натиск на Балканах не должен быть ослаблен, поскольку является залогом скорейшего освобождения оккупированных территорий Франции, России, Бельгии и самих стран региона. Однако острая нехватка войск во Франции и неопределенность сроков прибытия в Нормандию экспедиционного корпуса США заставляет начать вывод британско-французского контингента с Балканского полуострова.

В свою очередь, ты имеешь возможность поддержать дело союзников в этом регионе, перебросив несколько армий с второстепенного по значению направления. Османская империя более не представляет собой серьезной военной силы и не требует столько войск.

Более того, вопрос судьбы Османской империи правильнее было бы отложить и вынести на обсуждение во время проведения предлагаемой тобой конференции на высшем уровне, идею которой я полностью поддерживаю. Думаю, что всестороннее и вдумчивое рассмотрение вопроса раздела Османской империи помогло бы избавить весь регион от будущих противоречий и трений не только среди местных народов, но и между великими державами, имеющими интерес в этой части света. И уже по итогам этой конференции Антанта должна будет продиктовать османам свои условия.

О времени и месте проведения конференции на высшем уровне, возможно, следует провести дополнительные консультации.

Прими и проч.

Твой кузен Джорджи Сандрингем-хаус, 20 августа 1917 года

Личное письмо императрицы Всероссийской

королеве Италии. 7 (20) августа 1917 года

Здравствуй, мама!

Получила вчера письма от тебя и от отца, за которые вам искреннее спасибо. Я так поняла, что отец вновь выехал в Ставку, и я решила не беспокоить его своим письмом. Верю, что ты ему все передашь.

У меня и у нас все хорошо, хотя, не скрою, мне все еще очень тяжело учить новый язык и тем более взваливать на себя новые державные обязанности. Благо мне помогают те уроки жизни, которыми вы меня буквально третировали, за что теперь я вас искренне благодарю, поскольку без этих, не скрою, весьма жестоких уроков я вряд ли бы сейчас справилась. Как говорит мой благословенный муж – тяжела корона Мономаха. Это один из прародителей русской династии.

Впрочем, это все пустяки. Россия совершенно удивительная страна и мало чем похожа на нашу старую добрую Италию. И хочу заметить, что часто сравнение отнюдь не в пользу моей милой Италии, да простят меня мои соотечественники. Да, в России есть много ужасного, много просто плохого, много есть такого, о чем в высшем свете предпочитают даже не говорить, но, как я теперь уверена, именно России суждено первой шагнуть в будущее, неся миру новое понимание того, как следует жить и к чему стремиться. И главным в создании этого будущего выступает мой царственный муж Михаил. Так что, как вы понимаете, я здесь в самом центре всех событий и преобразований.

К сожалению, война накладывает свой отпечаток на нашу семейную жизнь. Вот уже почти неделю мы вынуждены жить на территории тайного командного центра, откуда мой Михаил и руководит русской армией. В корреспонденции указано «город Севастополь», но это отнюдь не так, как ты прекрасно понимаешь. Но это все сущие мелочи, на которых вовсе не стоит заострять свое внимание.

У меня теперь весьма много обязанностей, в том числе и вопросы, которые относились к ведению прежней императрицы Марии – августейшей матери моего благословенного мужа. Она весьма серьезно относилась к благотворительности и опеке, так что я никоим образом не могу быть хуже ее. Тем более что августейший муж мой часто говорит о том, что он хотел бы расширить роль императрицы в жизни России и вообще дать женщинам империи все шансы стать в один ряд с мужчинами.

Он очень чудесный, мой Михаил. Поверь мне. Я так счастлива. Я так боялась, и я так сейчас счастлива. Верю, что ты поймешь меня и будешь за меня рада. Он готов буквально на руках меня носить, что, впрочем, часто и делает. Быть может, не пристало воспитанной даме писать о таких вещах, но это так.

Я так мечтаю поскорее подарить ему наследника! Это очень важно и для него, и для империи, и, как ты понимаешь, для меня. Я каждый день молюсь Пресвятой Богородице, моля ее скорее послать нам здорового мальчика, ведь это так важно для стабильности государства, впрочем, ты и сама это знаешь.

Я с замиранием сердца каждый день прислушиваюсь к себе. Я молю Господа Бога о том, чтобы мои ощущения не были лишь пустыми фантазиями.

Помолись и ты Деве Марии, чтобы мои надежды не были напрасными.

Твоя любящая дочь

Мария

Послание королю Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии.

7 (20) августа 1917 года

Дорогой Джорджи!

Благодарю тебя за поддержку моего предложения о проведении конференции на высшем уровне. Нам всем действительно необходимо подвести итоги кампании 1917 года и наметить планы на год 1918-й. Согласен и с тем, что вопрос раздела Османской империи следует повторно рассмотреть, уточнив некоторые положения Петроградской конференции этого года, актуализировав, в частности, вопросы зон оккупации и сфер ответственности союзников по поддержанию порядка в бывшей Османской империи.

Скорейшее завершение операции против турок позволит России и Болгарии быстрее принять более активное участие в натиске на Австро-Венгрию со стороны Балкан, что должно вынудить АВИ и Германию начать вывод войск из оккупированных территорий России и Франции, а также позволит освободить всю Сербию, Албанию и Румынию.

Что касается места проведения конференции, то Ялта, как мне представляется, подходит лучше всего, поскольку не только благоприятна по климату, но и удобна для прибытия всех наших, в том числе и заморских коллег. Впрочем, согласен, что вопрос места проведения нужно дополнительно проработать и обсудить.

Прими и проч.

Твой кузен Майкл

Севастополь, 7 (20) августа 1917 года

Письмо специального доверенного посланника президента США^[16]

Советнику президента США Эдварду Манделу Хаузу^[17]

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Дорогой Эдвард!

Всего третью неделю я в России. Но такой далекой мне уже кажется напутственная беседа с президентом Вильсоном. Я провел тогда с ним больше часа. После беседы с Вами в Нью-Йорке я был встречен в Джерси-Сити комитетом, возглавляемым знаменитым юристом Джоном Б. Стенчфилдом; Кларенсом Маккеем, Гербертом Своупом – золотым пером «Нью-Йорк уорлд», маршалом Соединенных Штатов Томасом Д. Маккарти, сенатором штата Фоули Джеймсом Дж. Хоуи – верной троицей хороших друзей, которые провожали меня в Данию чуть более года назад.

Потом были тревожные дни плавания, омраченного угрозами германской «неограниченной войны». Несколько уверенности нам придавал наш конвой. И в целом мы нашли «Инфанту Изабеллу» чистым великолепным кораблем – ее капитан был компетентен и добр. Я охотно рекомендую ее всем, кто желает благополучно пересечь Атлантику во время войны.

Нас встретил гнетущий своими серыми бараками и низким небом Романов-на-Мурмане, названный в честь правящей Россией династии. Но после долгого и опасного пути меня с попутчиками охватила радость от долгого и яркого дня и твердой земли под ногами. Потом был казавшийся вечностью трехдневный путь до Москвы, когда радовавшие после тревожных бурых волн вечнозеленые леса начинали тяготить. Но это, скорее, было ощущение важности миссии, которая разрешится уже скоро и потому особенно тяжела.

Впрочем, она оказалась даже труднее, чем мы думали. Как Вы знаете, мне до свадьбы и коронации не удалось встретиться ни с царем русским, ни с его канцлером. Встречи же с компаньонами наших доверителей тоже были неудачны. Все относились настороженно. Самуэлю^[18] тоже не удалось что-то быстро достичь по своим каналам. Я уже стал разделять впечатление Сэми, что «русские искренние, доброжелательные и хорошие люди, но очень мутные и бестолковые», но Френсисы^[19], и особенно Лидли^[20], разъяснили ситуацию в России. Нам, потомственным республиканцам, трудно понять, сколько завязано здесь на царе. Даже я, год проработавший с кайзером, был удивлен, что без воли и внимания Михаила, кажется, ничто здесь не остается и не происходит. Всего за пять месяцев он так крепко взял власть, почти потерянную его братом, что все серьезные вопросы можно решать только с ним. А в эти дни царю было действительно некогда, но вскоре я стал понимать, что мы, возможно, уже опоздали.

В эти дни удалось преуспеть разве только плывшему с нами Моэму^[21]. Сомерсет быстро сошелся со своими коллегами по перу и скоро и нас ввел в некоторые их шумные компании. Памятуя о вашей просьбе, я постарался влиться в русскую жизнь, прочувствовать ее, понять… Ожидая высочайшей аудиенции, я попытался окунуться в происходящее в русской столице.

На скоропалительную свадьбу императора и последовавший монарший пикник нас не позвали, как и на саму коронацию. Но эти вести так воодушевленно были встречены толпой, русские так гуляли! Последовавшее за этими событиями празднование юбилея Москвы открыло мне всю широту и удаль русского духа. Я проехал много стран, полковник, но я не видел, где так самозабвенно могут гулять и разделять радость общего праздника. Вскоре я убедился, что не только радость.

Отшумели гуляния, русские красные знамена и салюты почти ежедневно взвивались от вестей о победах русской армии в Галиции. Я вырос в свободной стране и не чужд журналистике и понимаю, что шеф русской печати Суворин манипулирует этой полудикой толпой, но, господи, – как искусно! Даже меня начали пронимать волны восхищения русским царизмом!

За день до встречи с царем я посмотрел фильм «Осовец». Это нужно посмотреть всем, Эдди! Если до этого момента я негативно, но уважительно относился к немцам, даже возмутительные газовые атаки на население Риги не вызывали у меня ненависти к ним, то после сеанса (титры были на русском и английском) я готов был вместе с русскими рвать прусаков голыми руками. Так нам сейчас нужно снимать! Возвращаясь, я стал чувствовать и понимать, что русский дух нельзя убить! Они, может быть, простодушны, за то дело, что считают правым, будут драться даже мертвые! Я начал понимать, почему английский и бельгийский бронедивизионы бьются здесь за русских даже отчаянней, чем за себя! В России ты неизбежно становишься русским, и в лучших качествах этого народа не можешь помыслить быть не равным ему.

На следующий день меня принял император. Я постарался избавиться от вчерашнего кинонаваждения, но Михаил излучает необъяснимый магнетизм, он тверд и уверен в себе, его английский, скорее даже нью-йоркский, безупречен, и чувство сопричастности русским снова накрыло меня. Мы говорили всего полчаса, и он, выслушав меня, дал указания своим министрам и комиссарам принять меня для согласования предложений. Его предложение президенту Вильсону приехать и лично обсудить вопросы, подкрепленное таковым же предложением лично к известным тебе людям, ясно показало, что он хочет дружить с Америкой, но мой и даже Роберта^[22] уровень низок, чтобы он содержательно стал говорить с кем-то из нас.

Выходя от императора, я видел своих непубличных итальянских коллег, позже справлялся о подобных контактах у Стенли^[23] и Вильяма. Представительство католических домов здесь максимально высокое, и государь с ними часто говорит лично, наши же английские коллеги и их родственники, представленные послами, удостоились, как и я, единственной краткой аудиенции.

Эдвард! Россия консервативна, но едина и стремительно меняется. Это колоссальный рынок! И президенту нужно приезжать как можно быстрее! Мы можем все упустить!

Сейчас, когда государь уехал в свадебное путешествие, собрав в столице и правых, и левых активистов, нам показалось уместным поговорить и с симпатизирующими американскому пути братьями и сановниками. Все здесь понимают, что цель Михаила сейчас не отдых, а Константинополь, точнее, как говорят русские, Cargrad. И после Михаил будет обожаем здесь как мессия. Но наши попытки снова ни к чему не привели. Нам придется говорить с Михаилом! С каждой минутой промедления мы теряем миллионы долларов и рискуем вообще остаться за океаном наедине со своими намерениями.

С уважением,

James W. Gerard

Крым. Дворец Меллас.

Императорский командный пункт.

7 (20) августа 1917 года

«Единые имперские вооруженные силы состоят из Русской императорской армии, Ромейского императорского легиона, Корпуса имперской безопасности, Российского-Ромейского императорского флота и воздушных сил империи. Все силы Имперского Единства объединены под общим командованием. Верховным главнокомандующим всех вооруженных сил является император Имперского Единства России и Ромеи».

«Император Единства не только является монархом каждой империи (и царств), входящих в Единство, но и организует оборону, внешнюю политику и безопасность всего Единства, обладает монопольной монетарной властью. Его власть осуществляется через Е. И. В. Канцелярию, работу которой координирует имперский канцлер, а три вице-канцлера соответственно курируют силовой, дипломатический и финансовый блоки. Председатель правительства Российской империи и великий логофет Ромейской империи входят в Пленум канцелярии на правах вице-канцлеров, на тех же правах входит в него и статс-секретарь ведомства императрицы Марии, отвечающий за координацию гуманитарной и социальной сфер обеих империй. Великий император своими повелениями назначает на все генеральские (выше 6-го класса), в т. ч. гражданские должности, единоособно волен смещать и назначать руководителей губерний и других единиц имперского подчинения. император имеет исключительное право чеканить монеты и выпускать ассигнации…»

«…Таким образом, армия, госбезопасность, внешняя и монетарная политика – исключительные и неделимые прерогативы великого императора Имперского Единства…»

Я отложил свои черновики и потер усталые веки.

Единый монарх, единые вооруженные силы, единая служба безопасности, единый Центробанк, единая внешняя политика…

Я целый божий день был занят тем, что писал какие-то бумаги или читал оные. Письма, телеграммы, доклады, сводки, приказы, повеления…