Как вы уже знаете, я очень увлекался футболом и всегда ходил с парнями из класса на игры. Но в те молодые и крепкие годы мне этого казалось недостаточно. Мы с товарищем придумали оригинальное решение. Мы стали устраивать мини-чемпионаты в квартире. Делалось все очень просто. Нужен был маленький мяч – такие продавались в детских магазинчиках, да и спортивных лавках с киосками тоже. Также требовались ворота – я обычно брал ближайшую табуретку, а товарищ, например, сооружал их из съемных спинок дивана. Вначале бы играли без «вратаря», но когда стали попадать в пустые ворота 5 из 5 и довели результативность встреч до хоккейных, то задумались. В итоге мы стали ставить в ворота все, что ни попадя – в первую очередь детские рюкзаки и сумки. Иногда вратаря удавалось «пробить» (рюкзак падал внутрь ворот или просто отклонялся за линию с мячом), иногда он блокировал удар (мячик застревал в шлейках или еще чем-нибудь). Реалистичность этих «баталий» поражала.
Мы не поленились и сами, без Интернета, составили свой календарь чемпионата Италии и внесли основных игроков в каждую команду. В то время в таких газетах как «Прессбол» и «Все о футболе» также иногда публиковали полные календари европейских чемпионатов. В первый сезон я выбрал Серию А и чемпионат мира. Все аккуратненько расчертил в тетрадке и начал играть. Это было весело. По общему правилу каждой команде давалось по 5 ударов. Но если играл лидер с аутсайдером, у последнего можно было отнять один удар, а если играли крепкие середняки – накинуть по одному удару каждой. Были и штрафные, и симуляции, и красные карточки, и пенальти. Иногда меня «сбивали» кресла, иногда я цеплялся за вратаря, иногда попадал в стекло или лампу – нарушить правила квартирного футбола можно было элементарно. Чемпионат становился все увлекательнее.
Я играл не совсем честно – слегка тянул «Ювентус» к чемпионству. Накидывал ему дополнительные удары, упорно не назначал пенальти в сторону ворот Ван дер Сара. Он, конечно, тоже терял очки, но не так часто, как должен был. Зато все остальные сражались честно.
Когда приходили друзья или я ходил в гости, можно было сыграть еще интереснее – с живым вратарем и воротами. Тогда эмоции били через край, как на настоящем стадионе. Словом, к концу лета я полностью завершил чемпионат Италии, сделав «Ювентус» чемпионом, лидером по количеству побед, забитых мячей и бомбардиров. Я обмотал вокруг шеи фанатский шарф, взял старую вазу для цветов, включил на кассетнике песню We are the champions и устроил церемонию награждения. Помпа, с которой я ее провел, до сих н уступает по размаху аналогичным празднованиям в чемпионате Лихтенштейна.
Каково же было мое удивление, когда через шесть сезонов разразился крупнейший скандал в итальянском футболе, получивший название «дело Кальчополли». Тяжесть основных обвинений легла на «Ювентус» – клуб обвинили в договорных матчах, отобрали два чемпионских титула, понизили в серию B, да еще и сняли 9 очков. Как оказалось, коррупция в футболе вполне реальна и выходила далеко за пределы моей квартиры.
9-ый класс был для меня довольно сложным. Примерно в то время я, неоперившийся 16-летний юнец, окончательно понял, что дорога в технари мне закрыта. Любовь к химии погубила в 8-ом классе молоденькая учительница, которую никто не слушал, а потому о формулах и прочих «молях» я имел смутное представление. За это пришлось расплачиваться в девятом классе, когда молоденькая учительница пошла на второй круг недопередачи своих знаний. Мы опять ничего не слушали, балдели и катали химию у явных отличников (я всегда был тайным).
Учителя по физике менялись с такой частотой, что мы не успевали запоминать их имен, не говоря о предмете. Физика тоже очень интересная наука, но то, как нам ее излагали – это было тихое издевательство. Ньютоны, динамометры и «правила правой руки» слились для меня в один печальный реквием и нескончаемый поток учителей. Кризис белорусского образования наметился еще в начале 2000-ых.
Математика, стройная и четкая система познания мира, внезапно рассыпалась на геометрию и алгебру. Если последнюю я еще худо-бедно понимал, испытывая трудности только тогда, когда задачи начинали явно уходить от формул и усложнялись, то геометрические линии становились для меня темным лесом все быстрее. В девятом классе пришла строгая учительница, которая не взирала на регалии и требовала знание предмета. Я ей таких знаний предоставить не мог.
На трудах мы либо слушали теоретическую часть, либо выпиливали какие-то заготовки непонятного назначения. При этом в девятом классе к нам вернулся старый трудовик, чьими работами из дерева была украшена вся школа. Я его уважал, но мои руки не испытывали пиетета перед ручной работой.
Зато в истории, ЧОГе, русском языке и литературе я был полубогом. К девятому классу история вышла на мой любимый отрезок – 20-ый век и тут я был неповторим. Я сыпал датами, фактами, измышлениями (а ведь об Интернете мы тогда имели только теоретическое представление).
Еще мне по-прежнему нравилось гонять с пацанами в футбол. Борьба к тому времени была забыта. Физрук криво усмехался, глядя на мою справку «подготовительная группа». Это была очень удобная справка: никакие нормативы я не сдавал и отметок не получал, в конце четверти мне ставили «зачет». Это не мешало мне регулярно участвовать в межклассовом сражении на поле, но иногда вынуждало ходить на лечебную физкультуру при школе. Правда, занятия по ней обычно вели ТАКИЕ практикантки, что я ничуть не жалел. Словом, со спортом я дружил всегда, несмотря на телесную и местами душевную эктоморфию.
Девятый класс проходил в некотором напряге. Мы все знали, что дальнейший выбор судьбы и профессии вершится именно сейчас. Многим троечникам прямо намекали, что их не хотят больше видеть в школе. Нас, «нормалистов», ждали с распростертыми объятиями. Учительница истории ждала меня в общественно-правовом классе.
Ребята начали сдавать экзамен по физкультуре. Глядя в окно, как они корячатся на разогретом майским солнцем стадионе, я грустно думал, что вот и пришла пора расставаться.
К нам пришел мужик с камерой и объявил, что мы можем почувствовать себя начинающими кинозвездами в роли выпускников. Меня он прозвал «сталкером», потому что именно в конце девятилетнего обучения дернул меня черт постричься налысо.
Я ляпнул на камеру, что хочу пойти в милицию. Тогда я слабо понимал, что всякий милиционер – это юрист, но не всякий юрист обязательно милиционер. В те яркие и солнечные годы я был еще порядочным болваном.
Начались экзамены посложнее. Решебник по математике я пронес, спрятав под брюками. Потом вышел «в туалет» нашел решения, выдрал их из книги, а ее забросил в кусты. Как там кто выкручивался – не знаю. Я вообще сел один на заднюю парту и все подчистую скатал. Не пойман не вор – свою четверку я получил.
Русица диктовала изложение. Мы с другом полностью записали текст, фиксируя предложения поочередно. Потом я расставил запятые (как умел конечно, я до сих пор не умею) и текст оказался готов. Она подсказывала нам, делая на месте запятых легкие взмахи рукой.
«Белорусский экзамен» прошел примерно так же, а билеты по истории мы заранее разложили с учителем так, как они будут лежать на экзамене и тянули потом те же. Я на всякий случай выучил все, кроме того я и так неплохо знал историю синеокой. Вытянул я «отрепетированный» билет и с блеском его преподнес.
Подбежав к школе узнать результаты, которые расклеивали на стекле у входа, мы с другом радостно заржали. Лето наконец-то почти началось.
В 2002 году я кое-как начал смотреть чемпионат мира по футболу. Хотя, заняться нам и без того было чем. Я с лучшим другом открыл для себя короткие вылазки на Минское море. Мы умудрялись искупаться, пожарить сало и просохнуть. Пиво не пили принципиально – было и так хорошо и весело.
В те годы столица жила совсем другой жизнью. Развлечений было мало, народ тянулся к отдыху попроще. В частности, городской пляж в июне был забит до предела.
Летом всегда было хорошо. Можно было ездить на велике, торчать в компе и гулять, гулять, гулять. Лысина моя плавно зарастала и гулять стало спокойнее. Итальянская сборная благополучно вылетела с чемпионата мира по футболу, несмотря на флюиды, которые я слал на японо-корейские стадионы. Дождей в то лето было немного. А может, это память надежно отсекла все самое плохое, оставив на воспоминаниях нежно-розовый налет.
С большей частью одноклассников мы распрощались. С некоторыми навсегда. Это было первое мое серьезное прощание с людьми, с которыми ты провел девять лет. Кого-то я потом встречал в районе школы, с некоторыми дружу до сих пор, будучи уверенным, что ничто так не сближало как совместная охота за майскими жуками, списывания и игровые приставки.
А потом мы снова пошли в школу.
Если говорить о школьных годах, то это было самое веселое, необычное и волнующее время. Я влюблялся искренне, до потери координации, а шалил так, будто жил в казачьей вольнице. Но никогда, никогда я не назову это время легким.
На наши хрупкие умы вываливали тонны ненужной информации. Учительница по биологии (впоследствии она получит звание «Заслуженный учитель Республики Беларусь») говорила прямо: «Биологами вы все, конечно, не станете, но мой предмет знать будете». Она оказалась права два раза – мы точно не стали биологами (скорее, простейшими организмами) и выхватывали из ее предмета самые сочные и настолько же лично для меня бесполезные куски. Меня интересовали только майские жуки, ну и чуть-чуть генетика.
Я не знал, кем хочу быть – водителем троллейбуса, милиционером или футболистом. Ни одно из школьных занятий прямо не учило меня ни одной из этих специальностей. Я был хорош в истории и русском языке, временами и в литературе, но совершенно не понимал, как мне это может пригодиться в будущем. Поколение перестройки еще не знало таких слов, как «логист», «копирайтер», «блогер», «фотограф на свадьбу», но было знакомо с понятиями «юрист», «экономист» и «бригада». Вместо технологий мирного, а главное легального отжима бизнеса нам рассказывали про бесконечность функции в пространстве!
Все вокруг менялось. Реформы касались языка и системы образования. Мы учились то по пять, то по шесть дней. То потом год не учились по субботам, зато учились до 14 июня. Эксперименты. В нашей стране любят ставить эксперименты, особенно если материал податливый. Что-то вроде людей, например.
Делать на улице было особо нечего. Тогда не было даже такой моды как сейчас – тусоваться в торговых центрах со смузи или вести блоги. Компьютеры только-только появлялись, приставки были несовершенны. Мы тусили в компьютерных клубах, гоняли в футбол весной до темноты и первых алкашей. Лично я много читал. Любил посидеть в тишине с книжкой. Потом звонил какой-нибудь друг и мы начинали болтать.
Именно таким бесполезным летом я взял и написал в тетрадочку историю моей первой любви. Чувствовал, что надо задокументировать – художественная ценность-то этого опуса почти равна нулю, поэтому он носит исключительно приватный характер. Потом часто перечитывал его, перепечатал в Word, исправил, дополнил. Зачитал одному из друзей, который знал эту девушку, и он очень похвалил рассказ. И все равно не понял намеков на то, чем мне нужно заниматься в жизни.
Потом мне подсунули Стивена Кинга. Записки «короля ужасов» значительно отличались от того, что я читал в то время. А. Гайдар, А. Конан-Дойль, «Тайны непознанного» и прочее мигом куда-то отступило. Это была какая-то новая и необычная литература. С тех пор Кинга я уважаю безмерно. В основном за язык и идеи, читал далеко не все, но то, что прочел, очень нравилось. Мастер.
Сел и написал еще один рассказ. Кровавый, с убийством. Почти никогда его не перечитывал. Потом еще какие-то сопли. Родители читали, а я не перечитывал. Так я искал свой стиль. Ищу до сих пор.
Да, друзья, основы литературной деятельности были заложены там, в школе. Либо ты, мать его, начинаешь писать, либо дуешь на журфак. Я просто начал писать. Впоследствии мне иногда не нравилось то, что выходило из-под пера, но чаще все же нравилось. Это крутое ощущение, мало с чем сравнимое. Я начал читать еще больше.
Была и самодельная газета на листе А4. Называлась «Новая газета» – в начале века модно было делать все «новым» и «ярким». Потом появился пиратский фотошоп и одной из первых опробованных на нем фишек была сверстанная «газета» про нашу школу. Думаю, она где-то и сейчас есть, надо бы найти. Словом, приветы от подсознания были. Журналиста в себе в далеком 2003-ем году я не увидел. Равно как и никто вокруг.
А потом пришла пора идти на подготовительные курсы по математике.
О проекте
О подписке