Прошлое под землей

Впрочем, эта книга не об истории таинственных этрусках. Она – о современной Италии, хотя без истории здесь никак не обойтись. Именно поэтому в этой главе нам придется снова спуститься под землю. Многие загадки истории скрыты от нас в ее недрах. Сначала мы посетили подземные захоронения этрусков – быть может, основателей Древнего Рима. Теперь я предлагаю попутешествовать по подземным лабиринтам самого «вечного города», где скрываются не менее волнующие тайны.

Первую линию метро в Риме прокладывали двадцать лет. Одни объясняли это хитростью подрядчиков, которые умышленно затягивали строительство, надеясь сорвать с правительства побольше денег. Другие – тем, что рыть под итальянской столицей подземные тоннели крайне сложно. На пути римских «метростроевцев» то и дело встречаются то фундаменты древних храмов, то обломки рухнувших дворцов, а то и целые похороненные под землей кварталы. При каждой находке работы приходится останавливать и ждать археологов.

Об одном таком эпизоде рассказывает Феллини в фильме «Рома». Строители подземного тоннеля неожиданно натолкнулись на стены хорошо сохранившегося дворца. Они заглянули внутрь и застыли в изумлении. Перед ними предстали удивительные по красоте древние фрески, о которых никогда не слыхали ученые. Но едва на роспись направили свет прожекторов, чтобы снять ее на пленку, как штукатурка осыпалась. В одно мгновение картины, пережившие века, превратились в пыль…

Но не все, что хранится под землей, утрачено безвозвратно. Археолог Паола Россетти установила, что под одним из центральных кварталов города погребены стены крупнейшего древнеримского амфитеатра – «Чирко Массимо». Этот цирк по своим размерам в три раза превосходит Колизей. На гигантских трибунах могли разместиться одновременно около 300 тысяч зрителей! Такого стадиона до сих пор нет нигде в мире.

«Чирко Массимо» можно было бы раскопать, но это невероятно трудная задача: надо сносить целые кварталы. К тому же гигантский амфитеатр далеко не единственное, что прячет в своем чреве «вечный город».

Одна из самых волнующих тайн «подземного Рима» – катакомбы, протянувшиеся под городом бесконечными галереями на десятки километров. Большинство входов и выходов в подземный лабиринт сейчас замуровано. Но есть несколько «официальных» входов в катакомбы, которые расположены в церквах. Один из них – в церкви Сант Аньезе на виа Номентана.

Чтобы спуститься в подземелье, надо договориться с «кустоде» (сторожем) – рыжебородым монахом по имени Арнальдо. Выглядит он весьма живописно: коричневая ряса, подпоясанная толстой веревкой, и сандалии на босу ногу. Служитель бога набил руку на проведении подземных экскурсий и не прочь поболтать с гостями.

– О, катакомбы – это очень опасное место, синьоры, очень опасное! – приговаривает он, гремя связкой ржавых ключей перед обитой железом дверью, ведущей в подземелье. – Некоторые пытались прогуляться там без моей помощи, но… – Он замолкает, делая вид, что никак не может найти нужный ключ.

– Что же с ними произошло? – спрашиваем мы, замирая в ожидании страшного ответа.

– Они гуляют там до сих пор, – усмехается монах, отворяя скрипучую железную дверь. – Мое подземелье не любит незваных гостей!

Крутые ступени ведут вниз, в холод и темноту. Задевая стены плечами, мы протискиваемся вслед за провожатым по узкому коридору, высеченному в вулканическом туфе.

Эта часть катакомб «электрифицирована». Монах то и дело щелкает выключателями, зажигая развешанные по дороге лампочки. Здесь холодно, но не сыро, поскольку вулканический туф хорошо впитывает влагу. Вдоль стен, от «пола» до потолка, тянутся ярусы прямоугольных могил – так называемые локулы.

Покойников хоронили обернутыми тканью, без гроба. «Локулы» замуровывали кирпичом или мраморными плитами. На многих из них видны надписи, какие-то рисунки. Вырезанный на мраморе мастерок обозначает, что здесь похоронен каменщик; изображенная баранья нога указывает, что там покоится торговец мясом, и т. п. Мы спрашиваем Арнальдо, почему некоторые «локулы» пусты.

– Почему? – переспрашивает Арнальдо и охотно объясняет: – Пустые могилы – дело рук грабителей. Раньше покойников хоронили вместе с вещами. В могилу клали оружие, нередко украшения и драгоценности.

– А не боятся ли грабители бога? Воровать на кладбище…

– Бога? – Монах весело смеется и машет рукой. – Сейчас люди ничего не боятся. Раньше в церкви не решались украсть даже свечку, а теперь тащат все, что можно унести: картины, настенные украшения, даже распятия. Вы что, синьоры, не читаете газет?

Газеты мы читаем и поэтому не задаем больше глупых вопросов. Наш провожатый тем временем объясняет, что слово «катакомбы» происходит от греческого «катакумбас» – возле ям. Это название получила ложбина около Аппиевой дороги, где в естественных углублениях в земле находилось кладбище святого Себастьяна. Оно было единственным подземным захоронением, а позднее все христианские кладбища Рима стали называть катакомбами.

По словам Арнальдо, широко распространенная легенда, будто христиане жили в катакомбах, спасаясь там от преследований, не соответствует действительности. Катакомбы с самого начала были подземным кладбищем, где хоронили не только христиан, но и язычников. В те времена христиан еще не преследовали. Тот факт, что кладбище оказалось под землей, объясняется тем, что римские законы строго запрещали погребение умерших в черте города. А поскольку все места на его окраинах были заняты, то кладбища стали делать подземными. Этому способствовал и сам грунт – в податливом туфе было не трудно рыть тоннели, к тому же он хорошо впитывал влагу, и в подземелье всегда сухо.

В доказательство своих слов Арнальдо предлагает нам провести ладонью по стене. В самом деле, камень сухой и даже как будто теплый, в то время как на электрическом кабеле под потолком заметны капли воды.

В течение столетий подземные кладбища росли. Возникли многокилометровые коридоры и многоярусные ниши. Сегодня в Риме и его окрестностях найдено около 50 таких гигантских подземных кладбищ. По словам монаха, запутанный лабиринт катакомб пронизывает всю подземную часть города. Во многих местах есть ходы и выходы.

– А сейчас катакомбы как-нибудь используются? – спрашиваем мы словоохотливого чичероне.

– Сейчас? – Арнальдо смущенно теребит бороду. – Сейчас пользоваться катакомбами запрещено. – Он показывает на решетку, которая перегораживает один из боковых коридоров. – Открыта только небольшая часть для туристов, как, например, под нашей церковью. Говорят, что в годы войны тут прятались партизаны, были склады оружия. А кому нужны катакомбы сейчас?

– А это что за надписи? – спрашиваем мы провожатого, чтобы отвлечь его от щекотливой темы.

– Здесь написано: «Сегодня родился», – объясняет Арнальдо. Для христиан, верующих в воскрешение, день смерти считается одновременно и днем рождения для вечной жизни. Таким образом, день, когда человек умирает, считается днем его рождения.

Когда христиан начали преследовать, они уже не могли собираться на молитвы в частных домах, а начали сходиться в катакомбах. Закон признавал в то время неприкосновенность мест погребения, а поэтому они могли чувствовать там себя в безопасности. В III веке н. э. император Валерий приказал конфисковать территории всех христианских кладбищ, предупредив, что все застигнутые там будут схвачены и казнены. Во время нашествий варваров не только город, но и катакомбы подверглись грабежам. Позднее об их существовании постепенно забыли.

Арнальдо говорит громко, сочным голосом профессионального экскурсовода, однако в тесном пространстве подземного коридора звуки глохнут, словно придавленные сверху многометровой тяжестью земли. Неожиданно гаснет свет, и на несколько секунд мы оказываемся в кромешной темноте. Ноги сразу делаются ватными, а в ушах звенит от невероятной тишины. В голове мелькает шальная мысль о том, как страшно остаться навсегда в этом подземелье, среди молчаливых могил много сотен лет назад похороненных людей.

Бесконечные коридоры гигантского подземного кладбища еще более красноречиво, чем развалины Колизея, свидетельствуют о грандиозных масштабах ушедшей цивилизации. В I веке до н. э. в Риме проживало около миллиона человек. Вот они, эти миллионы, спят здесь, в подземных коридорах, вечным сном.

Там, высоко наверху, сейчас снуют машины, ходят люди, гремит большой современный город. А здесь холод, мрак, тишина. Но без этих миллионов, что погребены в лабиринтах катакомб, не было бы всего того, что построено и сделано наверху. Не было бы ни Рима, ни его истории, ни современной Италии. Чтобы понять современную страну и ее жителей, нужно всегда помнить, что она не сразу стала такой, как сейчас, надо знать и помнить ее историю.

…В подземелье снова вспыхивает свет, и все смущенно улыбаются, стараясь показать друг другу, что внезапная темнота никого не напугала. Арнальдо звучно откашливается и выразительно кладет руку на пристегнутый к поясу потертый кожаный кошель.

Мы покорно лезем в карманы. Чичероне в рясе подбрасывает монеты и прячет их с быстротой фокусника.

– На благоустройство храма господня, – поясняет он, поглаживая рыжую бороду.

На бульваре Номентана нас оглушает рев мчащихся по асфальту машин. Несколько минут надо постоять, чтобы глаза привыкли к яркому солнцу.

Чувство Рима

В глухом переулке возле пьяццы Навона к черной от копоти стене прикреплена мраморная табличка. Под слоем вековой плесени с трудом можно разобрать полустертые буквы: «По приказу достопочтенного управителя состоянием дорог и улиц в этом месте строжайше запрещено бросать мусор. За нарушение сего распоряжения возлагается штраф в 10 эскудо. 9 ноября 1732 года».

За два с половиной столетия привычки жителей квартала не изменились. Словно в насмешку над грозным распоряжением «достопочтенного управителя», прямо под табличкой возвышается груда черных пластиковых мешков с гербом муниципалитета, в которые римляне складывают отбросы. Мусорщики, или «операторы экологической службы» (так их недавно решил называть профсоюз), видимо, редко заглядывают в переулок, и поэтому от мешков распространяется нестерпимое зловоние.

Впрочем, операторы от экологии, может быть, и не виноваты. Жители домов вокруг пьяццы Навона издавна славились строптивым нравом. Они нередко выступали против распоряжений властей. Историки считают, что начало непочтительного отношения к начальству положил проживавший здесь еще в XV веке острый на язык портной по имени Паскуино. Напротив его дома на невысоком пьедестале стоял торс древнеримской статуи с отбитыми руками. Соседи языкастого портного стали прикреплять к постаменту послания и записки сатирического содержания. Вначале они содержали ответы на насмешки остряка, а потом в них стала появляться критика властей, а то и самого папы римского.

Портной давно умер. Его именем стали называть статую, а «паскуинаты» – критические замечания – прикрепляют и пишут на пьедестале до сих пор. Кстати, от слова «паскуинаты» родилось слово «пасквиль». Однажды я увидел на камне надпись, которую сделал, вероятно, один из местных поборников чистоты:

 
Куанто спорко, мамма миа!
Довэ гуарда ла полиция?
(Сколько грязи здесь лежит!
Что ж полиция молчит?)
 

Но не только мусор на улицах создает неудобства для жителей столицы. Во вступлении я уже писал о том, как моя семья мерзла в феврале в Риме. Это может показаться странным – москвичи мерзнут в Италии! Но… Увы, это именно так. В наших московских квартирах, как только наступают холода, батареи пышут жаром, а в ванной и на кухне из кранов хлещет горячая вода. Иногда даже мы недовольны, что на улице потеплело, а батареи все еще не отключают. В Риме мы с нежностью вспоминали щедрую расточительность наших коммунальщиков.

Конечно, в Риме нет морозов. Но если за окном плюс пять, а в квартире не топят? Если каменный, как в большинстве домов Италии, пол холоден, как лед, а на кухне нет горячей воды? И к тому же у вас грудной ребенок со всеми вытекающими отсюда последствиями?

В Риме нет централизованной подачи горячей воды. В каждой квартире имеется отдельная электрическая колонка-кипятильник. Нагретой воды в бачке хватает для мытья лишь одному члену семьи. Следующему приходится ждать своей очереди часа два-три, пока не согреется новая порция. В это время нельзя мыть посуду на кухне, ибо горячая вода подается из того же кипятильника.

Конечно, воду можно вскипятить и в кастрюле на газовой плите. Но газовая плита снабжена счетчиком, и горе вам, если вы вовремя не оплатите счет газовой компании! На другой день в квартиру придут суровые «текничи» с кожаными сумками через плечо, молча достанут из них разводные ключи и так же молча отключат газ. Напрасно вы будете лепетать о том, что «случайно забыли уплатить», что «сегодня же заплатите», что «как же можно жить без газа» и т. п.

«Текничи» неумолимы. Так, наверное, неумолимы были сборщики налогов в Древнем Риме, готовые продать нарушителя закона в рабство. К счастью, сейчас в рабство не продают. После визита представителя газовой компании нужно стремглав бежать на почту и отстоять там часок-другой в очереди (у нас даже на главном почтамте не бывает таких очередей, как в почтовом отделении на площади Болонья, рядом с которой мы жили), а потом не менее стремительно нестись в контору газовой компании. Поблуждав там опять-таки часок-другой в поисках нужного чиновника, вы, наконец, передаете ему квитанцию об уплате счета за газ.

Но это не значит, что к вам тут же придут и включат газ. Отключают быстро, а включают «аль пью престо поссибиле» – так быстро, как это только возможно. В переводе с местного бюрократического языка это означает: через несколько дней. Все эти дни вы будете сидеть без горячей пищи. Конечно, можно подогреть обед и на электроплитке. Но тут тоже нельзя забывать о счетчике, но уже электрическом… А жаловаться некому: нет родного ДЭЗа, нет райисполкома. Впрочем, это в те времена мы удивлялись таким порядкам, а сегодня и в нашей стране – такие же прелести капитализма.

Есть, правда, хозяин дома. Однажды мы пришли к нему с жалобой: почему не работает отопление, а если работает, то только два часа в день, в то время как, согласно контракту о наеме помещения, пункт 12, подпункт «а», сдающий помещения «обязан обеспечивать в зимний период надлежащее тепло в них посредством включения соответствующих отопительных устройств в течение известного периода и не менее 4 часов в сутки»?

В ответ на мою гневную филиппику хозяин спокойно сложил на толстом животе руки и сладким голосом спросил:

– Хотите по чашечке кофе, синьоры?

– Нет, не хотим, – отказались мы. – Почему не работает отопление, как это предусмотрено контрактом, пункт 12, подпункт «а»?

– Жаль! – Хозяин заметно погрустнел. – Жаль, что не хотите. Кофе хороший. Дело в том, что мне опять не завезли топливо…

– Причем здесь топливо? – возражали мы. – Согласно контракту, вы обязаны…

– Увы, синьоры, – еще печальнее отвечал хозяин. – Не завезли топливо! Ох уж эти проклятые транснациональные корпорации! Цены растут, а бедной Италии нечем платить за нефть. Ну совсем нечем! Кстати, синьоры, по чашечке кофе?

– Да причем здесь это?! У нас в квартире холодно! Если вы не будете топить, мы перестанем вносить квартплату!

– Ну зачем же так, синьоры! – Вконец расстроился хозяин, понимая, что мы не пойдем в штаб-квартиру итальянской нефтяной компании ЭНИ или «Бритиш петролеум», чтобы выяснить, когда же поступит нефть. – Не волнуйтесь! У меня есть небольшие запасы. Резервные, на крайний случай. Завтра же…

– Сегодня же!

– Ну хорошо, хорошо. Сегодня же… Сегодня вечером я включу отопление. Но что будет завтра… – Он развел руками и закатил глаза. – Не знаю, мадонна сантиссима, не знаю…

Счетчик стоял еще и на телефоне. Сколько минут поговоришь, за столько и заплатишь. Даже в тесном лифте «на две персоны» имелся металлический ящичек для монет. Нет в кармане мелочи – топай пешком!

Зато подъезд в доме был роскошный: цветы в кадках, на ступеньках мягкая ковровая дорожка, огромная входная дверь с большой медной ручкой, которую портье каждое утро остервенело драил до сверхъестественного блеска.

Кстати, о дверях. В Италии входные двери домов – это массивные сооружения из мореного дуба или пуленепробиваемого стекла толщиной сантиметров тридцать с тяжелой медной ручкой и хитроумным замком. Не случайно их называют «Нортоне», то есть, не дверь, а «дверище». Такие двери, вероятно, остались от средневековья, когда они служили защитой от нападений воинственных соседей или шаек разбойников.