Посвящается личному составу 1 мсб. Живым и мертвым.

с уважением. Чем могу…

Благодарности

Особую признательность за помощь в написании книги выражаю своим боевым товарищам: Великаму Ахмадуллину, Игорю Кмицикевичу, Валерию Лужанскому, Сергею Несякину, Калибаю Утепову, Виктору Чемоданову, а также за оформление и подготовку к изданию Ольге Ратниковой и моим сыновьям Олегу и Станиславу.

От автора

 
Солдат умирает дважды.
Один раз – на поле боя.
Другой – в памяти поколений.
 

Писал, чтобы помнили. Ничто так не обрастает мифами, как рассказы о войне. Оно и понятно: чисто человеческие слабости. Одни хотят показаться более значимыми, другие – прикрыть свои огрехи, а где-то и преступления.

И над всем этим – глобальный государственный интерес: народ обязан гордиться своими военачальниками, своей армией, своим государством. Истинная правда о войне уходит в сторону, подменяется красочной лубочной картинкой, которая для всех и становится абсолютной истиной. А та правда, суровая, противоречивая и, зачастую, нелицеприятная, обречена постоянно вылезать во все новых конфликтах и войнах. Ведь ошибки замолчали, не озвучили, не изучили и не исправили.

Поэтому писать мемуары очень сложно, особенно большим начальникам. А ну, как кого-то обидишь или миф какой-нибудь развенчаешь? Куда ни ступи, везде уже – «бронза», на века! Легче всего – простым солдатам, никому ничем не обязанным, ни от кого не зависящим, да еще мелким военным «сошкам»: взводным да ротным. Легко и мне. Моя история – одна из тысяч похожих друг на друга офицерских судеб. И я хочу показать на низовом, лейтенантском уровне, как все начиналось в Афганистане. Потому что так у нас начинается всегда. И всегда перед нами лежат одни и те же «грабли», «грабли» 1941-го.

Хозработы в ущерб боевой подготовке, неповоротливое нищенское тыловое обеспечение, разгильдяйство, воровство, пренебрежение людскими жизнями, и на фоне этого, огромным нравственным контрастом, молчаливый героизм солдат и офицеров. Сделаны ли выводы сейчас? Хотелось бы верить.

Эта война требует осмысления, но на основе фактов, многочисленных документальных свидетельств участников, а не в угоду постоянно меняющейся политической конъюктуре.

Многое уже подзабылось: даты, события, фамилии. Да это и не главное. Главное, что все это было, я так чувствовал, так видел и так поступал. Главное – люди, настроение, дух и приметы того времени, вплоть до мелочей.

Пусть генералы напишут о боях и операциях, а я напишу о людях, о жизни на войне. Напишу, как все начиналось. Взгляд снизу, глазами среднестатистического лейтенанта, маленького винтика огромной военной машины великой непобедимой страны.

Вот и вся цель моей книги, одной странички этой войны.

Не судите строго.

С уважением, автор.

Глава 1
Желторотики

Вот они, долгожданные лейтенантские погоны! Я еду в трамвае и искоса поглядываю на маленькие золотые звездочки на плечах. Мне кажется, что на меня смотрят все! Вон тетка на переднем сиденье, глядя на меня, по-матерински ласково улыбается…

У «родной» общаги. Сентябрь 1980 г.

Так смотрят на молоденьких, игривых щенят. Любому, конечно, за версту видать: новоиспеченный «летеха», салабон, «желторотик». Как ни разыгрывай из себя бывалого, тертого вояку – я весь новенький и хрустящий, как только что отпечатанный рубль. Мне кажется, я даже пахну вещевым складом!

И все равно, теперь я – ОФИЦЕР! Звучит-то как, а? В этом слове мне всегда чувствовалась принадлежность к огромной всепланетной касте служивых людей. Людей долга, чести, отваги. С белым шарфом на шее и шпагой в руке. А чего вы хотите? Молодость! Кто не был романтиком в 20 лет?

Эпохальное лето 1978 года… Начало начал. Для нас, конечно. После окончания Новосибирского военно-политического училища меня с Олегом, давним дружком еще с Суворовского, распределили в Ленинградский военный округ. Очень неплохой вариант. Запросто мог быть и Забайкальский! Там, где «во глубине сибирских руд» хранили гордое терпенье декабристы. Коротко: ЗабВО. По всеармейской расшифровке: «забудь вернуться обратно». И вот, отгуляв, как песню, положенный отпуск, мы в Питере – за назначением. Ходим по городу, сворачивая себе шеи. Красотища-а! Главное, какой-то непередаваемый шарм остановившейся истории. Вот сейчас, вот всего пару шагов – и из-за поворота выйдет «брат Пушкин». И точно! Из-за поворота выходит… военный патруль. Но мы-то теперь лейтенанты, чего нам шарахаться от патруля? Чай не в самоволке, а как солидные люди, за назначением. Спрашиваем, где штаб округа? Оказывается, перед носом – на Дворцовой площади, в бывшем здании императорского Генштаба.

Обедаем в офицерской столовой, на втором этаже, с видом на Зимний. После нашей сибирской лесной глуши, ощущение полной нереальности. И, наконец, свершилось: молча стоим, подпирая стены у кабинета кадровиков. Вот она, нулевая точка офицерской СУДЬБЫ! Время встало. Скорее бы все определилось! И чего там так долго решают? Из кабинета с раскрасневшимся лицом выходит один из наших. Бросаемся к нему: «Ну как, куда?» – На Север! Откровенно завидую. Такая романтика! Это же СЕВЕР! Правда в этой зависти есть и меркантильная сторона: лучше начать с дальнего Севера и закончить ближним Югом, чем наоборот.

Вот уже и я перед заветной дверью. Вроде дверь как дверь: деревянная и обшарпанная. Антиквариат. А за ней, оказывается, решается твоя судьба… С замиранием сердца захожу… Куда ляжет фишка? Вот бы тоже на Север! Но мне выпадает совсем мелкая картишка: какой-то учебный центр Бобочино, поселок Каменка, почтовое отделение Чапаево. И вся эта троица где-то под Выборгом. Дружку Олегу то же. Не везет нам в картах. Видать, повезет в другом. Новое место службы приятно удивило: уютный военный городок на берегу красивейшего озера среди обалденной карельской природы. Кругом – леса, озера, болота, поля военного полигона – вожделенное место питерских грибников и охотников. Под боком, для контраста, следы далекой финской войны: обвалившиеся окопы, взорванные ДОТы и исчезающие в чащобах бесконечные ряды огромных валунов «линии Маннергейма». Рай для романтиков! Север сразу поблек. Да и до Питера чуть больше часа на автобусе. Мелочь!

Идем с чемоданами по пряно пахнущей хвоей лесной тропинке. Тепло, солнышко, птички. Вдруг из-за деревьев на немыслимой скорости и совершенно бесшумно, как в немом кино, вылетает танк! Плавно покачиваясь на ухабах вдрызг разбитой дороги, он тут же исчезает за поворотом, и сразу же нам по ушам ударяет могучий рев реактивного двигателя! Мы цепенеем от восторга! Такой смеси мощи и грациозной красоты я не видел никогда. Это был новейший танк Т-80 – первый в мире серийный танк с газотурбинным двигателем.

Мест в общаге традиционно не оказалось, и нас поселили в комнатушке полкового клуба с такими же, как мы, «желторотиками»: танкистом и связистом. Во-первых, мы сразу оценили преимущества клубной жизни: на службу ходить не надо – на службе и живешь, контроля никакого – кому этот клуб сдался, кроме субботы и воскресенья? Во-вторых, мы стали ПЕЧКИНЦАМИ. Командиром полка был майор Печкин. Позывной части – «Граф». Забавно звучало, когда тот брал трубку и представлялся: «Граф. Майор Печкин». Долговязый, не графского вида, он ходил по территории и постоянно щелкал семечки. Посему семечки в полку щелкали почти все. По утрам, на построении, над полком так и витал их аппетитный запах, а голуби, целыми эскадрильями, пикировали с крыш. Стоя в строю, прикроешь глаза – и ты уже на колхозном рынке среди крикливых бабок с полными мешками. Но вскоре наша веселая клубная жизнь закончилась. Сгубил, как и всех мужиков, «зеленый змий». В военном городке был «сухой закон». Поэтому в целях экономии, а также для встречи 7 ноября (достойной, естественно), мы решили забацать «Рябиновку». Благо ягоды было кругом – топчись. Связист тут же притащил со своей аккумуляторной пару десятилитровых бутылей, мы – ягоду с сахаром, и процесс пошел!

И вот в самый ответственный момент, когда «процесс» весело побулькивал в бутылях, начальнику политотдела дивизии полковнику Домашеву вдруг вздумалось осмотреть наш солдатский клуб как главный центр культурно-просветительской работы полка. После «немой сцены» (онемел, в отличие от НачПО, только замполит полка) нас с треском и полной конфискацией выгнали в общагу. Места там мгновенно нашлись, причем в уютных комнатках на двоих и, главное, в двух шагах от офицерской столовой.

О, офицерская столовая! Предмет вожделений и ночных холостяцких грез! Мечта холостяка, кроме наших дам, конечно. А если честно, куда им, этим дамам, до столовой! Если завтрак холостяку был почти гарантирован, а обед – дело святое, то ужин, как мы шутили, приходилось зачастую «обозначать флажками», «отдавать врагу» – ежедневным служебным совещаниям, съедавшим уйму времени, а заодно и наш ужин. Я раньше, по наивности, считал отличительной чертой офицеров лаконизм. Еще с Рима: «Пришел, увидел, победил». И все ясно. В действительности же – все наоборот! Отличительная черта – красноречие, причем с лирическими отступлениями, анекдотами и служебными байками. Ну все, как один, Львы Николаевичи!

Сидишь, бывало, обреченно слушаешь поучительную историю какого-нибудь начальника службы и с тоской поглядываешь на часы… Твои вожделенные гуляши, зразы, шницели с каждой минутой скукоживаются, как шагреневая кожа. Ну вот, все – офицерская столовая закрылась. Обозначили, значит, «флажками». Иногда начальство великодушно вспоминает, что холостяков надо бы отпустить на ужин. И тогда мы табуном, обгоняя друг друга, несемся в столовую! Маленькие радости жизни…

Чтобы вконец не лишиться и этих убогих радостей, я приобрел по случаю пластиковый «походный набор туриста» из 3-х предметов: ножа, ложки и вилки. Вещь оказалась уникальной: загребущая как мини-половник ложка и такая же вилка, только с прорезями. Вид они производили устрашающий и кровожадный. И в те печальные деньки, когда наше начальство окончательно впадало в совещательный маразм, я хватал свой заветный наборчик и «мальчишом-плохишом» нагло заваливал к Олегу-женатику. Там его жена Катя молча ставила на стол еще одну алюминиевую солдатскую миску с лапшой, я доставал наборчик – тем и спасался. Позже, прибарахлившись, завел себе плиточку, сковородочку, оброс необходимым хозяйством и набеги к «братцу» Олегу прекратил. Кашеварил у себя в общаге. Там же я получил и свой первый, но далеко не последний печальный опыт общения с армейской прессой.

Однажды, очередной раз оставшись без ужина, кашеварю у себя в комнате. На плитке – сковородочка, а на ней, аппетитно попахивая луком, жарятся грибы. Запах – божественный! Вдруг в комнату, выпучив глаза, влетает перепуганный замполит батальона: «Срочно прячь сковородку, к тебе корреспондент! О быте лейтенантском пишет!» Мигом сую все под кровать и сажусь в непринужденной позе. Заходит очаровательная девушка – прелесть, прямо с картинки. С такой и о грибах забудешь. Я плечи молодцевато развернул, бравый вид принял и пялюсь. «Здрасьте, говорит, я корреспондент окружной газеты «Ленинское знамя». Пишу о молодых офицерах, как складываются первые месяцы службы, лейтенантский быт…» «Да хорошо складываются», – отвечаю. А под кроватью предательски шкварчат на остывающей плитке грибы. Да и запах, куда его денешь? Девушка, покосившись на кровать, улыбается. «Как у вас аппетитно пахнет… Грибами… Прямо-таки замечательно. Так романтично…» Я, дурак, возьми и ляпни. «Да вот, говорю, грибов пожарил. Постоянно с ужином пролетаешь, хорошо хоть грибов полный лес…» «Да-да – кивает, да-да…» Ну поговорили, и забылось. А тут идет комбат, злой как черт, в руках окружную газетку держит. «Зайдите, говорит, товарищ лейтенант!» И давай меня песочить. «Это я, вас, товарищ лейтенант, на ужин не пускаю?» – «Да нет, товарищ майор, говорю, вы-то пускаете, когда можете». А комбат дальше продолжает: «Вы, товарищ лейтенант, грибки жарите на плитке, что строжайше запрещено в офицерском общежитии, стираться вам негде, в город вас не пускают, выходных у вас нет, жену свою не видите…» «Да я еще не женат», говорю… «Ну значит чужую жену не видите…» В общем, влетело мне. И не мне одному. А как положено в армии, сверху донизу. Я же явился, так сказать, «обобщенным героем» ее статьи. С тех пор у меня на корреспондентов аллергия. Как увижу, так нехорошие слова говорить хочется. Ученые утверждают, болезнь даже такая есть. Кроме приобретенной подобным образом сомнительной славы, я среди своих сверстников-замполитов особо ничем и не выделялся. А по части хозяйской оборотистости – вообще бездарь. В армии ведь всегда ценилось умение «достать», что в переводе на армейский – «проявить командирскую смекалку». А чем определяется размер этой самой смекалки? Количеством солдат, разумеется. Крепостных душ. Туда послал поработать, сюда послал, глядишь – красивый забор вокруг части нарисовался, КПП покрасили. Начальство приехало, посмотрело, сделало вывод: командир толковый, перспективный, за дело болеет. Самый ходовой неформальный вопрос вновь прибывшему, что солдату, что офицеру – что достать сможешь? А нужно все: краски, доски, лак, фанера, бумага и т. д. Можешь ведро клея ПВА достать? (жуткий дефицит у политработников той поры). – Мама может. – А мама где живет? – Там-то, там-то. – Вот тебе 3-е суток, лети за клеем!

Раньше отпуск солдату положен не был. Давался он единицам за особые заслуги: отличился на учениях, задержал нарушителя. Съездить домой на десять суток считалось величайшей солдатской удачей и ценилось выше наград. А тут, раз – и дома! Да тебе привезут что угодно, хоть статую Свободы из Америки. Только пусти! Правда, есть негласное условие: делай что хочешь, но на итоговой проверке чтоб отстрелялись и отводили как надо! Но невозможно одновременно строить что-то в Питере и стрелять на полигоне в Бобочино. Значит, надо закрыть на что-то глаза. Легче – на стрельбу. Начальство ведь свое, окружное. Но меру надо знать. Умудрится командир там и там успеть – виртуоз, далеко пойдет. А нет – не взыщи, хоть ты трижды стратег, но должности не соответствуешь. Распространенный анекдот того периода. Снимают комполка с должности за провал в боевой подготовке. Передает он дела, а новый назначенец у него совета спрашивает. Тот передает новичку три пакета и говорит: «Туго станет – вскрывай». На первой проверке получил полк двойку. Вскрывает командир первый пакет, а там: «Вали все на бывшего командира». Прошло. Через полгода опять двойка. Во втором пакете: «Ссылайся на молодость, неопытность». Опять прокатило. Вновь работали везде, а как стрелять и водить – двойки. Пришлось комполка вскрывать третий пакет. А там: «Пиши три пакета».

Но то у больших начальников, у них хоть люди, связи. А что у «желторотиков» в рюкзаках? Да ничего, только папа с мамой. У нас у одного замполита папа был в Новосибирске на большом заводе начальник. А там умельцы инкрустированный шпоном портрет Ленина делают. Мотанулся парень, отдохнул, и во всех ленкомнатах полка – сплошная красота! Полированный портрет Ильича. Сразу ясно: нужный человек служит. Поэтому оборотистые, с предпринимательской жилкой офицеры были всегда на особом счету. Я же на особом счету не был, так как связями не оброс, оборотистости Бог не дал, ресурсами солдатскими распоряжаться права не имел. Так себе, балласт. Хотя один раз и я мог на что-то сгодиться. Да и тут не случилось.