– Ага, вам бы такое отлёживание, – пробормотал Вячеслав. Ему не хотелось зря трепать языком с фельдшером, которого зеки не зря прозвали Выродком. Тот все недуги лечил таблетками из одного пузырька – говорят, там был аспирин. Ситуация в самом деле тупая: ничего не болит, только в теле слабость и кружение в голове. Разве это болезнь? С такими симптомами Выродок запросто отправит в отряд.

Но нет, лепила разрешил полежать сутки в санчасти. Видимо, хотел понаблюдать, что будет дальше.

Вячеслав всё слабел и слабел. Он уже едва поднимался на «толчок». Мало того, начал терять вес. И уже на вторые сутки «Пятачку» пришлось с недовольной рожей ставить ему обед на тумбочку. Впрочем, Вячеслав практически не прикасался к пище. Совсем не хотелось есть, хотя ужасала жгучая мысль закончить свой путь за решёткой. Доктор с тоской глядел в окно, где летняя погодка радовала остальных.

На подоконник сел воробей. Почирикал, попрыгал, затем испуганно упорхнул, едва Доктор застонал. Птаха скрылась шустрой точкой за забором с колючей проволокой поверху. Эх, иметь бы крылья!..

На третий день поутру явились два офицера оперчасти. Они, конечно же, были в курсе состояния Вячеслава, но внимательно присматривались. Негромко о чём-то болтали с Выродком. Потом вернулись. Капитан Журавлёв сообщил без особых предисловий:

– Слушай сюда, осужденный Бойко. Сейчас тебя повезут в городскую больницу. Не вздумай бузить, охрана не будет с тобой церемониться. И, не дай бог, выяснится, что косишь! Будешь сидеть в шизняке до освобождения. Усвоил?

– Понял, – просипел Вячеслав. Ему уже становилось всё равно, что с ним будет. Он даже не удивился факту, что впервые за десять лет очутится за запреткой. То есть как бы на свободе. А ведь грезил ей все эти годы! И, если умрёт, то хотя бы тело отдадут родным, чтобы похоронили по-человечески? Или его тушка тоже очутится на столе патологоанатомам для изучения?

***

Погоняло "Доктор" прилипло к нему ещё в следственном изоляторе. В камере он – как и остальные – поведал, что учился в мединституте. Парень был не дурак, и вовсе не мечтал о криминальной романтике. Да, подростком хороводился в хулиганских компаниях. Однако по окончанию школы без особого напряга поступил в названный вуз.

И всё было тип-топ поначалу. Ну, занимался фарцовкой, перекупая у иностранных студентов шмотки-пластинки-жвачки; после толкал импортное барахло на местной толкучке. Вячеслава даже задерживали менты за спекуляцию, да удавалось откупаться от алчных членов «внутренних органов». С другой стороны, преподаватели прочили Бойко хорошее будущее, замечая в нём задатки настоящего медика. Даже был назначен дежурным в группе на кафедре нормальной анатомии аж на год.

Перед очередным занятием парень спускался в подвал старинного здания, спускаясь в истинный мир мёртвых… В полутёмном зале с решётками отвратительно воняло формалином. У стен рядком лежали некрашенные гробы с прилипшими комьями земли. Что это были за гробы, никто не ведал.

На отдельных столах покоились обнажённые тела тех, чьи души уже были где-то очень далеко. В основном – мужчины разных возрастов, попадались и женщины. Мрачное зрелище вызывало у студента-медика одновременно и страх, и острое любопытство: откуда привозят трупы? Тела были относительно свежими, их только слегка охватила восковатость, хотя некоторые уже покрывались синими пятнами. Тут же стояли эмалированные баки с внутренностями людей. Кто их изымал и когда, полная тайна.

Иногда – в зависимости от темы занятий – Вячеслав посещал рядом расположенную подсобку, где в баках с формалином тоже хранились сердца, почки, печени.

Однажды парень открыл крышку и узрил полный бак человеческих мозгов. «Вот этими полушариями кто-то мыслил, мечтал, воображал… – сделал для себя открытие студент. – Всё самые возвышенное и низменное рождается в лабиринте этих загадочных извилин. А теперь губчатая масса нейронов и ганглиев уже ровным счётом ничего не значит. Нет уже никаких жгучих страстей и порывов. Получается, суть человека – его душа, тело – лишь оболочка. Она и заставляет нас совершать и плохое, и хорошее». Подумал и забыл. Максималистскому пониманию юноши претило тогда, что некая эфемерия превыше материи.

Позже Вячеслав принёс на занятие кювету с отрезанными руками. Студенты изучали мышцы, и ему досталась предплечье крупного мужчины. Предплечье было препарировано, только на кисти осталась кожа. На внешней стороне ладони – ему запомнилось отчётливо – виднелась синеватая татуировка: восходящее из моря солнце. Кому принадлежала кисть: работяге, вору, моряку? Неизвестно. «Смотрите, что у него написано», – с пугливым придыхом произнесла Ида. Однокурсники сгрудились вкруг неё. На верхней части предплечья красовалась татушка, которую было трудно разобрать на сморщившейся коже. Вячеслав напряг зрение и прочёл: «Нет в жизни счастья, оно лишь в могиле». Воцарилась краткая тишина, как будто студентам открыли страшную истину.

А затем была любовь. Сначала безумно яркая! Позже – несчастная до ожесточения. Его девушка неожиданно нашла другого. Вячеслав пытался разобраться. Но получилось только хуже. Ругань, слёзы, драка с соперником. И всё… Жить не хотелось. Парень запил вдрызг. Попались прежние дружки из гоп-компании. И понеслось!..

Как он, студент-второкурсник, попал на кривую дорожку и совершил первый грабёж с подельниками, сам не понял. Захотелось стать крутым, чтобы после появится перед прежней пассией в ином виде. Всё понеслось в чёрном смерче: бравада, пьянки, вопрос «что, слабо?» и уже – вооружённый налёт на ювелирный магазин.

Его долго искали. Но мама, как всегда, была права, когда в слезах предупреждала: «Сколько верёвочке не виться, конец будет обязательно».

***

«Не станешь ли ты таким же экспонатом для медиков?» – подумал Доктор. Он трясся в «воронке». В предбаннике фургона за решёткой подпрыгивала суровая физия конвоира.

«Кумовья» приказали взять ему самое необходимое и следовать за ними. Вячеслав побросал в сидор мыло, полотенце, чистые трусы-носки-майку. Что ещё есть у тюремного бродяги?

Машина остановилась. Доктор сполз по ступенькам на асфальт. Мельком заметил трёхэтажное кирпичное здание, вокруг – пустырь с жалким кустарником.

Двое конвоиров доставили его лифтом на третий этаж больницы. Пожилой прапорщик с солдатом контролировали любое движение зека. Доктора довели до холла. В углу – между чахлой пальмой и окном уже стояла кровать. Незваного гостя ждала молодая медсестра-казашка, она успела застелить постель.

Вячеслав бросил сидор на подоконник и плюхнулся на кровать. Охрана уселась на стулья возле стены, поставила автоматы между ног.

– Обедать будете? – спросила казашка. Доктор отрицательно покачал головой. Он действительно не хотел есть. И злило любопытство проходивших мимо больных. Вячеслав был готов провалиться сквозь землю. Ощущал себя зверем в клетке, выставленном напоказ. И это он – наглый пройдоха и грабитель, плевавший на мнение окружающих и всякие условности! Его впервые охватило чувство стыда.

Вячеслав лёг и отвернулся к стене. Ему было проще совершить нечто дерзкое, чем лежать, как отверженному.

К вечеру принесла ужин та же медсестра. С едва заметной улыбкой сказала:

– Надо немного поесть, а то сил совсем не будет.

Вячеслав слабо улыбнулся. К нему обращалась девушка! Впервые за свой тяжкий срок он видел очаровательное создание совсем близко. Корка льда на стылой реки забытья начала подтачиваться обычными, тёплыми эмоциями, вопреки даже немощи. Происходящее чудилось невероятным сном.

– Как тебя звать? – произнёс он, едва сдерживая волнение.

– Разговорчики! – оборвал солдат. Прапор отлучился, и конвоир чувствовал себя тут главным.

Медсестра поставила на тумбочку тарелку с овсянкой и стакан чая. Распрямившись, чуть улыбнулась:

– Светлана.

Господи, Вячеслав готов был умереть только за то, что казашка одарила его лучезарной улыбкой. Симпатичная девушка казалась ему самой прекрасным созданием в свете! И она с ним говорит «на Вы». Так зачем ему сдыхать? Надо наоборот – надо жить! Чтобы после, возможно, познакомиться с этим ангелом с таким светлым именем. Осталось-то всего-ничего до часа, когда распахнутся тяжёлые врата. Пусть они не желают никого выпускать, да закон всё равно иногда позволял.

***

Следующим утром был обход. Через холл шло несколько врачей. Впереди – заведующий отделением – энергичный мужчина в высокой белой шапочке и белом халате. Он сразу заметил конвоиров и одинокую кровать у окна. Подошёл, кивнул на Вячеслава:

– Это что за товарищ?

Сказал, словно ни к кому не обращаясь. Но пухлый медик справа быстро отреагировал:

– Вчера из колонии привезли. Пока ничего не определённого. Но за последние дни потерял не меньше десятка килограммов.

– Почему тут лежит?

– Так осужденный… – вставил прапорщик. – Не положены контакты с вольными.

– Меня не интересует, кто он для вас, – перебил его завотделением. Его внимательные глаза твёрдо посмотрели из-под густых бровей. – Здесь он прежде всего больной.

Завотделением перевёл взор на подчинённых:

– Положите его в палату.

– У нас ведь, Николай Степанович, – замялся толстячок, – нет мест в палатах.

– А что с женской палатой? – задал неожиданный вопрос заведующий.

Подчинённый смутился:

– Одно место пустует. Но мы же не положим его туда?

– Я не об этом. Поменяйте мужчин и женщин палатами. На освободившееся место положите этого пациента.

– Всех?.. – опешил толстячок.

– Ну да. Что удивительного? – удивился теперь завотделением. Недовольно глянул на помощника: – Для нас он – больной. И пусть до обеда его приведут ко мне на осмотр.

Вся свита вместе с заведующим двинулась дальше по коридору.

– Вот это да-а… – покачала головой медсестра Ольга. Она сегодня была вместо Светланы.

– Кто он? – осторожно спросил Вячеслав.

– О-о, это Алимов, заслуженный врач эРэСФээСэР, – с уважением сказала Ольга. – Николая Степановича весь Камышин знает. Хирург от Бога! Тебе повезло – он только что вышел из отпуска.

Охрана была недовольна. Однако прапорщик решил не усугублять ситуацию. Как-никак, не он тут начальник, вдруг придётся попасть к этому хирургу с болячками?

В коридоре началась суета, связанная с тасовкой пациентов туда-сюда. Кое-кто из них тоже ворчал и криво поглядывал в сторону Вячеслава, но… Кто же будет возражать тому, от кого зависит твоё здоровье? Теперь конвоиры устроились уже возле палаты.

Вячеслав чуть не сгорал от стыда. Он старался не глядеть вокруг, чувствуя себе прокажённым среди нормальных людей. А через полтора часа его повели на приём к Алимову.

Процедура осмотра была не слишком приятной, да куда деваться! Опросив больного и осмотрев его «пятую точку», хирург пессимистично покачал головой:

– О-о… У вас внутреннее кровотечение. Готовьтесь к операции на завтра.

– Нельзя ли, доктор, без операции? – робко возразил Вячеслав. – Не хочется шкуру портить.

Алимов пожал плечами:

– Отправитесь обратно в колонию. Пусть там попробуют вылечить без операции, если смогут. Отличный вариант умереть неповреждённым снаружи.

Вячеслав вздохнул, молча махнул рукой. «Нет в жизни счастья, оно лишь в могиле» – вылезло из закромов памяти. Не предупреждение ли то было свыше?

Обед уже ему не принесли, дали только стакан молока. Он опять уставился за окно. Вспомнились чьи-то строчки: «Ты будешь, как больной, смотреть через окно. И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют…». М-да… Доктор никак не мог поверить, что его будут потрошить, как тушку курицы. В каком-то смятении размышлял о том и сём. «Сочиню-ка я стихи Светлане», – родилась в мозгах бредовая идея. – Кстати, как там дальше в стихотворении? «Себя преодолеть…». Нет, я не собираюсь просто так сдаваться!».

На зоне Доктор немного баловался стихами, и, вроде, даже получалось что-то дельное, как говорили его кенты. Удивительно, но голова слегка прояснилась, и будто впереди замаячила надежда. Организм вдруг обрёл второе дыхание. Как говорится, пан или пропал!

Он достал из сидора тетрадку и карандаш.

***

Утром снова появилась Светлана. Вячеслав протянул ей тетрадный листочек, сложенный вдвое:

– Это тебе…

– Эй, что это?! – вскочил прапорщик. – Не положено.

Он отобрал бумагу, развернул и скользнул взглядом по ней. Хмыкнул, видимо, вспомнив что-то своё, протянул листок медсестре:

– Ладно… Возьми, коли так.

Теперь конвоир не сомневался и отпустил Светлану вдвоём с Вячеславом. Они дошли до туалета, и казашка, весело поигрывая бритвенным прибором, показала на пах Доктора:

– Тебе помочь или сам справишься?

Нет уж! Вячеслав такого святотатства над мужским самолюбием не допустит! Грубовато произнёс:

– Сам управлюсь.

Взял у Светланы бритву и скрылся за дверью.

Выбрив растительность вокруг личного достоинства, Доктор с гордым видом выполз из туалета. Тут же появилась каталка с пожилой медсестрой и знакомым толстячком. Он взгромоздился на эту громоздкую медицинскую телегу и отправился в неизвестность.

***

Очнулся Доктор поздно вечером. Он лежал совершенно один в тёмной палате. Прислушался к звукам за стеной реанимации. Ничего не слышно. В чисто-синем небе зажигались первые звёзды. «Говорят, на зоне не место для надежды. И всё-таки, как без неё быть? Ведь живу же дальше» – загорелась в душе тихая радость. Вячеслав с невероятным трудом слез с кровати и поковылял в туалет. Казалось, что кишки вот-вот вывалится. Он судорожно придерживал ладони у рубца вдоль всего живота.

На третий день Доктора перевели обратно в старую палату. Остальные больные смотрели уже доброжелательнее на "сидельца".

Почти сразу появилась Светлана. С радостью спросила:

– Всё нормально?

Зато Алимов больше не появлялся. Поговаривали, что он постоянно проводит операции. Вместо него Вячеслава осмотрел толстячок, также принимавший участие в операции. Помощник завотделения вынес приговор:

– Вроде, без осложнений.

Уже через сутки Доктора отправили на зону, и со Светланой не удалось попрощаться. Да и своему спасителю Вячеслав не сумел сказать простое «спасибо».

И вот сейчас Доктор бредёт через плац. Ему разрешили ходить без строя в столовку. Какой строй, когда отпетый уголовник обеими держался за брюхо, боясь, что на том разойдётся длинный шов! Ведь кишки упрямо пытались вылезть наружу, как из порвавшегося мешка, зашитого наспех.

Август подходил к концу. Доктор до сих пор не верил, что он и почти здоров, и скоро освободится. Честно говоря, его действительно напрягало грядущее: какова она, эта реальность, после долгого отсутствия на родной планете? Сумеет ли он приспособиться к новой жизни? На зоне всё чётко, как в заводном механизме: подъём, завтрак, проверка, развод, работа, опять развод, опять проверка, сон и так далее. До той поры, пока начальник ДПНК не вызовет к себе, изучающе в последний раз глянет на твою физиономию и скажет: «Свободен». Да, она, предопределённость на зоне, в чём-то хороша, ибо ты ни почти за что не отвечаешь. Разве что, кроме, беспечного «базара», за который в волчьей среде можно ответить продырявленной шкурой.

Однако, человек – не механизм. Многолетний режим постепенно сводит с ума. Везёт тем, кто отсидел три-четыре года. А вот после… Иные кончают самоубийством или помешательством, а иных кончают твои собратья по несчастью за то или это. Выживают лишь те, кто действительно становится зверем, жестоким и хитрым. Здесь пощады почти ни от кого не жди. И то, что случилось с Доктором, не укладывалось в рамки зековской обычности.

***

– Ты уверен, что это тот самый врач? – спросила симпатичная шатенка с причёской каре, сидевшего с мужем в синем «Форд-фокусе».

Бойко задумчиво смотрел на трёхэтажное кирпичное здание, перед которым расстилался всё тот же пустырь с жалкими кустиками. «Ничего не изменилось, хотя минуло ровно тридцать лет», – сделал разочарованный вывод Вячеслав. Даже засомневался, здесь ли всё произошло? К великому сожалению, трясина забытья почти поглотила фамилию человека, который спас его. Зато в больнице тотчас поняли, о ком речь. Врачей хороших много, легендарных – единицы. Одна пожилая медсестра даже помнила Светлану. Но никого практически из старого персонала не осталось.

А память вновь возвращала Вячеслава к той поре, когда он покинул проклятую зону. Как ни банально звучит, всё было, как во сне.

…Он вышел тогда, но тяжёлая дверь не сразу захлопнулась сзади – парочка вертухаев ещё наблюдали за ним. Вячеслав – отныне уже не Доктор! – сделал несколько шагов и опустил на землю сидор, в котором лежали книги и несколько общих тетрадок с многолетними записями. Навстречу порывисто кинулась сильно поседевшая мать. Поодаль стояла худенькая сестрёнка, которая уже была девицей на выданье. Они обнялись и пошли, не поворачиваясь назад. Свобода…

Взяв такси, поехали в плавучую гостиницу на Волге, где мать сняла номер. После гуляли по Камышину. Зайдя в магазин, торговавший известным текстилем, Вячеслав купил матери на заработанные деньги красивый отрез на платье.