«И в то же время, он становится все более зависимым от науки, ведущей от абстракции к абстракции и являющейся рабой феноменологических законов, которые открыты, но не поняты, которые полностью исчерпываются описанием механической поверхности и не открывают никаких других возможностей, не несут в себе никаких ценностей для внутреннего бытия человека», – предупреждал Эвола.

Такое «знание» способствовало тому, что мы выпали из потока живого и одухотворяющего мифа Истории. Мы выпали из тайны и оказались страшно убогими существами, с ограниченным кругом примитивнейших интересов. Только исход из материалистического плена позволит нам обрести обетованную землю Истории.

Не только наша отечественная школа правой мысли, берущая начало свое в ранних славянофилах, но и традиционалистская школа Запада согласны в том, что: предпосылкой материалистической науки служит в действительности то, что наука – в смысле реального, позитивного, материального знания, находящего свое оправдание в повторяющихся закономерностях его величества эксперимента – компетентна только в физических вещах. Применительно к тому, что не является чисто физическим феноменом, не может быть никакой науки, в позитивистском смысле. Научные методы тут абсолютно неприменимы, и наука описывает эти феномены только в силу своей собственной некомпетентности, благодаря порочной вере, мертвым и произвольным абстракциям философии или сентиментальным и «моралистическим» разглагольствованиям.

Духовная чуткость и мудрость ушли из области «знания». Внутреннее, прямое, интегральное знание заменилось убогим и поверхностным внешним, интеллектуальным, дискурсивно-научным и чисто профаническим коллекционированием фактов. Органическая, бытийная связь людей с областью сакрального, что было естественным для традиционного общества, сменилась на поверхностные, опосредованные человеческим участием отношения машин и техники.

В действительности же историческая наука не может всецело принадлежать миру «знания», она не имеет большого количества точек непосредственного касания с миром материи. История не может быть «просто наукой» в рационалистическом смысле понятия. Это наука особая, священная наука для человека, способная обучить его не только ориентироваться, но и жить в мире живого мифа, в мире тайн. И одна из первых тайн, которая открывается ищущему сердцу, – это мистическая жизнь не только духа, но и вещей в живом потоке истории, где все подлинное остается вечно молодым и востребованным, будучи неподвластным линейному времени, прямо воздействуя и организуя его, хотя мы этого часто и не замечаем.

Такова мистическая сила традиции. Один из примеров такой жизни вещей в потоке традиционной истории мы возьмем из живой традиции Японии, страны, подвергшейся сильнейшему влиянию антитрадиционного мира, но сохранившей свое традиционное лицо, пусть и путем некоторых компромиссов. Самый яркий пример можно увидеть в способе возведения деревянного храмового комплекса Исэ-дзингу в Японии. Со времени создания его перестраивали 59 раз каждые 20 лет, и каждый раз вновь отстроенный комплекс становится оригиналом; в тот момент, когда оригинал уничтожается, его судьба вручается копии, и копия сама законно становится оригиналом.

В Индии возводятся новейшие храмы, в них строятся алтари, описанные в древнейших гимнах Ригведы из современных строительных материалов, но никогда и никто не почувствует, что это всего лишь «новострой», пошлая художественная реплика под древность. Древность действительно живет в этих новых постройках так же естественно, как и в седых храмах. Традиция дышит в новых зданиях не просто древностью и стариной, но вечностью, через вечность приобщая современность древней истории. Уникальность культурной категории периодической перестройки Исэ-дзингу и непосредственно передаваемой традиционной преемственности этого комплекса станет очевидной, если сравнить его с мучительными поисками первоистоков исследователей древней истории, которым приходится при изучении греческой античности полагаться на скульптурные копии времен Римской империи.

Традиционная преемственность культуры сохранялась и в России до революции, сохраняется фрагментарно и сейчас в сферах нашего духа, нашей прародительской веры. Но во вновь возводимых храмах уже чувствуется иной стиль, стиль рыночной эпохи, чувствуется имитация и искусственность. Неужели нить традиции прервана? Величественные пирамиды в мусульманском Египте, развалины, сохранившиеся в Греции, где не осталось настоящих эллинов, являются мертвой красотой, лишенной своего внутреннего содержания, своей сущности, своей порождающей творческой силы. Эти развалины не могут никого посвятить в мир ушедшего духа, приоткрыть завес сокровенной сути мертвой цивилизации. Ощущение продолжения культурной жизни от греческих развалин, сразу скажем, ложное ощущение, является привилегией западноевропейских народов, которые, вкушая геномодифицированные плоды эпохи Возрождения, обманываются, думая, что вкушают от настоящей греческой смоковницы.

Только возрождение истинной истории может уберечь нас сейчас от разрыва до предела истонченной нити русской традиции. Наши души мистическим образом преобразуют историческое время и вещи, принадлежащие ему. Оживут наши души в лучах традиции, оживет и станет вечной и прекрасной древностью все вокруг нас. В противном случае мы будем жить не среди говорящих нашим сердцам памятников героических эпох, а среди молчаливых и ненужных развалин.

Суровым фактом является то, что для защиты отечественной истории и культуры необходима сила, применяемая и для защиты Родины от врагов. Необходима грубая и мощная сила, которая должна исходить от самого творца и охранителя своей истории и культуры – русского народа. В этом голом факте скрыта настоящая мудрость, которой обучает человека история. Мысль о том, что все конкретные действия и способы защиты истории и культуры непременно должны быть мирными и компромиссными, является общим культурническим суеверием, разновидностью отрицательной женской логики, доминирующей в современном, деградирующем мире. Подлинная история только тогда становится полноценной составляющей культурной и политической жизни народа, когда становится историософией.

Историософия – это путь обретения мудрости и силы, силы духовной и физической державного этноса. Она должна всецело укорениться в нашем сознании, быть неотъемлемой частью нашей национальной культуры, как это было всегда в нашей древней истории.

Обретение исконных корней, исстари питавших нашу национальную культуру – вот задача действительно исторического масштаба.

История должна быть погружена в культуру народа. И культура эта должна быть не музейным экспонатом, а образом жизни. Повышать культурный уровень нации – значит делать красивым и праведным дух и стиль повседневной жизни индивида и всего народа. Культура, наравне с историей, должна возвращать нам чувство утерянное, чувство таинственности мироздания.

История, истинная история, познанная как живая связь культурной традиции, удивительным, непостижимым образом оживляет и одухотворяет даже обычный пейзаж, делая его особым национально-природным ландшафтом. Самый невзрачный, с художественной точки зрения, пейзаж может привести человека в состояние душевного трепета, а, иногда, и духовного восторга, если взирать на него через призму знания родной истории, национально-культурной значимости этого места, городка, деревни. Тени прошлого вдруг становятся зримыми и придают непередаваемый аромат вечности и священной значимости таким потаенным местам, затерянным уголкам российской глубинки, находящим отныне вечный приют в наших сердцах.

В душе человека, исторические воспоминания способны произвести настоящий переворот, когда окружающая нас природа также будто не просто оживает, но приобретает какие то неведомые нам свойства сопричастности чему то священному, таинственному и предвечному. Душа молодеет, раскрывается, и ключиком к такому раскрытию души является подлинно сказочная и, одновременно, реальная родная история. Ведь и сама родная природа, минуя наше «рацио», говорит столь много человеческому сердцу. И таковы все пейзажи, отмеченные печатью славы, трагедии или тайны отечественной истории. Деревья и травы этих мест как вечные листки природной летописи, которая доносит до нас тот же шорох листьев, цветов и разнотравья, что и тогда в далеком, ароматном, медовом прошлом, пьянящим наши души несказанной очарованностью.

Обрести родную природу в контексте собственной истории культуры значит сделать ее частью своей души. В этом единении с тварным миром мы должны научиться постигать величие Божьего Творения нас ради свершенного. В этом кроется удивительная тайна несказанной радости, дарованной нам для действительно прекрасной жизни. Природа, красота и родная история есть вещи связанные воедино сокровенными, до конца непостижимыми, связями.

Сила Воскресения России таится в глубине нашей истории, скрыта от ненужного и преждевременного расточительства в водах Светлояра. Природа скрыла от нас до времени в чарующем пейзаже лесного озера главную тайну нашей истории.

И раскроется она тем поколениям русских людей, которые возьмут на себя послушание, громадный труд и святую обязанность стать великими и весомыми на весах Истории.

Великий человек раскрывается в действии далеком от помышлений о личной сиюминутной выгоде. Тогда он достигает уровня неизмеримо большого и прекрасного. История учительница для великих душ – вот ее роль.

Истина истории заложенная в красоте, не обретаема усилием одной только рациональной мысли. Историческая истина – это интуитивная истина. Истина возникает в глубине творческого сердца как внезапный преображающий изнутри энергетический поток.

Люди тщеславно превозносят логическую истину, отрицая интуитивную как не более чем выдумку поэтов. Однако именно интуитивная истина обретается, когда мы отстраняемся от собственного ограниченного «я» и становимся едиными с тем, что пытаемся постичь. Мы сливаемся с непостижимым и видим уже не сами, а как бы «глазами Бога» при допущении возможности такого видения, исходя из исторических свидетельств о подвижниках благочестия.

Вполне может быть, придет время, когда людей совершенно не будет интересовать философия Канта и Гегеля, но произведения Гомера, Гете, Шекспира и Пушкина будут передаваться из поколения в поколение и почитаться зеркалами человеческой души. Поэзия всегда вернее и чутче простого летописания, и намного важнее для понимания истории. «Задонщина» передает нам истину о Куликовской битве с большим проникновением в суть эпохального события, чем сухие строки летописаний о том же событии.

Суммируя все вышесказанное, видим, что ощущение священно-прекрасного должно рождаться в душе от соприкосновения с родной историей. Сама же красота есть интуитивная истина, превосходящая интеллектуальную проницательность, о чем нам красноречиво говорит наш неброский, но пронзительно красивый, до боли и слез, русский пейзаж.

Ощущение гармонии и музыкального ритма, вот что рождает в человеке прикосновение к сокровищам подлинных мифов.

Не случайно мифы и легенды народов всегда и непременно дышат непринужденной эпической красотой, облекаясь в формы высокой поэзии, которая одна способна пронести через столетие послание, содержащие духовные сокровища, накопленные предками и столь необходимые их потомкам.