Пламя бушевало и гудело в паровозной топке. А на темной, выжженной маслом и мазутом, изъеденной угольной пылью земле между рельсами, под самой топкой, дрожали оранжевые отблески. Мощный паровоз стоял на путях.
Дмитрий смотрел издали на игру огней. Уродливые отблески на земле то удлинялись, то укорачивались. Они то бледнели, то становились слишком яркими, в зависимости от количества нефти, попадающей в топку. Помощник машиниста ходил вокруг паровоза и постукивал по колесам и шатунам молотком с длинной ручкой. Он таскал с собой большую масленку. Дмитрий стоял и наблюдал за его работой. Паровоз должен был отправиться в путь. Через час длинное стальное тело замелькает среди спящих полей, прогремит над реками и вонзится в темные массивы лесов. И справа и слева будут шеренгой стоять исполины-деревья. Поезд промчится словно по ущелью, и отсветы топки выхватят из тьмы: телеграфные столбы и ярко освещенную будку путевого обходчика, молчаливые кусты и стволы сосен, сваленные непогодой гнилые деревья и трухлявые пни, болотца и шалаш охотника и еще шлагбаум у дороги. Все это мелькнет и исчезнет. Появятся города, электростанции и хаотичные огни новостроек, белесый, мгновенно меняющийся в очертаниях пар работающего копра и грандиозные пожары доменных огней, и все это тоже исчезнет. И будут опять пробегать леса. Скорость! Она захватывает. Редкий человек не уважает скорости. И особенно человек такой страны, пространства которой не могут существовать без скорости. Велики эти пространства. «И от тайги до британских морей…» – тихо запел Дмитрий, вспоминая почему-то мотив песни о Красной Армии. Он глядел на обтекаемые, зализанные формы паровоза. Родина больших дел и больших скоростей! Дмитрий был доволен, что избрал специальность, связанную с движением. Темп и скорость! Они хороши и в спорте и в работе.
Машинист пустил пар. Белые струи ударили в землю, пар заклубился, стал рыхлым и разошелся в стороны. До Дмитрия дошло влажное дыхание паровоза. Дмитрий улыбнулся. Вечером в паровозном депо уютно. Словно кипит на столе самовар, когда вся семья сидит за вечерним чаем. К Дмитрию подошел и стал рядом Трофим Сергеевич – старик машинист. Дмитрий подал ему молча руку. В депо звучала музыка. Рядом был летний сад, и там играл духовой оркестр.
– На огонь смотрите? Спросил его Трофим Сергеевич.
– Что? – Дмитрий слишком отвлекся доносившейся знакомой музыкой.
– Большая сила огонь! – сказал старик с каким-то особым ударением. – Большая… И страшная…
– Ну, это как где, – довольно беззаботно поддержал разговор Дмитрий. – Если машина в порядке, давление в котле нормально…
Машинист на паровозе увеличил подачу нефти в топку. Отсветы на земле стали ярче.
– Да я не о технике, – сказал Трофим Сергеевич. – Мне огонь еще и о другом говорит.
– О чем же? – Дмитрий словно проснулся.
– Вы слышали что-нибудь о партизане Лазо?
– Я читал, – сказал Дмитрий.
– Он с японцами дрался в Сибири, в тысяча девятьсот двадцатом году. Красный командир, партизан. Какой был мужик! – старик покачал головой.
– Вы его видели?
– Да. Я в то время там тоже был. Работал машинистом. Вот только, как умер он, не видал.
– Его убили?
– Сожгли в паровозной топке. Звери – такого человека!.. Вот я говорю, огонь – страшная сила! Но и святая с тех пор для меня.
Старик помолчал и снова сказал:
– Он погиб на станции Уссури. Японцы взяли его в плен и сожгли. Мне рассказывал друг. Один машинист, бывший в то время на станции.
– Он все видел?
– Да. Они сожгли его, но только не в таком паровозе, как вот этот, таких еще тогда не было. А на дровах. Видел такие топки? А сначала долго били…
– А он?
– Он? В долгу не оставался! Он дрался все время, лупил их по мордам. Они все зверели и зверели, подтащили его к топке, взяли за ноги и стали совать в огонь. Лазо все же сопротивлялся, пока не ослабел. Тогда эти мерзавцы, – друг мне рассказал, – сунули его внутрь и захлопнули дверцу, а потом открыли ее, чтобы посмотреть. – И кинули туда еще парочку поленьев, чтобы жарче было…
– Гады! Не нужно, Сергеич, больно слушать!
Машинист дал гудок, и мощный паровоз, вздрогнув, покатился по рельсам. Они чуть опускались под его тяжестью.
– А ты слушай да на ус мотай. Али усов нет? – старик, овладев собой, улыбнулся.
– Пока нет, но будут!
– Инженером-то когда станешь?
– Когда выучусь.
– А скоро это?
– Да не особенно. Я недавно начал учиться в институте.
– А ты практикуйся лучше, практикант. Идем к моему красавцу.
– Куда это?
– А вон на седьмом пути. Только что закончили чистку. Сейчас заправляемся. Через минут двадцать выезжаем.
– Далеко?
– Транзитный груз. Граница!
– Пойдем. Мне как раз нужно осмотреть паровоз с вашей топкой.
Дмитрий и Трофим Сергеевич пошли на седьмой путь. Они прошли мимо поворотного круга и повернули налево, около конторы, где громко разговаривали машинисты. В депо доносились звуки духового оркестра. На седьмом пути стоял паровоз «ЭХ-3161».
– Вот он, мой красавец, – указал старик.
От паровоза к ним навстречу бежал Василий.
– Что там такое, товарищ помощник? – крикнул Трофим Сергеевич и подмигнул Дмитрию.
– Беда! – ответил Василий, запыхавшись.
– Ну, говори, говори, что случилось? – старик сразу нахмурился.
– В топке три колосника выпали.
– Что?!.
– Во время чистки небрежно установили. Три штуки в заднем ряду провалились!
– Ах, лодыри! Что же ты глядел?
– Заметил, да поздно! Паровоз уже под парами.
– Ну вот и погубили! Позор на седую голову!
Трофим Сергеевич, ахнув, побежал к паровозу, за ним отправились Василий и Дмитрий. К машине спешил уже и дежурный по депо.
– Что же это, Трофим Сергеевич? График срываете? – встретил он машиниста.
– Ничего, ничего. Сейчас что-нибудь придумаем. Паровоз дам вовремя! – ответил старик.
Он полез на паровоз! В будку машиниста забрались также Дмитрий и дежурный по депо. Трофим Сергеевич открыл топку, там металось пламя. В лицо пахнуло жаром, и у всех сощурились, стали влажными глаза. На огонь не хотелось смотреть.
– Придется тушить и выгребать! – сказал дежурный по депо.
– Нет, нет. Это же задержка. Это же нельзя. Мы как-нибудь иначе, – волновался Трофим Сергеевич.
– Без задержки не обойтись. График придется поломать.
– Простите, – сказал вдруг Дмитрий и выступил вперед.
Он схватил лопату для угля и протянул ее дежурному по депо.
– Нате-ка. Отгребите огонь в топке в сторону и забросайте его свежим углем. Да колосники достаньте. Запасные есть? И побыстрей! А я сейчас!
– Дмитрий улыбнулся обескураженному Трофиму Сергеевичу и соскочил с паровоза. Внизу стоял Василий.
– Дай-ка, – Дмитрий выхватил у него рукавицы, – бежим со мной.
Они побежали к водонапорной колонке.
– Захвати-ка парочку тесин, – крикнул на ходу Дмитрий и указал Василию на сарай, где лежал тес.
Василий принес три небольшие доски. Дмитрий схватил их и стал с ними под трубу гигантской водонапорной колонки.
– Пускай воду, полегче только, – крикнул он Василию. – Постой, дай-ка мне твою кепку.
Дмитрий надел фуражку Василия, нахлобучив ее на лоб, потом опять взял на руки доски.
– Пускай!
Вода полилась. Василий пустил ее в неполную силу. Широкая струя ударила Дмитрия по голове, и он отогнул ее немного в сторону. Вода брызнула за шиворот и проникла к телу. Вода заливала лицо, но Дмитрий привычно, как во время нырянья, набрал в легкие воздух и терпеливо ждал, пока одежда его не промокнет. Он подставлял под струи воды и доски. Одежда набухла.
– Довольно! – крикнул Дмитрий. – Достань два ведра, налей воды и тащи к нам.
Сам он побежал к паровозу, оставляя на земле мокрые следы, протянул скользкие доски высунувшемуся из паровоза Трофиму Сергеевичу и влез в будку машиниста. В топке пламя уже не бесновалось, но там все было так накалено, что Дмитрий, заглянув внутрь, отпрянул назад. Огонь притаился под спекшейся коркой свежего, только что набросанного угля. В некоторых местах черная корка уже багровела, и чувствовалось, что вот-вот пламя прорвется и опять заполнит топку.
Дмитрий быстро сунул доски в топку и прикрыл ими кучу угля и колосники переднего ряда решетки. Потом, прикрыв мокрой рукавицей лицо, полез внутрь. Густой черный дым ел глаза, но Дмитрий не обращал на это внимания. Он продвигался вперед. Скорей! Нестерпимый жар обжигал Дмитрию подбородок, уши и шею. «Лазо…» – мелькнула мысль. Нужно немного потерпеть! Вперед! В конце колосниковой решетки он увидел зияющее отверстие. Там не хватало трех колосников. Новые колосники лежали сбоку. Их туда забросил дежурный по депо. Дмитрий дотянулся до них рукой и стал ставить на место. Один. Второй… У Дмитрия прервалось дыхание и запершило в горле. Третий! Все на месте! Назад! Быстрей! Дмитрий вылезал из топки задом, чувствуя, что еще минута, и он останется в этом пекле навсегда. Раскаленные концы дымогарных трубок, похожие на соты из пчелиных ульев, словно надвигались на него. Скорей! Дмитрий вывалился из топки, ударившись обо что-то затылком. Он вывалился на пол паровоза, но тотчас поднялся и глубоко вздохнул. Одежда на нем дымилась. Он соскочил по лесенке на землю.
Василий сейчас же облил его водой из ведра. Из паровоза выскочил Трофим Сергеевич и бросился к Дмитрию.
– Дружок! Милый!.. Да бог ты мой, боже…
– Ничего, ничего, – сказал, смущенно улыбаясь, Дмитрий.
Он гладил свою опаленную левую бровь. Трофим Сергеевич обнял его и поцеловал.
Потом паровоз «ЭХ-3161» уехал, и рельсы вздрагивали под его тяжестью. А Дмитрий пошел в контору, сам даже не понимая, как все произошло и какое благородное властное чувство владело им в тот момент.
Из соседнего сада в депо по-прежнему долетала музыка.
Сергей и Александр, проходя мимо трибун, подняли руки вверх и приветствовали зрителей. Весь стадион произносил их имена. Болельщики вскакивали с мест и, размахивая кепками, желали им удачи. Вместе с Сергеем и Александром в одном ряду шел их главный противник, французский чемпион – бегун Анри Думлер. Он шел с огромным букетом цветов, который ему преподнес Александр. Публика приветствовала гостя. Зрители с уважением смотрели на его складную, немного сухую фигуру и спорили о предстоящей борьбе на дорожке. Участники соревнования обошли вокруг всего стадиона и вернулись к месту старта, где около столиков хлопотали судьи. Секундометристы проверяли секундомеры. Сергей, желая немного размять свои мышцы, обежал кругом площадку для прыжков. Александр слушал своего тренера, в десятый раз повторявшего ему расчет всей дистанции. Думлер, улыбаясь, говорил со своей женой, протягивая ей подаренный букет цветов. Остальные спортсмены ходили и разговаривали между собой. На стадионе пахло цветущей липой. Рядом была большая липовая роща. По ее аллеям бегали мальчишки. Им не удалось пробраться на стадион, где происходили международные легкоатлетические соревнования. И они, бегая по дорожкам сада в трусах, подражали спортсменам, которые в это время нервничали на старте.
Петр и Ольга сидели на южной стороне стадиона, на трибунах у самой дорожки. Они запоздали и только что пробрались к своим местам. Петр, защищаясь рукой от солнца, вглядывался в кучку бегунов на старте. Он искал Сергея и Александра. Ольга держала в руках программу соревнований, но взгляд ее был направлен на одинокий кустик травки у беговой дорожки. Она о чем-то задумалась. Ее широкие, густые брови были сурово сдвинуты, и между ними легла тонкая, сердитая складка. Петр видел эту грозную примету: не избежать, видно, и сегодня крупного разговора. А может быть, это и к лучшему – оборвется, наконец, истончившаяся ниточка между их сердцами. Они что-то перестали понимать друг друга, начали отчуждаться. Неужели это уже их финиш? Нет, нет, это еще далеко не конец! У них впереди еще большая дистанция, еще много кругов… Только не надо ничего обострять, не надо никаких разговоров. И, чтобы отвлечь Ольгу от ее мыслей, Петр говорит громко:
– А вот и они.
– Что? – отозвалась Ольга.
– Сергей и Александр!
– Уже бегут?
– Нет еще.
– А Тимофея ты не видишь?
– Нет, он где-нибудь на трибунах. Нам с ним достались разные места, – ответил Петр.
На северной стороне стадиона сидел Тимофей. Рядом с ним находился и Дмитрий. Они обнимали друг друга за плечи и, откидываясь назад, хохотали над сидевшими внизу ребятами, в которых незаметно кидали свернутые из газетной бумаги шарики.
Бумажные ядра попадали в спины и головы. Ребята оглядывались, но никого не могли уличить, потому что на верхних трибунах смеялась вся публика.
– А ну их! – сказал Тимофей. – Я рад, что ты опять со мной.
– И я тоже. А как остальная наша братва?
– Петр в Москве. В прошлом году во время отпуска мы хорошо с ним полазили по Кавказу. Николай – в санитарной авиации, комсомол послал. Но сейчас он, кажется, в Коктебеле на всесоюзных планерных соревнованиях. А я теперь уже своих учеников имею – летчиков. И тоже учусь дальше: летать на самолетах последних конструкций.
– А вот меня это не тянет, – сказал Дмитрий.
– Известное дело – боишься поцарапаться!
– Может быть. Ну а Женя?
– Родила сына.
– Ты пропал, это ведь свяжет.
– Где это ты набрался таких взглядов? Уж не в Норвегии ли, когда ездил на соревнования?
– Ты обиделся?
– Ну вот еще. Я просто говорю то, что мне в тебе не нравится.
– Ну, а скрипка как?
– Бросил! Совсем нет времени. А Женя рада, говорит: «Кончились мои мучения». А ты как?
– Был на практике. Потом на соревнования ездил: установил два рекорда. Теперь опять за учебу…
– Точка! Посторонние разговоры воспрещаются, – сказал вдруг Тимофей, взглянув в сторону старта.
– Да, да, – согласился Дмитрий. – Стартер уже поднял свой пистолетище!
О проекте
О подписке