– Вместе напишете киносценарий про такой круиз. Он жутко хочет в кино прорваться! Я уже пару его рассказов кое-куда пристроил. Сейчас он повесть заканчивает. Мне сказали, что он просто прирожденный прозаик!

– Пошел ты, Петя, знаешь куда… Во-первых, я никогда не берусь сочинять с чужих слов и про то, чего не знаю, а во-вторых, я вообще не умею писать в соавторстве. Давай, Петро, маханем остатки водяры и пойдем в столовку. А то уже без четверти три, обед кончается, а я как поддам – так супчику хочу до смерти! Будь здоров, Петюня…

«Ну, Петя – шустрила! Придет же такое в голову…»

Не хватало еще Мартову связываться с каким-то начинающим прозаиком. Мартов знал, что даже зубры советской романистики люто завидуют киносценаристам. Причина зависти четко поддавалась вскрытию при помощи всего двух самых примитивных арифметических действий – сложения и вычитания.

За семьдесят пять страниц сценария для полнометражного фильма киностудии платили от шести до восьми тысяч рублей. В зависимости от имени и заслуг сценариста. Когда же фильм выходил на экран, то сценаристу еще доплачивали и «потиражные» – примерно полтораста процентов от договорной суммы. А это еще минимум девять тысяч. А то и больше…

Итого за один сценарий – пятнадцать! При стоимости «запорожца» в три с половиной тысячи рублей этот гребаный сценарист за одну свою тощенькую рукопись мог купить сразу четыре «запорожца» или два с половиной «жигуленка»!

В издательствах же за роман в пятьсот машинописных страниц писателю платили от четырех до шести тысяч. Минус налоги, то, се, пятое, десятое, и что? Максимум – полтора «запорожца»…

Отсюда и завистливо-презрительное отношение братьев-писателей к наглецам-сценаристам. Презрение, дивным образом уживающееся с неукротимым желанием тех же прозаиков жадно прильнуть к этой омерзительной, сладко и зазывно пахнущей кинокормушке…

Когда же такое все-таки случалось, почти всегда возникал скандал. Даже очень хорошие прозаики не умели писать киносценарии. Не умели мыслить экраном, не умели «монтажно» выстраивать сцену. Не понимали, что вместо длинного – в страницу, хорошо написанного, страстного монолога можно просто сплюнуть в сторону и это будет намного выразительнее и точнее…

Ну не могли братья-писатели уразуметь, что написание киносценария и сочинение романа – понятия абсолютно разные. Хотя и то и другое делается так называемыми литераторами. Это примерно то же самое, если попросить проктолога сделать офтальмологическую операцию – сменить в глазу помутневший хрусталик или снять катаракту. Вряд ли проктолог на это согласится. Если он, конечно, не полный идиот. А казалось бы – и тот врач, и этот…

Не могли они понять, что кино в то время приносило от восьмисот до тысячи двухсот процентов прибыли от затраченных на него средств. А посему гонорар автору сценария – жалкая капля в океане тех денег, которые потом киносценарист принесет в советскую казну своим тоненьким сочиненьицем в семьдесят пять страничек! Даже если картина в итоге окажется полным дерьмом…

– Слушай, Серега… А откуда у тебя такая редкая для русского человека фамилия – Мартов? – уже в столовой спросил Петя Каретников. – Не от тех Мартовых, ну… который… «левое крыло меньшевиков» и так далее? Или Мартов – твой псевдоним?

– Ты хочешь узнать – не еврей ли я? – ухмыльнулся Мартов.

– Да ну перестань!.. Как ты мог подумать?!

– Мартов действительно псевдоним. Только не мой, а того меньшевика, ярого противника Великой Октябрьской и «красного террора» – Юлия Осиповича Цедербаума. Это ты знал?

– Естественно! – Петя был хорошо образованным членом партии с интеллигентными предками.

– Ну конечно! Чего это я спрашиваю?.. – рассмеялся Мартов. – Так вот, помер он, бедняга, где то за бугром в двадцать третьем… А мы, Петро, Мартовы исконно-посконные. Дед по отцу – протоиерей был, настоятель храма в Рыбинске. За что его с колоколенки и спихнули в девятнадцатом. Мамочка покойная – ярославско-купеческих кровей… А у тебя какие-то претензии к иноверцам?

Петя тонко и почти искренне сыграл возмущение:

– Прекрати сейчас же! Да у меня почти половина друзей… Я, к примеру, в этом круизе познакомился с одним совершенно потрясающим мужиком – главный доктор судна Витя Раппопорт… Виктор Семенович. Двадцать лет плавает! Я ему вот просто завтра же позвоню! Он приедет – ты увидишь. Судно сейчас в Бремерхафене на ремонте, а он в Ленинграде мается. Рейса ждет… Мужик, каких поискать! – Тут Петя на мгновение забыл о своем радужном интернационализме и по запарке добавил: – Хоть и еврей.

* * *

Приезд в Репино «потрясающего мужика» доктора Вити Раппопорта сыграл серьезную роль в дальнейших событиях.

Накануне его визита Мартов смотался к заливу в ресторан, закупил бутылку «Столичной» с расплывшимся чернильным штампом на этикетке – «Ресторан „Волна“» и выпросил у знакомого шеф-повара полстакана красной икры. Для представительства. Чтобы не ударить в грязь лицом перед главным врачом круизного лайнера.

– Я тебе буду что-то должен? – деловито спросил Петя, показывая на водку и граненый стакан с икрой. – Могу упасть в долю.

– Да бог с тобой… – поморщился Мартов.

– Хорошо, – быстро согласился Каретников. – Тогда я немного финской колбаски притащу и баночку крабов. У вас в Союзе писателей продовольственные заказы дают?

– А хрен его знает… Наверно, дают.

– Почему же ты не получаешь? Ты же член…

– Член, член. Но, во-первых, я один. Как говорится, «…ни любви, ни тоски, ни жалости – даже курского соловья…» А во-вторых, я же почти всегда здесь – в Репино, на всем готовом. На кой мне хрен за сто верст киселя хлебать?

– А в Союзе кинематографистов такие продуктовые заказы есть?

– Понятия не имею, – сказал Мартов. – Ты, Петя, давай вали на станцию, встречай своего доктора, а я схожу на кухню, попрошу девок приготовить чего-нибудь вкусненького…

* * *

С подачи уважаемого в широких деловых кругах человека – Петра Петровича Каретникова – водоплавающий доктор Виктор Раппопорт приготовился к знакомству с известным сухопутным киносценаристом Сергеем Мартовым самым серьезным образом.

Из старого, потертого и неподъемного докторского портфеля под нервный смешок Каретникова были извлечены почти фантастические по тому времени бутылка шотландского виски «Лонг Джон», бутылка английского джина «Бифитер», французский коньяк «Наполеон» и литровая емкость советской экспортной водки «Золотое кольцо».

К алкогольному параду прилагались два лимона и поразительная по своей красоте квадратная банка испанской консервированной ветчины. Последним и ударным номером в этом санта-клаусовском представлении была стеклянная баночка черной зернистой икры иранского происхождения!..

– О черт!.. – тихо проговорил Мартов, глядя на все эти роскошества. – А я тут со своим жалким пузырем «Столичной»…

– Так прекрасно же, Сергей Александрович! – радостно воскликнул доктор Раппопорт. – Все равно не хватит! Поверьте опыту.

И оказался прав.

* * *

…Трехдневный загул в Доме творчества проходил «под большое декольте»!

В комнате номер тридцать два накурено было так, что при полностью включенном освещении в туалет нужно было перемещаться на ощупь.

Время от времени безвылазная пьянка комнатного разлива перемежалась периодическими и нетвердыми походами к берегу Финского залива в ресторан «Волна», массовой закупкой «Столичной» с чернильными штемпелями на этикетках, душераздирающим хоровым исполнением старых песен типа «Гремя огнем, сверкая блеском стали…» и «От Москвы до Бреста нет такого места…», а также разными мелкими безумствами в виде попыток подледного плавания брассом в замерзшем заливе и настойчивыми телефонными призывами каких-то барышень быстрого употребления…

И замечательными рассказами Виктора Семеновича Раппопорта о морском житье-бытье, о дальних странах, об островах и штормах, о печальной и постыдной необходимости советских морячков торговать заграничным ширпотребовским барахлом – иначе не проживешь.

Об обязательных презентиках и взятках в Балтийском пароходстве… О стукачестве, возведенном в категорию доблести и служебного роста… О пустяковой и трусливой контрабанде судовой команды – от мала до велика… И о массовом воровстве ни черта не боящихся береговых флотских начальников.

…В конце третьих суток, когда тайфун загула явно пошел на убыль из-за полного отсутствия каких-либо денег и физических сил, Петя Каретников могучим волевым напором «потянул одеяло на себя». Он заявил, что сейчас подгонит свою машину и отвезет Виктора Семеновича Раппопорта в Ленинград к его постоянному и трезвому месту жительства. Сдаст Витю жене и снова вернется в Репино. Где уже без малейшей капли алкоголя, просто под столовский супчик, они спокойно обсудят возможности Сережи Мартова попасть в такой вот круиз для создания киносценария о работе нашего советского лайнера в чуждых ему капиталистических водах Мирового океана…

Раппопорт и Мартов переглянулись, не сообразили, о чем это так бодро вещает Петя, и только спросили – не боится ли видный ленинградский деятель Петр Васильевич Каретников садиться за руль после такой замечательной трехсуточной гомерической пьянки?

– Для меня – двухсуточной, – спокойно поправил их Петя. – Со второй половины вчерашнего дня я капли в рот не брал.

Мартов и Раппопорт вгляделись в Петю и поняли, что тот глаголет святую правду. В отличие от Виктора Семеновича и Сергея Александровича Петр Васильевич Каретников был чисто выбрит, свеж, бодр и весело напорист.

– Какого же хрена ты вчера вечером вместе с нами валялся в снегу и вопил: «От Москвы до Бреста нет такого места…»? – плохо соображая, спросил тяжко похмельный Мартов.

– Да… почему? – с заметным усилием произнес все еще сильно нетрезвый морской доктор Витя Раппопорт.

На что Петя обаятельно улыбнулся и ответил им легко и незатейливо:

– С волками жить – по-волчьи… Что?

Когда Каретников благополучно отвез доктора Витю в Ленинград и вернулся в Репино, он разбудил спавшего мертвецким сном Мартова и рассказал ему, о чем они с ним – с Мартовым, оказывается, договорились за эти последние три дня.

Из давней симпатии к творчеству Сергея Александровича Мартова Каретников, как бывший профессиональный моряк, а ныне – человек с неограниченными связями, будет поставлять Мартову материал и консультантов. У него уйма знакомых капитанов дальнего плавания, и они могут порассказать Мартову столько, что тому покажется, будто он сам по морям, по волнам обогнул весь земной шар раз двести… И Мартову останутся пустяки – всего лишь свести все это в одну сюжетную историйку, которая и ляжет в основу сценария. Кроме всего, какое-то время превосходным консультантом может быть и Витя Раппопорт! Он все равно будет болтаться в Ленинграде еще месяц в ожидании своего очередного рейса. Тем более что они с Мартовым так понравились друг другу…

Это – раз. Второе. Еще до появления доктора Раппопорта в Репино Мартов заявил, что он никогда не будет писать о том, чего сам не видел. И Петя такую принципиальную позицию очень даже уважает.

Поэтому сейчас Мартов набросает только трехстраничную заявку на киносценарий, чтобы у «Ленфильма» были все основания заключить с ним договор. Завтра же Мартов берет в двух творческих союзах – писательском и киношном – рекомендательные письма для Балтийского морского пароходства, а Каретников договаривается там с кем надо, чтобы в один из таких круизных рейсов (за бесплатно – на халяву) пошел бы известный киносценарист, лауреат Государственной премии, автор таких-то и таких-то фильмов – Сергей Александрович Мартов!

Тогда он своими глазами увидит все то, что увидел на таком судне Петя Каретников, и многое из того, о чем рассказывал ему Витя Раппопорт. И, вернувшись из круиза, напишет замечательный киносценарий!

Да, кстати!.. Виктор Семенович Раппопорт может вот еще где пригодиться: чтобы отправиться в плавание, Мартову все равно придется проходить медицинскую