V

Московский драгунский полк стоял за линией пехоты в боевом строю, ожидая начала атаки, уже несколько часов. Ночь уступила серо-голубому рассвету, который сменился на бледно-желтый. Наконец, над кромкой Сортлакского леса появились первые лучи солнца, ударившие в лицо драгунам. Команды не было.

Ожесточенная артиллерийская перестрелка в центре, безуспешно для обеих сторон, продолжалась с середины ночи. Фланги русской армии под командованием Горчакова и Багратиона застыли, готовые мгновенно выбить малочисленных французов с удобной укрепленной позиции, чтобы занять ее самим и встретить прибывающие войска Наполеона не в ровном поле с рекой за спиной. Но Беннингсен медлил, в очередной раз уточняя диспозицию противника.

Командир первой роты Николай Данилов стоял рядом с майором Тимохиным, который, кажется, за время длительного ожидания успел выспаться, и теперь проявлял столь не свойственные ему признаки нетерпения.

– Сколько можно французские пушки слушать? Атаковали бы сразу – они сейчас нашими уже были.

– Да, – протянул в ответ Данилов, – иногда совсем не понять генералов. Этот корпус можно смять за час. Одним только нашим флангом, не дожидаясь переправы Горчакова.

Тимохин не ответил. Вдруг неожиданно ткнувшись лицом в гриву, он начал медленно выпадать из седла. Как завороженный, расширенными глазами смотрел Николай на маленькое отверстие в мундире майора ниже правого плеча. И словно молнией мелькнули в голове события давних дней – убитый австрийский генерал Шмит, пуля, просвистевшая рядом с Багратионом, мертвые порученцы на аустерлицком поле, о которых рассказывал Вяземский. И сейчас! Пуля ударила Тимохину в спину, а значит, прилетела из тыла – то есть оттуда, откуда выпущена никак не могла быть!

Данилов обернулся, внимательно вглядываясь в местность позади эскадрона, механически отдавая команды.

– Майора Тимохина в лазарет! Живо! Умрет по дороге – под суд отдам! Ротмистра Васильева ко мне!

Хотя командир второй роты старше по званию, эскадрон теперь, когда выбыл Тимохин, в подчинении Данилова.

Позади на пятьсот шагов совершенно ровное поле, далее крутой склон падает к реке. Только там мог спрятаться таинственный стрелок, с которым уже столько лет мечтал познакомиться Данилов.

– Ротмистр, – скомандовал Николай подлетевшему Васильеву, – временно примите командование эскадроном! Доложите полковнику, что Тимохин тяжело ранен, а я преследую вражеских лазутчиков. Первый взвод, за мной!

Штаб-ротмистр понимал, что за такое своевольничание ему грозят серьезные неприятности, но это не останавливало. Нужно захватить лазутчика, и, когда он уже будет пойман, наконец, попытаться еще раз рассказать все начальству. И чтобы не выглядеть при этом полным идиотом.

Взвод вылетел на крутой берег, падающий к воде. Данилов, готовящийся к схватке с неведомым врагом, был просто ошарашен. Весь склон на полверсты в каждую сторону оказался абсолютно пуст! Этого не могло быть! Ехать на лошади здесь нельзя, а убежать за это время не смог бы никто!

Данилов еще изредка бросал взгляд на медленно текущую Алле, словно ожидая, что таинственный стрелок вынырнет из-под воды. Но интуиция подсказывала, что этого не случится. На другом, пустынном берегу среди ровного поля, простирающегося до едва виднеющегося на горизонте леса, за дорогой, идущей вдоль реки шагах в четырехстах, стоял зеленый островок высоких кустов.

Каранелли, глядевший сквозь прицел на русского офицера, замершего на берегу, промедлил всего секунду. То ли побоялся, что звук выстрела услышат драгуны, то ли почудилось что-то. А может хотел штуцер поудобнее перехватить. Но упустил француз нужный момент, а потом закрыл офицера подъехавший драгун.

Взвод помчался вдоль берега в сторону Фридланда. Скачущий во главе штаб-ротмистр Данилов решил обязательно проверить кусты на противоположном берегу. За то, что он самовольно покинул эскадрон на боевой позиции, грозило разжалование и позор, который не удастся смыть кровью. Но менять решение не собирался, потому что не мог отделаться от ощущения, что из кустов смотрел на него холодный пустой глаз. Такой пустой, какой бывает только у смерти.

VI

– А это они!

– Кто, Доминик?

– Те драгуны!

– Какие? – Каранелли оторвался от прицела. Левуазье, отодвинув ветку, смотрел в сторону Фридланда.

– Те, что выезжали на берег!

– Что?

Луи забыл про штуцер. Сквозь раздвинутые кусты он увидел, как из города вырвались два десятка всадников и во весь опор понеслись по дороге. Возможно, отряд мчался по своим делам, получив приказ командира, но инстинкт опытного бойца тайного отряда кричал Каранелли – тревога!

– Уходим! – закидывая штуцер за спину, скомандовал Каранелли. – Рассыпаемся, каждый сражается со своими преследователями сам! Собираемся в лесу, место всем известно! По коням!

Драгуны еще не успели подъехать, как мощное облако черного дыма на несколько секунд сделало невидимыми даже кусты. Арменьяк отлично знал свое дело. Граната, которую они с Бусто создавали как «специальную для дыма», обладала достаточным зарядом.

Взрыв отвлек внимание драгун. Три всадника, пустившиеся в карьер, были замечены, только когда проскакали шагов семьдесят. Они неслись по направлению к лесу, однако расстояние между ними постепенно увеличивалось, что заставляло разворачиваться взвод широким веером.

– Живыми брать, – во всю мощь голоса кричал Данилов, – живыми! Не стрелять!

Взвод уже разбился на три группы. Данилов вместе с тремя драгунами гнался за невысоким всадником, расстояние до которого не увеличивалось, но и не сокращалось. Через версту станет ясно, чьи лошади лучше. Справа и слева более многочисленные отряды преследовали неизвестных.

Данилов осмотрелся. Преследуемые разошлись уже шагов на двести, но становилось ясно, что все они стремятся к лесу на дальнем конце огромного поля. Всадник справа явно отрывался от преследователей. Слева же, наоборот, драгуны подтянулись, и дистанция не превосходила пятидесяти. «Одного точно возьмем! – радостно подумал Николай. – Пусть только попробует не рассказать мне про таинственные пули!»

Выстрел, грохнувший слева, заставил вскинуть голову. Вылетев из седла падающей лошади, несколько раз кувыркнулся по земле неудачливый драгун. В тот момент штаб-ротмистру еще не приходило в голову, что это не случайность.

Капсульный пистолет с нарезным винтовальным стволом, заряжаемый патронами с нитропорохом, – оружие не в пример более грозное и точное, чем обычный, но главное, его можно, хотя и с некоторыми неудобствами, перезаряжать на скаку.

Каранелли промахнулся только три раза – результат удивительный для стрельбы на полсотни шагов с несущейся во весь опор лошади. Подъезжая к лесу, он перешел на легкую рысь, чтобы понапрасну не мучить коня, – его уже никто не преследовал. Но большинство драгун уцелело, Луи чаще всего выбирал более легкую цель – лошадь.

Намного меньше повезло тем, кто преследовал Арменьяка. Оторвавшись от преследователей, он влетел в лес в том месте, где его разрезала широкая просека. Мгновенно спрыгнув с коня, растянул поперек тропы тонкий шелковый шнур, закрепив на его концах капсульные гранаты. Ворвавшуюся в лес плотную группу драгун накрыли одновременные взрывы, оставив в живых лишь четверых раненых кавалеристов.

Но у Данилова были свои проблемы. Преследуемый противник начал потихоньку отрываться. Вот что значит малый вес для наездника! Лошади драгун больше устали и начали отставать. До леса оставалось уже немного. Николай подумал, что надо подстрелить лошадь, но для пистолета дистанция велика. На счастье подпрапорщик Казаков, лучший стрелок роты, вооруженный карабином, без команды догадался, что дать уйти неприятелю. Удачный выстрел ранил коня под вражеским лазутчиком, готовым въехать в лес.

Он стоял с опущенными руками, держа шпагу за лезвие в левой руке гардой вперед. Словно собирался отдать ее. На долю секунды Николаю показалась, что где-то он уже видел этого невысокого худенького, словно мальчишка, человека, но скоро ему стало не до воспоминаний.

Малыш смотрел прямо перед собой, но когда драгуны окружили его, огляделся, будто запоминая, где кто стоит. Затем снова превратился в статую.

– Сдавайтесь! – крикнул Данилов. – Отдайте вашу шпагу!

За спиной лазутчика раздался щелчок взводимого курка, но он не шелохнулся. Казаков спрыгнул с коня и шагнул к малышу, протягивая руку к шпаге. Тот, мгновенно преобразившись, прыгнул вперед так, что оказался вплотную к подпрапорщику. Правая рука резко взметнулась вверх, словно указывая в сторону драгуна, того, что стоял за спиной с взведенным пистолетом. В тот момент, когда кинжал пробил грудь, он успел подумать, что надо бы переместиться, чтобы лазутчик и Казаков не стояли на одной линии. И это была его последняя мысль.

Малыш, едва закончив взмах, другой рукой неожиданно ударил Казакова гардой в подбородок, чем опрокинул того навзничь. Казалось, что лезвие шпаги должно распороть руку, но никто не знал, что он сжимал клинок двумя медными пластинами.

Данилов мгновенно выхватил пистолет из ольстраха, но оказалось, что недостаточно быстро. Лазутчик, словно бесплотная тень, скользнул за лошадь Казакова.

Оставаться верхом просто глупо – лучшей мишени не придумаешь. Николай спешился. Оббегая лошадь, он держал пистолет так, чтобы выстрелить без малейшего промедления в ногу противника. Он и выстрелил. Так, что и не понял – радоваться промаху или огорчаться. Счастливый случай не выбрал фаворита и разделился поровну между неприятелями. Нажимая курок одновременно с броском кинжала вражеским лазутчиком, штаб-ротмистр почувствовал, как дернул ствол угодивший в пистолет метательный нож, который свистнул затем рядом со щекой. Выстрел, разумеется, тоже получился неточный.

Удар выхваченного из ножен палаша малыш отвел шпагой, которую по-прежнему держал гардой вперед, но через секунду взял ее за рукоять, и по неуловимым на первый взгляд признакам Данилов понял, что перед ним очень опытный боец.

Появившийся за спиной лазутчика рядовой, не раздумывая, попытался нанести удар, но могло показаться, что у малыша глаза на спине. Элегантно исполнив вращение, которое видимо, позаимствовал из вальса, он пропустил мимо летящую саблю вместе с ее хозяином. Выпад драгуна был настолько стремительным, что парировать его пришлось уже Данилову. Верткий же противник успел нанести издевательский укол в зад драгуну. К счастью, едва дотянувшись.

Схватка, где русские имели численное преимущество, складывалась не очень удачно. Один убит, двое, хоть и не смертельно, ранены, а меланхоличный противник, не понесший ни малейшего ущерба, спокойно ожидал дальнейших атак.

Поднявшийся Казаков взялся за ноющую челюсть. Раздавшийся вопль сразу оборвался, кричать невыносимо больно, наверное, кость сломана. Но боль добавила подпрапорщику ярости. Однако со свистом рассекающий воздух палаш не произвел на противника должного впечатления. Тот просто уклонился от атаки, причем, таким образом, что теперь Казаков закрывал его от Данилова. Новый удар – малыш опять ушел в сторону, не поднимая клинок. И вдруг Николай отчетливо почувствовал, что противник отступает не потому, что его страшат удары, и что следующий выпад точно станет для Казакова последним, может быть даже в жизни. По почерку движений штаб-ротмистр понял, что теперь от удара малыш ускользнет не назад, а вбок. Отчаянным рывком, метнувшись вперед, Данилов успел из-за спины подпрапорщика высунуть руку, отводя острие шпаги своим палашом от беззащитного живота драгуна. И тут же почувствовал острый взгляд – то ли злой, то ли уважительный. А скорее всего и то, и другое вместе.

Тем временем слегка раненный в зад драгун поднялся и так же, пылая жаждой мести, начал подступать к месту основных событий. Малыш вяло отреагировал на увеличение неприятельских единиц, хотя его шпага выглядела довольно несерьезно против двух палашей и сабли.

– С разных сторон, окружай его! Атаковать одновременно! Любое ранение, лишь бы он не умер сразу!

Данилов отдавал команды, осторожно заходя за спину лазутчику. Казаков и рядовой нанесли по удару, которые легко, и даже небрежно, были отражены. Новые выпады также не принесли успеха, но Николай, наконец, занял удобную позицию практически за спиной у соперника, с которой он был уверен, что не промахнется.

Увидев начало следующей атаки своих товарищей, Данилов рванулся вперед, целясь нанести сильный удар по незащищенному бедру противника. Описав короткую петлю, клинок со свистом полетел к ноге, но в следующую долю секунды все изменилось. Палаш Казакова и сабля рядового на этот раз не встретили сталь шпаги. Движение малыша оказалось настолько стремительным, что показалось, будто он исчез. В последнее мгновение Николай увидел, что драгуны атакуют пустоту, а верткий противник стоит совсем в другом месте. И острие шпаги, летящее в его незащищенную грудь.

Ноги подгибались не в состоянии держать разом отяжелевшее тело, многопудовый палаш выворачивался из руки. Штаб-ротмистр Данилов понял, что сейчас умрет, и последняя мысль, пролетевшая в голове, была о том, как трудно без него придется товарищам в схватке с этим маленьким врагом, владеющим такими сказочными приемами фехтования.