Сакэ с салом

– Ну что, друзья-сотоварищи, не позволить ли нам по пять капель? В честь, так сказать, скорого приземления в столице Страны восходящего солнца?

Мы с Мишей Громовым изумленно поворачиваемся к высказавшему такое неожиданное предложение Владлену Мирошниченко. Уж не шутит ли наш бывший бессменный староста курса? У него – давняя язва, и он редко выступает инициатором неорганизованных и не преследующих конкретных целей, тем более, никак не отражающихся на карьерном росте, бесполезных выпивок?

«Может, заложить хочет? – думаю я. – Взаправду, дерябнем сейчас, а он втихаря шепнет охране: мол, в президентском самолете Цветков с Громовым водку пили во время полета и мне предлагали. Отцепят в момент, прощайте, дальние страны, прощайте, навсегда!».

В этом – моя натура. Я всегда в неопределенных ситуациях думаю о людях хуже, чем они есть на самом деле. И радуюсь исподтишка, если ошибаюсь. Плохая черта, но ничего с собой поделать не могу. Как ни стараюсь избавиться, внушить себе, что о людях надо сначала только хорошее думать, – ан, нет, не получается. Одна моя знакомая сказала, когда я в минуты откровения признался ей: «А, знаешь, Цвет, это – извинительный недостаток». Скорее всего, она ко мне необъективно относилась.

– И это предложение я слышу на высоте свыше 10 тысяч метров! Как всегда, Влад, ты оригинален!

Миша пытается потянуть резину, выведать, что кроется за необычным заходом Владлена. Понятно, он тоже ошарашен. Кому-кому, а ему, прожившему со старостой пять лет в одной комнате общежития, известен его, мягко говоря, не слишком широкий размах и щедрый характер. Да Влад не то что бутылку друзьям не выставит, по телефону зря болтать не станет, прервет нетерпеливо, если разговор на отвлеченные темы:

– Ты чего, собственно, звонишь? По какому вопросу?

И, узнав, что просто так, сразу найдет предлог, чтобы прервать разговор. Господи, как же мы знаем друг друга! В комсомоле когда-то говорили: «Скучища, а не пьянка, ведь все известно заранее, даже кто чем отдавать потом будет!» Но что поделать, если мы из одной песочницы…

– Повод-то, повод есть какой, – пытаюсь я отдуплиться, – или мы, как те гусары, лишь бы заглотнуть?

Что делается, братцы! Не кто иной, как Влад лично, бутылочку из своей знаменитой потертой папки с монограммой «ХХУ съезд Компартии Украины» достает.

– Повод-то сегодня как раз самый знатный, Цвет! Твой день рождения – 25 июля! По местному времени, правда, но не беда: мы сначала по японскому календарю отпразднуем, а прилетим в Токио – по-киевскому. Так что готовься выставлять, Витя! Поздравляю!

Вот друг, посланный тебе судьбой! Даже поздравить не забыл вдали от родины. Только с чем, непонятно – то ли с днем рождения, то ли с тем, что выставляться надо.

– Я тоже поздравляю, Виктор! – Миша Громов крепко пожимает руку, насколько это возможно в самолете, пытается обнять. – Сколько тебе стукнуло, ты у нас самый младший?

– Сорок четыре, – неторопливо и как можно тише говорю я, – опасаясь, как бы другие в самолете не услышали и не пришли на запах поздравлять. Чем я их поить буду, когда водка в багаже? – К вашему сведению, в Японии эту дату не празднуют, плохая примета – две четверки. Как у нас – три шестерки. У них даже на домах нумерация без сорок четвертого номера.

– Это нас вряд ли остановит, – Владлен наливает в разовый пластмассовый стаканчик. – Мы своих обычаев придерживаемся. Так что, за именинника?

– Как положено! – вторит Миша. – Желаю счастья личного…

– А также – наличного!

– И безналичного! – это они уже хором.

Точно людей разбудят! Неймется им! Как ненавижу пить водку из пластмассовых стаканов, не идет!

И почти сразу же дремавший в соседнем кресле, через проход, Петя Ярмыш, редактор «Украинской мысли», он же ПЯ, он же почтовый ящик, он же пиявка липучая (выпивку чует носом, без него ни одна бутылка не распивается, причем, все на шару) резко повернулся:

– Опять бухаем, молодежь? Который час-то?

– Половина четвертого. Ты бы поздравил человека – день рождения все же.

– Правда? Поздравляю, Цветков! Очень рад. Если нальете, выпью с удовольствием.

«Еще бы, ты не выпьешь! Наверное, и ехал сюда, всю дорогу думал, как бы на шару дернуть. А здесь – такой повод. И уши у него – как локаторы на это дело. Ладно, пей, только тихо, не то обвинят еще в организации коллективной пьянки в президентском самолете. Люди, можно сказать, с государственной миссией летят, первый официальный визит в Японию, на таком уровне, а они с утра водку жрут!»

– Я без именинника не буду! – Ярмыш тянет руку, чтобы чокнуться.

Хорошо, я первую предусмотрительно не допил, пригубил только, с утра водка тяжело идет, особенно, если без привычки.

– Мальчики, пожрать у вас ничего, кроме орешков, нет?

Ярмыш еще издевается. Откуда? Он старше нас всех, опытный боец, бухает со времен коммунистической печати, один из ее доблестных кадров, «подручных партии». Что-что, пить они умели. Многие не дотянули, не дожили до светлых бесцензурных времен. Но те, кого судьба сохранила, – бесценные экземпляры типа живых динозавров. Вот именно: живых, но проспиртованных. Тот же Ярмыш, например. Пока свое ведро не вылакает, спать не ляжет. Ведь сколько историй знает о том, как после двух литров водки в номер передовицы катали: «Партия – наш рулевой» или «Ленинским курсом», – заслушаешься. Страшные люди! Пожалуй, последний могикан, уходящая натура того, застойного поколения. Живучий, гад!

– Послушай, Цвет, сейчас – половина четвертого, ты говоришь, а по какому? По-нашему или по-японски?

– Да тебе не все равно ли? – Владлен протягивает ему стакан. – Какая разница – наливай да пей!

– Тем более, повод какой – у человека день рождения. – Миша плеснул и мне на донышко.

– Только учти, П.Я., в самолете мы наливаем, в Токио ты нас поить будешь. Мы же там его день рождения по второму разу отпразднуем.

– Умница ты, Владюня, почему и спрашиваю про время, чтоб не перепутать и не забыть выставиться. Будь здоров, школяр! Да не обижайся ты! Повесть такая есть у Окуджавы, когда-то много шуму наделала, в знаменитом альманахе Паустовского «Тарусские страницы». Тот альманах сейчас – библиографическая редкость. Давно дело было, а помнится, как сейчас. Мы когда-то по пьяной лавочке с Главпочтамта Окуджаве Булату Шалвовичу телеграмму в день его пятидесятилетия отбили: «Будь здоров, школяр!». Знаешь, когда у него день рождения? 9 мая, в День Победы. Так, ты понял, оказалось, каждая вторая из всех пришедших телеграмм, содержала аналогичный текст. Давно это было. Ты в школу, наверное, еще ходил. Мы и в день полета Гагарина телеграмму отправили по пьяне в ЦК КПСС. У нас у приятеля как раз сын 12 апреля родился, мы его в честь первого космонавта Юрием назвали, так эту телеграмму на следующий день в «Правде» напечатали. Мы еще два дня бухали, не считая 12 апреля, само собой… Сколько исполнилось, Виктор?

– Сорок четыре.

– Счастливчик! Число, конечно, знатное, потом – разве это возраст? Детский сад, все равно немало добился! Ну что, еще по единой, Владлен, а? Именинник скучает, неровен час, уснет. Что мы тогда делать будем?

– О, мама мия! Они уже пьют с утра!

Ну и балаболка этот П.Я.! Разбудил сидящую рядом Фаину Шумскую, восходящую звезду украинской журналистики, политического обозревателя и первого заместителя газеты «Слово», которую Влад редактирует. Он же одновременно – первый заместитель министра информации. Всю работу в редакции за него Фаина выполняет и отчеты о поездках строчит. Влад – руки в брюки: «Не царское это дело, я в данном случае – как представитель министерства». Фаину наши шутники сразу министервой нарекли. Кому-кому, журналистам палец в рот не клади, с рукой откусят!

Шумской и тридцати нет, а уже с нами летает. За какие такие заслуги, интересно? Перо, конечно, бойкое, однако, сколько таких журналистов в любой редакции, по рублю – ведро в базарный день! Слышал, она не только пером… А воображала! И всегда недовольна, когда мужики кучкуются, выпивают. Строит из себя неизвестно что! С министрами якшается, стелется перед ними. Да, бабам в журналистике клево. Переспал с каким вице-премьером – и эксклюзив, пожалуйста, вам – на блюдечке!

– Фаина, не злитесь! – П.Я. обернулся к соседке. – Во-первых, мы не уже пьем, – продолжаем то, что начали вечером. В вашем присутствии, кстати. Во-вторых, повод уважительный: у нашего коллеги Цветкова – день рождения. Так что, присоединяйтесь к поздравлениям!

– Правда, что ли? Поздравляю.

Сквозь зубы, зло, и сразу в другую сторону, к окну, отвернулась, делает вид, что спит дальше. Видали злюку? Сама себя раз в жизни любит. Нужны мне твои поздравления! Да кто ты такая, в конечном итоге?

Между прочим, солнышко потихонечку, полегонечку, тихой сапой пробивается сквозь огромные серые тучи, похожие на рваные куски грязной ваты, которой обрабатывали гнойные раны. Даже через иллюминатор такое штопаное небо выглядит уныло и не способствует поднятию настроения. Заметьте: несмотря на принятый антидепрессант. Первый хмель, тяжелый утренний хмель, как-то потихоньку испаряется, уходит, уступая место обычному деловому возбуждению и беспокойству. Все-таки, больше пятнадцати часов на ногах, без сна, в самолете – какой сон? А впереди – долгий день, самый трудный из всего визита, поскольку к вечеру получится двое суток без сна и отдыха. Мне еще же поляну накрывать, как все это выдержать? Но и по-другому нельзя, все-таки правильно рассчитал, взял из дому два ящика водки, ящик сухого вина, семь килограммов закуски – бужанинки там, карбонатику, сала с особой проростью, перченного – аж слюна набежала. Знал ведь, чувствовал, что зажать день рождения не удастся.

Эх, соснуть бы часок! Вон Миша Громов похрапывает. Моментально прикорнуть может в любой ситуации. Еще бы, такой опыт поездок и полетов. Как-то рассказывал, что и ему иногда не спится. Начинает вспоминать и считать, на каких стадионах мира побывал – название стадиона, клуб, когда, с каким счетом «Динамо» сыграло, кто забил голы…

Мы же не только визиты первых лиц государства освещаем, но и с футболистами в одном самолете летаем на матчи Лиги чемпионов. Когда-то с Мишей прикидывали: получилось больше тридцати стадионов в разных странах. С командой ездить – одно удовольствие. Вылетаем, как правило, во вторник, если игра назначена на среду. Вечер и ночь – наши. Город – на разграбление: гуляй, пьянствуй, шастай по барам – что душа пожелает! На следующее утро – экскурсия по городу, обед и сборы на матч. После игры – пресс-конференция, и галопом в аэропорт, всю ночь в самолете, часов в пять-шесть в Борисполь прилетаем. Хорошо, если выиграли, настроение – выше крыши. Если проиграли – глаза приходится прятать. Но все такие деловые, ужас, не верится, что уже четверг, неделя промелькнула, а ведь неотложные дела у каждого. И репортаж в номер писать, поэтому спать некогда и целый день в редакции, как заведенный, словом, скучать некогда. Как Миша вспоминает стадионы, я – страны, где побывал, чтобы уснуть скорее. На четвертом десятке обычно сбиваюсь.

…Погудели мы здорово. И думал меньше взять спиртного, надо жену слушать. Предупреждала: куда ты столько тащишь? Поперепиваетесь там, в своей Японии. Как всегда, права. Первое, что я увидел, когда открыл глаза, огромные цифры «44» – выложенные кусочками сала, шкуркой вверх, по роскошному зеркальному трюмо в номере «люкс» отеля «Нью Отани». Рядом на огромной трехспальной кровати храпел П.Я., как говорится, без задних ног.

На безупречно овальном столе, а мебель здесь первоклассная, белого дерева, полированная – остатки закуски, огурцы, сало, хлеб украинский недоеденный, резко пахнет луком и чесноком. Бутылки – все пустые, разбросаны повсюду, так что, когда я с трудом поднялся и шатающейся походкой побрел в поисках ванной комнаты, они звенели под ногами, а переступать силы не было никакой. Погуляли! В просторной ванной стояла недопитая бутылка виски «Джонни Уоркер», два стакана с бирками «продизенфицированно» на английском языке. Видимо, предназначались для ополаскивания рта, но были использованы по другому, более понятному нашим людям, назначению. Здесь же казенная японская пепельница, полная окурков. Я, вообще-то, пепельницы коллекционирую, свожу их в Киев со всего мира. Поэтому пригодится.

Самое хреновое, что ни фига нельзя вспомнить. Вот, например, блокнот валяется, листы с него рвали, самолетики пускали в окно, в самом центре Токио. Ого, высота какая! На каком мы интересно этаже? В блокноте, кстати, записи моим почерком – тошнит только, зараза, читать трудно. Неужели я что-то и записывал? Оригинально! Музыка – вначале не очень громкая, потом нарастающая, и кукушка закуковала. Ну, знаете, так и напугать до смерти можно. Часы с кукушкой, мелодию отбивают – семь часов утра! Где книжечка с программой пребывания? Нам же сегодня рано вставать. Так-так. 26 июля, четверг. 7.30. – завтрак президента Украины с представителями деловых кругов Токио. Так рано? Нам надо быть? Нет, не выделено шрифтом, не подчеркнуто. 9.30. – отъезд в корпорацию «Сони», знакомство с предприятием, деловой ланч президента Украины с руководителями корпорации, пресс-конференция. 12.30 – отъезд на железнодорожный вокзал и переезд на скоростном поезде по монорельсовой железной дороге в город Осаку. Япона мать! Значит, на корпорацию надо брать с собой вещи, больше мы в эту доблестную гостиницу не попадем. Но где эти вещи, их же собрать надо!

В дверь постучали. Миша Громов уже одет, чисто, как всегда, выбрит, свежая рубашка, при галстуке.

– Ну, как вы здесь? Амбре, однако! Вы что, лук ели? И чеснок? Долго вчера сидели?

– Не помню.

– Да, классно погуляли. Будет что вспомнить и детям рассказать. П.Я. чего спит? Буди его, собираться пора. Ты завтракать идешь? Я здесь вычитал – два ресторана есть. Один – на втором, другой – на сороковом этаже. На каком?

– Что за глупые вопросы! Поднимемся, панораму посмотрим – Токио, это не твои Кобыляки!

– Я и фотоаппарат захватил.

Стук в дверь. Руководитель президентской пресс-службы Саша Боровик. Наш в доску парень, заместителем редактора «Сельской газеты» до назначения на нынешнюю должность работал. Почему-то в трусах. В одной руке – стакан, в другой – электробритва. Недаром называют «Саша Всегда Готов» или «Готовченко», сокращенно.

– У вас розетка в ванной работает? У меня электробритва, – в номере – нет света, представляешь? Форпост цивилизации, туды их перетуды! Вечно с этой заграницей – одни неудобства. То ли дело – в Кировоград какой поедешь, тепло, светло и мухи не кусают.

– Розетка работает. Кстати, там, в ванной, и виски осталось.

– Не может быть! Это ж мы вчера недоперепили. Понял, какая предусмотрительность?

– Мы пошли завтракать. Разбуди, пожалуйста, Ярмыша – а то не успеет.

– Я сейчас ему под нос стакан поднесу, сразу проснется!

Кто бы подумал, что такой опытный и многое прошедший боец, как Петр Яковлевич Ярмыш, не мог с постели встать. Мы успели позавтракать, виски – по пятьдесят и шампанского по фужеру дернули – непосредственно в ресторане, с утра подают. Привели себя в порядок, вещи собрали, а редактор «Украинской мысли» лежал колодой поверх одеяла в застиранном спортивном костюме фирмы «Адидас» и стоптанных нечищеных туфлях на босу ногу. Никакие уговоры не помогали. Послали за Готовченко. Все же начальство. Да и собутыльник Ярмыша – тоже виски уважает. Когда вернулись с завтрака, бутылка пустая уже была, не мог же пресс-секретарь в одиночку ее раздавить. Тем более, ему работать надо…

– Вставай, мудила! Это тебе не дома водку жрать! – начал педагогическую беседу Саша Боровик.

Куда там! Даже глаза не открываются. Не помер бы только. Минут пятнадцать длилась побудка. Озабоченно посмотрев на часы, Саша сказал начальственным тоном:

– Значит так, бойцы! Мне пора ехать с шефом. Оденьте его, побрить не забудьте, хотя бы той же электробритвой. И потихоньку доставляйте в автобус. На заднем сидении – кто потрезвее, сядете с двух сторон от него, чтобы меньше внимания обращали. Также – в поезде. Имейте ввиду: вагоны там – как у нас в электричке, вместе едем – и президент, и супруга, и вся делегация. Давайте, чтоб без скандала.

Намучились мы, конечно, прилично. Охрана, ясное дело, все усекла, да и как скроешь, если человек – мертвый. Да нет, пожалуй, покруче мертвого будет – тот хоть не возбухает. П.Я. превзошел себя. Особенно в электричке. Глаза продрал свои пьянющие и как заорет:

– Цветков, куда мы едем?

– Да тихо ты, не вопи! Президент в седьмом ряду сидит. В Осаку едем.

– Куда-куда? Странно, блин! На хера нам эта Осака? Слушай, Цвет! Это далеко?

– Ну, не ори же, Ярмыш! Тебе не все равно? Восемьсот километров.

– Ого! Это ж сколько пилить! Я жрать хочу, Цвет! Давай шпроты откроем! У тебя в чемодане, я засек!

Мы ехали в суперскоростном поезде, который несся по монорельсовой дороге со скоростью 350 км в час. Расстояние до Осаки покрывает за три часа. Чистота, надо сказать, везде – стерильная. И душ есть, и парикмахерская, ресторан, само собой. Стюарды в белоснежных фраках выдали нам небольшие продуктовые наборы и по бутылочке пива. Оно пришлось очень кстати. Из-за этого дурака Ярмыша мы так и не успели раздерибанить бар пресс-секретаря, как обычно делали в поездках, и отполироваться пивком. Традиция такая у нас. Сашка Боровик входит в состав делегации, как начальству ему разрешается пользоваться минибаром в номере бесплатно. А там бутылок и мерзавчиков столько – на всех хватит. Ну, и мы под конец собираемся у него для подведения итогов. Из-за Ярмыша минибар в «Нью Отани» уцелел – рассказать кому, не поверят.

Не унимался он и сейчас.

– Цвет! Давай шпроты откроем! Ехать же еще сколько!

Он, идиот, думает, что мы движемся со скоростью поезда «Киев – Москва», который 800 километров преодолевает за ночь.

– Цвет! У меня и саке есть, я вчера бутылку значил, что тебе подарили! И сальцо имеется!

Видали недоноска! Народ оглядывается, в вагоне-то тихо, президент едет. Скорей бы в гостиницу, сложить козла штабелем, чтобы не мешал. Фаина Шумская все время в нашу сторону выразительно посматривает, пальцем у виска крутит. Сказать ей, чтобы в одном месте повертела, что ли? Точно – заложит.

– Слушай, Цветков, давай все же по граммульке саке попробуем.

Это Владлен Мирошниченко, он с другой стороны от Ярмыша сидит, подпирает, чтобы не упал в проход.

– Выпьем и в тамбуре курнем, тем более, что наша смена кончается, ребята подменят. Да и от греха подальше. – Он кивнул головой в сторону П.Я. Тот, кажется, опять спал. Я указал на Ярмыша и отрицательно замотал головой:

– Что ты, ему – ни грамма.

Ну и гадость эта саке! Как самогон разбавленный, тридцатиградусный. Чуть не стошнило.

– Его, говорят, подогретым надо пить, – скривившись, как среда на пятницу, Владлен вытер губы рукавом:

– У тебя покрепче ничего не осталось, Витя?

Вот подхалим! Когда припекло, выпить хочет, сразу: «Витя», а как ничего не надо: «Цвет». Пойло колом в горле стоит непроходимым, противно как! Придется «заначку» достать, с Владом пить, а что делать? Сколько раз слово давал, не связываться с ним, да деваться-то из подводной лодки некуда.

– Поддерживай его крепче, сейчас попытаюсь достать. Смотри, чтоб не грохнулся.

– Может, и закуси какой, Вить, а? Жрать охота. Моя сумка осталась там, впереди, с бутербродами, в столовой утром заначил, да не рассчитал, что с Ярмышем возиться придется. Ну, ничего, заплатит нам, дорого обойдется. Надо же, так оскандалился мужик! Ну, что, Вить?

– Закуски нет никакой. Только бутылка вот одна осталась, водки…