5

Ночь выдалась долгой. Полина обнаружила, что не может уснуть. Она лежала в постели, прислушиваясь к малейшим шорохам, и ожидала… чего угодно.

Громко тикали часы. Пожалуй, этот звук был единственным, если не считать редких вздохов спящей мамы, – но девушка продолжала напряженно слушать. Если там, в темноте, что-то начнет происходить…

"И что я тогда смогу сделать?" – спрашивала она себя, однако бросить "вахту" не решалась.

Впрочем, по большей части ее пугала сама возможность заснуть. Кошмар поджидал где-то там, за гранью бодрствования, и Полина это чувствовала. Оставалось лишь бороться по мере своих сил. То есть, не смыкать глаз.

Отчим снова ночевал не дома. Полину его отсутствие мало трогало, а вот мама казалась вечером еще более расстроенной. Ну зачем ей этот скользкий тип?

Девушка знала, что иногда перегибает палку и оценивает отчима через призму собственной ненависти к нему, однако видеть дома почти каждый день пьяную морду, на которой не остается ничего человеческого, ей попросту надоело. И ради чего?

Конечно, сейчас она, пожалуй, сама чувствовала бы себя увереннее, будь он дома, но уж как-нибудь обойдется.

– Обойдусь, – очень тихо, но с нажимом прошептала Полина.

Неожиданно для себя она обнаружила, что ее неприязнь к отчиму способна перевесить даже страх перед кошмаром. Мысль была новой. До сих пор девушка не находила той опоры, которая позволила бы ей устоять против обрушившихся на нее страхов. Может, неприязнь – ненависть – и была тем надежным фундаментом?

На миг Полина ощутила радость озарения, однако почти сразу же все схлынуло.

– Я засыпаю, – удивленно сказала девушка.

Было далеко за полночь, и, наверное, усталость все-таки начала брать свое. Невозможно до бесконечности пережевывать одни и те же мысли, испытывая одни и те же эмоции. В какой-то момент даже страх начинает убаюкивать.

Замеченный, сон отпрянул. Однако уже через несколько минут дремота накатила вновь.

Не прошло и получаса, как девушка спала.

***

Когда она открыла глаза, стрелки часов перевалили за двенадцать. На улице снова было солнечно и тихо, а в комнате – душно.

Вопреки ожиданиям, Полина чувствовала себя отдохнувшей. Сны она видела лишь самые обычные, и большинство из них успело к пробуждению забыться.

Но приготовленная вчера одежда по-прежнему висела на спинке стула. И это означало, что Полине предстоял выбор.

Девушка села на кровати.

А может, все уже позади? "Если бы!" – хмыкнула Полина. В субботу, или в воскресенье она еще смогла бы в это поверить – да, пожалуй, и в понедельник. Однако вчера ее восприятие неуловимо изменилось. Теперь на самом дне сознания покоилась твердая уверенность: несмотря ни на какое затишье, буря грядет.

Умываясь, она поймала себя на том, что с тоской рассматривает зубную щетку. Этот маленький, привычный предмет словно приобрел для нее какое-то особое значение. Мысль о том, что все – все! – придется оставить, снова ударила своей дикостью. Вопреки собственным представлениям, Полина вдруг обнаружила: она любит этот дом. Любит всем сердцем и до каждой последней мелочи.

Неужели другого выхода нет?

Только сейчас девушка задумалась о том, на какое время ей придется уйти. На несколько недель? Месяцев? На годы?

Навсегда?

Как долго это может продолжаться? Что если злонамеренный дух никогда не прекратит ее преследовать? Никогда… или пока не добьется своего.

Посмотрев в зеркало, Полина заметила, что плачет. Она еще раз умылась и с ожесточением вытерла лицо.

Не время раскисать подобно снеговику при первой оттепели! Если сейчас она начнет себя жалеть, то потом у нее вряд ли останутся силы для задуманного. Если решила – делай!

Девушка вернулась в комнату. Несмотря на жару, одела приготовленные джинсы и рубашку. Присела на край кровати, задумалась.

В тишине квартиры дверной звонок прозвучал особенно громко.

Полина вздрогнула. Она никого не ждала. Конечно, время от времени мама приходила с работы пораньше… кстати, сегодня никакого праздника нет?..

Или, может, это Димка? Мама-то чаще всего открывает своим ключом.

По дороге к двери она пыталась унять тревожно бьющееся сердце. Главное, чтобы никаких плохих новостей…

Выглянув в глазок, Полина наткнулась на пристальный взгляд отчима.

– Открывай, это я, – буркнул он.

– Что тебе надо? – подозрительно спросила девушка.

Отчим раздраженно махнул рукой:

– Живу я здесь, вроде как…

Полина обнаружила, что знакомое лицо ее отнюдь не успокоило. Сердце колотилось, как угорелое, а внизу живота снова шевелился неприятный комок. Пальцы девушки, потянувшиеся к замку, дрожали.

С отчимом было что-то не то. Во-первых, трезв. Да, алкоголики тоже бывают трезвыми, тем более если до вечера еще остается время, но Полина уже усвоила: "дядя Миша" не ночевал дома в тех случаях, когда напивался до совсем нетранспортабельного состояния. А сейчас на нем не угадывалось ни малейших следов похмелья.

Во-вторых, этот взгляд…

Одной из вещей, которая не нравилась Полине в отчиме с самого начала, были постоянно бегающие глаза. По представлениям девушки, они выдавали в нем человека мелочного… или мошенника. Возможно, из-за этой его привычки Полина и подозревала "дядю Мишу" в каком-то обмане – она сама теперь не смогла бы сказать точно. Во всяком случае, взгляд отчима останавливался тогда же, когда развязывался язык, – после очередной порции самогона.

И потому сейчас девушка не спешила открывать.

Отчим переступил с ноги на ногу, покосился на лестничный пролет. Недовольно пробурчал:

– Ну, ты скоро там?

Затем он снова посмотрел на Полину – причем так, словно мог ее видеть:

– Открывай уже!

– Уходи! – сказала девушка.

Она не могла отделаться от чувства, что за личиной "дяди Миши" скрывается кто-то другой, и что он пришел именно за ней. С другой стороны, Полина осознавала: это не сон, где старушка может превратиться в монстра. В реальности таких вещей не бывает.

– Что случилось? – требовательно спросил отчим.

– Уходи! – повторила Полина. – И лучше никогда не возвращайся.

– Что это за новости! – возмутился "дядя Миша". – Открывай, говорю! Я пришел домой! Что за ерунда! Приходишь пьяным – не пускают, приходишь трезвым – тоже не пускают!

На миг девушка представила себе: она обманулась игрой собственного воображения, а отчим – настоящий, – ни о чем не подозревая, стоит на лестничной площадке перед закрытой дверью. И нет никаких духов с монстрами.

Впрочем, это мало что меняло.

– Может, все потому, что тебя здесь никто не ждет? – сказала Полина.

Отчим нахмурился.

– Открывай! – произнес он с нажимом. – Ты же не хочешь, чтобы я выбил дверь?

В его словах была реальная угроза, и девушка это почувствовала. Да, он когда-то уже выбивал дверь. Во второй раз будет проще.

– Уходи, иначе я вызову милицию! – заявила Полина, отступая на шаг и оглядываясь.

Бежать было некуда. Отчим блокировал единственный выход из квартиры. Если он выбьет дверь, девушка окажется с ним лицом к лицу.

Она этого почему-то боялась. Панически.

Тем временем из-за двери донесся смешок:

– Ты действительно веришь, что кто-нибудь приедет? У них бензина хватает только до магазина за пивом и в рыбколхоз за рыбой. Так что открывай по-хорошему.

С одной стороны, он разговаривал так же, как и всегдашний "дядя Миша" – те же интонации, голос. С другой, отчим никогда так не разговаривал.

Полина не могла уловить разницу, но с каждым новым словом чувствовала ее все отчетливее. И это заставляло девушку медленно отступать от двери – словно от греющейся на солнышке гадюки, нежданно обнаруженной посреди мирной лесной полянки.

Устав ждать, отчим поколотил в дверь кулаком:

– Ну открывай же, кому говорю! Все равно войду!

Девушка глянула на окно. Если бы они жили на первом, или хотя бы на втором этаже, она бы спрыгнула. Нет, со второго, пожалуй, вряд ли. А на первом сейчас у всех решетки стоят. И захочешь – не выберешься.

Почти беззвучно отворив балконную дверь, Полина подошла к перилам и выглянула вниз.

Высоко.

Со стороны входа донеслось более настойчивое громыхание. Отчим еще не ломал замок, но уже явно готовился.

Ступор внезапно покинул девушку. Она бросилась к шкафу, вытащила три лежавшие там простыни и быстро связала их. Затем привязала один конец к перилам, а другой сбросила вниз.

Получившейся "веревки" хватало только до балкона на этаж ниже.

Не раздумывая ни секунды, девушка перемахнула через перила и вцепилась в простыни. Немного съехала вниз. Наткнулась руками на первый узел.

И замерла, приходя в себя.

Ее лихорадочные действия едва ли можно было бы назвать глупыми, однако сама Полина не думала о том, что делает. Более того, сейчас она не помнила, как оказалась здесь – на самодельной веревке в полуметре от перил. Она лишь осознала, что судорожно цепляется в натянувшуюся простыню, а где-то далеко внизу сереет полоска асфальта.

Узел под ее ладонями напряженно скрипел, затягиваясь все сильнее. А сама девушка была не в силах пошевелиться. Она, в общем-то, вроде и не боялась высоты, но…

Мышцы начали болеть от напряжения. Полина попыталась ухватиться за что-нибудь более прочное (например, за железный прут, который поддерживал перила), но обнаружила, что собственное тело вновь отказывается повиноваться. Она не могла высвободить руку из мертвой хватки: рука вела себя так, словно принадлежала вовсе не Полине, сжимая узел с каждой секундой все крепче.

Из-под козырька под балконом выпорхнула серенькая птичка и, чирикнув, улетела прочь.

Боль в руках постепенно становилась невыносимой. Девушка понимала, что не сможет висеть долго. Когда мышцы не выдержат нагрузки, она просто сорвется – и с такой высоты у нее нет ни малейшего шанса уцелеть. Действия, совершенные в горячке страха, уже казались ей сумасбродными.

Почему она вообразила, что отчима нужно бояться?

Родной балкон был близок: следовало лишь немного подтянуться и перевалить через перила. Полина попыталась так и сделать, но лишь неловко дернулась. Она никогда не считала себя достаточно сильной для подтягиваний, а теперь, когда руки устали…

Мощный удар сотряс, казалось, весь дом. Отчим приступил к выполнению обещанного.

Полина представила, как он входит в квартиру, ищет ее во всех комнатах, потом заглядывает на балкон…

Ей удалось разомкнуть пальцы правой руки. Ухватившись за ткань пониже узла, Полина осторожно высвободила левую руку.

Простыни угрожающе заскрипели. Девушка мельком подумала, выдержат ли завязанные в спешке узлы, но заставить себя спускаться быстрее не смогла. Это было чудо, что она вообще спускалась!

Потом ей в голову пришел яркий образ: над перилами появляется голова ее отчима, желтые глаза хищно блестят, и рука с ножом быстро перерезает полотно простыни…

В какой-то момент Полина обнаружила, что вполне освоилась со спуском. Руки устали и, казалось, вот-вот не выдержат, однако сам страх почти прошел.

Затем девушка увидела перед собой соседский балкон. Застекленный, но створки открыты: еще бы, такая жара!

Полина висела на расстоянии вытянутой руки от проема. Оттолкнувшись ногами, она могла бы на обратном движении влететь прямо в проем – как это всегда показывалось в фильмах. Но девушка всерьез опасалась, что простыни оборвутся, и потому двигалась как можно более плавно.

С пятой или шестой попытки ей удалось схватиться рукой за раму. Подтянувшись, Полина поставила на перила ногу.

Где-то наверху раздался треск, и простыня подалась. Ощутив, что вываливается наружу, Полина вскрикнула и изо всех сил вцепилась в раму.

Сердце колотилось, как бешеное, и до девушки не сразу дошло: она все еще держится. Простыня не оборвалась, а лишь почему-то стала немного длиннее.

Положение, в котором Полина теперь висела, было очень неудобным, и девушка сама не знала, как ей удалось вновь подтянуться к проему. Даже перевалившись через перила и упав на застеленный линолеумом пол, она еще некоторое время не верила, что опасность сорваться уже позади. Лишь боль в ушибленной левой ноге вернула девушку к реальности.

Бежать!

Встав, она толкнула балконную дверь. Та оказалась не заперта. Полина вошла в чужую квартиру.

Она знала этих своих соседей в лицо, но не более того, и сейчас гадала, как почти незнакомые люди могут воспринять ее появление. Никакого разумного объяснения своим действиям Полина найти не могла, а объяснять что-то там про духов – верная дорога в желтый дом. Поэтому девушка решила вообще ничего не объяснять. Просто извиниться и уйти. Если захотят – пусть разбираются, ее-то здесь все равно уже не будет.

– Простите! – сказала Полина вслух.

Тишина.

Очень тихо пройдя комнату, девушка выглянула в коридор:

– Простите!

Никого. Похоже, все на работе.

Вот и хорошо!

Почувствовав облегчение оттого, что не нужно объясняться, девушка направилась к входной двери.

Над головой послышались шаги. Очевидно, отчим уже успел ворваться в квартиру и теперь разыскивал ее.

В том, что ему нужна она, Полина почему-то не сомневалась.

Предварительно выглянув в глазок, девушка тихо выскользнула на лестничную площадку и прикрыла за собой дверь. Щелчок замка показался ей громким, и она некоторое время настороженно прислушивалась. Затем, сдерживая дыхание и стараясь не шлепать босыми ногами, побежала вниз.

У подъезда она не задержалась ни на мгновение: отчим вот-вот мог обнаружить путь ее отступления и направиться следом. Нужно бежать…

Она и бежала, постоянно оглядываясь на окна родной квартиры. Лишь когда те исчезли из виду, надежно закрытые зеленью деревьев, девушка вновь ощутила себя в состоянии думать не только о погоне.

Но и о том, хотя бы, куда она бежит.

Впрочем, это Полина знала. Она направлялась к Димке.

***

Открыв ей дверь, парень начал было: "Привет!.." – однако выражение лица Полины говорило о чем-то громче любых слов. Глаза Димки расширились.

– Что произошло? – спросил он встревоженно.

– Я не могу… оставаться, – произнесла Полина, чувствуя себя разбитой. – Там – "дядя Миша". Он меня ищет.

– Ну и что? Что? Зачем? – Димка впустил ее в квартиру и закрыл дверь. – Зачем ты ему нужна?

Полина прислонилась к стене.

– Он какой-то не такой, понимаешь? И он меня ищет. Понимаешь?

Парень кивнул, не замечая, что очки съехали на бок.

– Снова это?

Полина вздохнула: