После обстоятельного разговора с Артуром Карина собралась ехать к Косолапу, но тот сам пожаловал к ней. Она уже открывала дверь, когда он появился. Именно в это время она увидела и Антона. Косолап поднимался к ней по лестнице, а он спускался вниз. Карина обомлела, глядя на него и забыв о Косолапе. Не человек он, этот Кастальский, а просто наваждение.
Косолап сам напомнил о себе. Подошел к ней, слегка коснулся талии, поцеловал в щеку. Антон ничуть не изменился в лице при виде их, но во взгляде промелькнула ироничная искра.
Уж не принимает ли он ее за проститутку?.. Эта мысль вспыхнула в сознании, краской заливая лицо. Но случилось это уже после того, как она закрыла дверь, впустив Косолапа в квартиру. Антон уже, наверное, вышел из подъезда. Но не станет же она бежать к окну, чтобы посмотреть на него? И не побежит за ним…
– Эй, Кара, ты чего? – помахал рукой перед ее лицом Косолап.
– Что – чего?
– Ты где?
– Здесь я… Я так понимаю, проблемы у тебя? – спросила она, силой воли успокаивая брожение в мыслях.
– Ну да, проблемы.
– Сухарь наехал?
– Сухарь.
– И что, ты согласен платить?
– Ну, пока не знаю… Сначала надо Сухаря этого пробить: кто он такой, с чем его едят.
– Хорошо, я решу этот вопрос.
– Ты решишь? – взбодрился Косолап.
Разведка – дело тонкое, не всякому она под силу. Может, и нет у него людей, способных пробить Сухаря, а Артуру с его командой это под силу. Он ведь и на подвойских ментов не побрезгует выйти, чтобы раздобыть информацию. Правда, на это уйдут последние деньги, но Карина ничего не будет просить у Косолапа, как-нибудь сама выкрутится. Зато потом, уже с новой для себя высоты, предъявит ему полный счет…
– Ну, если ты хочешь…
– А разве мы не одним делом занимаемся? – ловко повернул он.
– Одним, – не могла не согласиться Карина.
– Мы должны помогать друг другу.
– Не просто помогать, мы должны жить этим одним делом. И если какой-то Сухарь наехал на тебя, значит, он наехал и на меня. Наехал на Шаха – значит, тоже наехал на меня. Сухарь наехал на вас обоих – разве я могу оставаться в стороне?
– Да, но что ты можешь сделать?
– А что нужно?
– Ну, Сухаря пробить – этого мало.
– Если тебе нужны стволы, я могу решить эту проблему.
– Да, стволы мне нужны, – кивнул Косолап.
– Будут. Цену мы обговорим… Только я не думаю, что стволы тебе помогут. Я так понимаю, «стрелок» с Сухарем не будет. Он уже поставил вопрос, и теперь ему нужен ответ. Да – да, нет – нет… Если нет, тебя поставят на понятия без всяких «стрелок». Нож под ребро – и привет…
– Ну, это еще постараться надо, у меня охрана, – заметно занервничал Косолап.
– У блатных не только ножи, они с тобой из автомата решить могут. Подъедут и уложат со всей твоей охраной…
– А если мы их уложим?
– Мне нравится ход твоих мыслей, – хищно усмехнулась Карина.
– А мне как-то не очень, – пожал плечами Косолап. – Если за Сухарем стоят реально серьезные люди, то нас потом в покое не оставят…
– Понятно. И тебе страшно. И Шаху страшно. Лучше отстегивать тридцать процентов и жить спокойно, чем получать все, но бояться каждого шороха за спиной… Я вас понимаю. Только платить вы никому не должны.
– Ну, а если…
– Давай без «если»! – жестко оборвала Косолапа Карина. – Я пробью Сухаря, а потом мы будем решать, что нам всем делать. Если Сухарь – фуфло, пошлем его куда подальше, если нет – будем решать. И с ним решать, и вообще…
Косолап не стал задерживаться у нее. Карина проводила его в прихожую, но не сразу закрыла за ним дверь. Он спускался вниз, а навстречу ему кто-то поднимался. Что, если это Антон?..
И точно, это был он. Она стояла в дверях, а он поднимался по ступенькам с пакетом в руке и смотрел на нее с ироничной невозмутимостью.
– Чего смотришь? – обозленно спросила она.
– Во-первых, здравствуй, – небрежно улыбнулся он.
Все бы ничего, но Антон прошел мимо нее, лишь слегка замедлив ход. И собирался продолжить путь, не останавливаясь, что окончательно взбесило Карину.
– Стоять! – Она шагнула к нему и схватила за рукав.
– Стою. – Он пристально посмотрел ей в глаза, и в его взгляде не было раздраженности, но и приветливости в них она не увидела.
– Ты чего здесь ходишь?
– Я живу здесь. На пятом этаже.
– Один живешь?
– Нет, с мамой. А что?
– Не верю.
– Почему?
– Потому что скрипку не слышу.
Карина чувствовала себя неловко. Как ни крути, она сама навязывалась Антону, а иначе, как унижением, это не назовешь. Но она не привыкла унижаться, поэтому и появилось желание позлить его.
– Скрипку?
– Такой «ботаник», как ты, обязан играть на скрипке.
– Я «ботаник»? – как-то не очень обиделся он.
– А разве нет?
– Ну, если ты так думаешь…
– Хочешь со мной поговорить?
– Я?! С тобой?!.. Ну, мне вообще-то домой надо…
– Мамочка ждет? Сопли сынку утереть?
– Чего ты хочешь? – нахмурился Антон.
– Не хочу, чтобы со мной в подъезде «ботаник» жил.
– Ты можешь переехать.
– Да нет, лучше я тебя перевоспитаю…
Она вдруг схватила его за грудки, резко потянула на себя, разворачиваясь вокруг оси, и втолкнула парня в распахнутую дверь. Антон вместе с ковровой дорожкой проехался по скользкому линолеумному полу, но на ногах устоял, даже пакет из рук не выронил.
– И как это называется? – с легкой иронией спросил он.
– Похищение «ботаника», – усмехнулась Карина, закрывая за собой дверь.
– Ты начинаешь мне нравиться, – усмехнулся Антон и, оправив помятую рубашку, без приглашения зашел в гостиную, сел на диван, поставив пакет под ноги. – А так я тебе нравлюсь?
– Терпеть не могу «ботаников».
– Я не «ботаник».
– Кофе будешь?
– Мне домой нужно.
– Ну вот, а говоришь, что не «ботаник»…
– Хорошо, я сейчас приду. Я так понимаю, ты о чем-то хочешь со мной поговорить.
– Да, есть желание…
Антон ушел, а Карина, смеясь и высоко вскинув голову, отправилась на кухню. Поставила на стол бутылку коньяка, пару рюмок. И за сервелатом в холодильник полезла…
Антон вернулся минут через двадцать. К этому времени она и стол успела накрыть, и переодеться, и макияж освежить.
– Выпьем? – спросила она, показав на журнальный столик в гостиной, на котором стояла бутылка коньяка, а на тарелке лежала лимонная и колбасная нарезка.
– Ну-у…
– Не бойся, это бесплатно…
– Да нет, у меня есть деньги.
– Ты идиот? – улыбнулась Карина. – Юмора не понимаешь? Или ты реально думаешь, что я проститутка?
– Я так думаю? – удивился Антон.
– А разве нет? Что ты подумал обо мне там, в ресторане. Братва, девочки, пьянки, гулянки… Пьяная девочка подкатилась к тебе, да?
– Ну, не пьяная.
– И здесь к этой девочке ходят всякие, да?
– Ну да, видел двоих…
– Даже двоих? А их тут больше было. Шах был. Косолап был. Знаешь, кто это такие? – Карина подсела к Антону на диван, одной рукой игриво обняла его за плечи, другой – разлила коньяк по рюмкам.
– Зачем это мне знать? Я же «ботаник», – усмехнулся он. Но руку ее со своего плеча не снял.
– Да нет, не «ботаник» ты. Просто ботва. Есть братва, а есть ботва… В институте вас такому не учат?
– Нет, не учат.
– Ничего, жизнь научит…
– Ну да, жизнь – самый лучший учитель, – кивнул он. – С этим не поспоришь.
– Ты – ботва, я – братва. За это и выпьем.
– Ты – братва?
– Поселок у нас на две половины разбит. Шах держит одну половину, Косолап другую. А я держу их обоих.
– В смысле, держишь?
– Сегодня блатные на них наехали. Куда они пошли? Ко мне. Сначала один пришел поплакаться, потом другой…
– Блатные наехали?
– Тебе это знать необязательно, – осеклась Карина. – Тебя это не касается.
– Хочешь сказать, что братва обращается к тебе за советом?
– И за советом, и за ценными указаниями. Они мне подчиняются, – слегка преувеличила Карина.
– Если так, то ты самая крутая в поселке, – с сомнением посмотрел на нее Антон.
– Первый парень на деревне…
– Но ты же не парень.
– Ну почему же? Когда на пустырях махалась, парнем была. И когда таксистов строила…Ты помнишь урода, который на меня на станции наехал? Избила я его потом, очень сильно избила. А таксисты нам теперь платят. И таксисты, и торгаши на барахолке, и с «видюшников» копейка капает… Вот и скажи мне, кто я – баба или мужик?
– Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик, – сдавленно улыбнулся Антон.
– Вот-вот…
– Я даже не знаю, как мне быть, – озадачился он. – Если ты мужик, то я кто?
– Не забивайся. – Карина сама придумала эту игру, и раз уж Антон ее поддержал, то в самый раз распускать паруса. – Ты очень классный парень. И ты мне нравишься… Я еще никогда никого не добивалась сама. Всегда добивались меня. Не веришь?
– Верю, – не задумываясь, ответил он. – Ты красивая. Такие женщины нравятся мужчинам. Думаешь, почему я тогда, на станции, вступился за тебя?
– Э-э, ну да, ты вступился… А я послала тебя далеко-далеко. Невежливо… Извини.
– За что? За то, что послала?
– Да нет, за то, что веду себя как дура… Просто ты нравишься мне. Очень нравишься…
– Ты правда ведешь себя глупо, – совсем не оскорбительно улыбнулся Антон. – Но мне нравится, как ты себя ведешь. И сама ты мне нравишься… – И вдруг привлек ее к себе и поцеловал в губы.
Карина не смогла его оттолкнуть. Голова вдруг пошла кругом, как будто через этот поцелуй в кровь впитался сразу литр вина. Руки и ноги приятно онемели, нервы томительно завибрировали, низ живота налился волнительной тяжестью. Где-то внутри образовался горячий вакуум, который заполнить мог только Антон…
А он не торопился, распаляя в ней страсть. Руки у него ласковые, нежные и вместе с тем сильные, уверенные. Она готова была умереть в жарких объятиях Антона, если он вдруг остановится. Но он не останавливался. В момент кульминации из груди ее вырвался громкий протяжный стон. И плевать, если его услышит вся улица. Это совсем не стыдно – принимать в себя желанного мужчину. Единственного желанного мужчину. Другого больше не будет, Карина точно знала это…
Когда они сидели на кухне – Антон вдруг захотел есть, сам себе сделал омлет и сейчас с аппетитом уминал его, – Карина, с нежностью глядя на него, неожиданно произнесла:
– Зря ты это сделал.
– Что сделал? – не понял он.
– Совратил меня… Теперь ты обязан на мне жениться.
– Это интересно, – иронично усмехнулся Антон.
– Ты можешь бросить свою Аньку. Но меня бросить не можешь.
– Почему?
– Потому что я тебя убью.
– Ты это серьезно?
– Серьезней не бывает. Я тебя люблю. И требую к себе того же.
– Требуешь?
– Требую.
– Мужчину нельзя удержать силой, – покачал он головой.
– Можно. Если очень любишь, то можно… А ты что, собираешься от меня удрать?
– Ты же мафия, ты же из-под земли достанешь, – вроде бы в шутку, но с серьезным выражением лица ответил Антон.
– Достану.
– Спасибо.
– За что? – удивилась Карина.
– Пока еще не за что… Я сам хочу, чтобы кто-нибудь меня удержал. Надоело болтаться от берега к берегу… Знаешь, как в песне: «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». И со мной та же песня, в том смысле, что удержать меня не трудно…
– Ты сам удерживаться рад?
– Что-то в этом роде… Надеюсь, на цепь ты меня не посадишь?
– Нет… Ты правда останешься со мной?
– Ну, если ты настаиваешь…
– А если бы не настаивала?
– Ешь! – Антон провел вилкой над ее половиной сковородки.
– Сейчас, только докурю… Э-э, тебе дым не мешает? – спохватилась она.
– Мешает. Но я привык. В камере всегда так накурено, что хоть топор вешай.
– В камере? В какой камере?
– В тюремной, – как о чем-то само собой разумеющемся, ответил он.
– Ты что, сидел?
– Да, четыре года отмотал…
– За что?!
– За кражу. Хату выставил.
– Хату?!. Выставил?!. Ты что, серьезно?
– Абсолютно!
– Четыре года?.. За кражу?.. По тебе не скажешь… И татуировок у тебя нет…
– Татуировки «блатняк» выкалывает, а я просто вором был. Мне особые приметы не нужны.
– Вором был?
– Да, квартиры чистил.
– Зачем?
– Деньги нужны были.
– А институт? Это что, липа?
– Почему липа? Отсидел, поступил, осенью четвертый курс начну.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Я тебе не верю.
– Почему?
– Не выглядишь ты на двадцать шесть, намного моложе кажешься. А если ты сидел, то не можешь выглядеть моложе своих лет. Не похож ты на уголовника…
– А это каждый сам для себя решает, быть ему похожим на уголовника или нет. Я решил, что мне это не нужно. Я работаю тонко, мне уголовный антураж ни к чему.
– Ты работаешь?
– Да, иногда. Редко, но метко. Без жаргона и татуировок, – снисходительно улыбнулся Антон.
– А институт зачем?
– А что мне, по-твоему, по «малинам» шататься? Мне это неинтересно. Мне больше нормальная жизнь нравится.
– А блатным быть – это не нормально?
– Блатной блатному рознь. Есть люди, а есть «бакланы». «Бакланов» больше. Эти крыльями по жизни машут, а на выходе – одно дерьмо. Бывает, что и реальные люди ведут себя как «бакланы», но это их проблемы, меня они не касаются. Я живу как живу. С мамой живу, учусь, решаю проблемы с финансами.
– Точно с мамой живешь?
– Проблемы у нее со здоровьем. Лекарства дорогие нужны… Только не подумай, что я из-за этого воровать начал. Я тогда с отцом жил, с пацаном одним познакомился. Я в четырнадцать лет маленьким был, в любую форточку залезть мог. Сначала через форточки, потом все остальное… А в шестнадцать лет меня с поличным взяли. Следствие, суд, этап, все такое. Сначала «малолетка», потом на взрослую зону отправили… Вышел, вернулся домой, а отца уже нет, квартиру забрали. Мама к себе позвала… У нас с ней не все гладко было, но все-таки она мне мать… Вот и в институт поступил…
– С судимостью?
– Ну, если очень захотеть, то можно и с судимостью… Я ведь в школе отличником был. Меня даже за «ботаника» держали…
– Обижали?
– Нет. Не знаю почему, но я умею находить язык с людьми, – без всякого хвастовства сказал Антон.
– Верю… Не простой ты. С виду простой, а есть в тебе что-то такое… – Раз Антон затронул воровскую тему, Карина не могла удержаться от вопроса: – Ты Сухаря знаешь?
– Не знаю такого, – покачал головой Антон.
– Он за Подвойском «смотрит».
– Про Подвойск знаю, а про Сухаря – нет… Чего он хочет?
– «Общак» у него, хочет, чтобы мы туда отстегивали.
– «Общак» не у него, а у тех, кто его на Подвойск поставил… А может, и свой «общак» быть, если он сам себя на район поставил. Такое бывает. Тут главное – реальный авторитет. И еще смотреть надо, куда деньги уходят. Если на «обогрев» лагерей, тогда все правильно, если чисто на себя, то это уже крысятничество, за это убивают…
– А кто смотреть за этим будет?
– Ну, те, кто его на Подвойск поставил. Вряд ли он сам по себе. Хотя всякое может быть.
– Куда, говоришь, деньги уходят?
– На «обогрев» лагерных зон. Или просто на «грев».
– Ну да, – усмехнулась Карина.
– Зря ты улыбаешься, – с упреком посмотрел на нее Антон. – На самом деле все очень серьезно.
– Не верю я в доброту воров.
– Это не доброта, это инстинкт самосохранения. Если у воров не будет влияния в зонах, то и здесь, на воле, у них не будет власти. А власть на воле – это деньги. Большие деньги. Такой вот замкнутый круг. На воле деньги зарабатываются, чтобы удержать власть в зоне…
– А без денег никак?
– Что бы кто чего ни говорил, а реальная власть в зоне у ментов. Если ментов не подмазывать, они быстро воровскую вольницу свернут. И никакие бунты не помогут, потому что зэков на бунт без подогрева не поднять. Водка для этого нужна, наркота… Есть воры, которые могут поднять все на авторитете, но таких мало. В основном все на деньгах держится – ментов подмазать, себя потешить. Настоящий вор должен жить кучеряво, ну, в пределах закона. Воровского закона. Там все строго, но развернуться можно… Ну и мужиков иногда подкормить надо, чтобы с голоду не пухли. Бывает и такое, что пайку так срежут, что хоть зубы на полку. А еще мужикам подмазывать надо, чтобы они за воров план давали. Настоящему вору работать нельзя, а не всякий мужик за него пахать захочет… В общем, деньги на «обогрев» зоны нужны. Да и на воле деньги нужны, братву кормить надо. Опять же, если кого-то из своих закрыли, ему в зоне помогут. На те самые «шиши» и помогут, которые с вас хотят снять. И если вы отстегивать будете, вас тоже не забудут. Не думаю, что Сухарь «греть» вас будет, но на зоне, если вдруг попадетесь, отношение к вам нормальное будет. А то можно ведь и свинью подложить: объявят вас суками, и все, никакой жизни. Насчет женской зоны не знаю, а в мужской пацанов конкретно опустят…
– А кто на зону собирается?
– Так никто и не даст вам собраться. Придут, возьмут под белы рученьки, и привет… Или за вами нет никакой вины?
– Ну, вина, может, и есть, только у нас все схвачено.
– Да, знал я одного такого, – с мрачной иронией усмехнулся Антон. – Тоже так говорил, пока на десять лет не закрыли… Да я и сам в свое время думал, что со мной такого никогда не будет. Так в этом себя уверил, что страх потерял… От тюрьмы не зарекайся.
– Я не хочу в тюрьму.
– Тогда завязывай со своими делами.
– А если мне интересно заниматься своими делами? Если я не могу жить без риска?
– Я тебя понимаю, – кивнул Антон. – Сам люблю пощекотать нервы.
– Поэтому выставляешь хаты?
– Я все сказал. Больше ничего по этой теме не добавлю.
– И не надо ничего говорить. Если ты этим щекочешь себе нервы, пожалуйста. Но если кобелировать будешь…
– То что? – жестко глянул на Карину Антон.
Никогда он еще на нее так не смотрел. Но именно поэтому она не растаяла под его взглядом, как раз наоборот.
– Я понимаю, ты при делах, срок мотал, все такое. Только я на это не посмотрю. Изменишь мне – останешься без яиц, – сказала, как отрезала, она.
– А если ты мне изменишь?
– За это даже не беспокойся.
– Ты уверена?
– Абсолютно… Да и не с кем тебе изменять.
– А твой Шах? И этот, как его, Косолап…
– У вас «петухов» на зоне уважали?
– А сама как думаешь?
– Знаю, что нет… Если Шах «топтать» меня будет, он будет меня уважать как своего босса?
– Как женщину – да, а как босса… Не будет он тебя как босса воспринимать.
– Ну, я еще не совсем его босс… – замялась Карина. – Мне проблему с Сухарем решить надо. Если решу, все будет на мази, все, как я задумала…
– Что ты задумала?
О проекте
О подписке