Вызвать хозяйку мне помог лохматый двортерьер, который со звонким лаем выскочил из будки. Судя по его поведению, пес этот не злой, просто косточки ему после сна размять надо. И хвостом собака махала дружелюбно, будто радуясь мне.

Дверь открылась, и на крыльцо вышла благообразная старушка в белом платочке. Теплый солнечный день на улице, а на ней платье шерстяное. Возраст у женщины такой, когда кровь плохо греет, а старым костям тепло нужно. Это все понятно, но платье на ней не деревенское. Не новое уже, но недешевое. Возможно, с дочкиного плеча. Калоши на ногах, но не те, что продаются в сельпо. Под туфли калоши эти сделаны, даже шнуровка на них обозначена… В общем, стильная старушка. Она смотрела на меня настороженно, но с наползающей на губы добродушной улыбкой. Не видит она во мне опасного человека, не кажусь я ей подозрительным. Даже при том, что шишка на скуле раздулась, синевой налилась.

– Здравствуйте! – Я широко улыбнулся, приветствуя старушку.

Хотелось произвести благоприятное на нее впечатление, поэтому в сияние улыбки я вложил душу. Это нетрудно, если есть опыт. Четыре года в государственном сыске, еще три – в частном. До уровня Шерлока Холмса, может, я и не дорос, но на недостаток профессионализма не жалуюсь. И большинство клиентов тоже. Не скажу, что большинство это подавляющее, но тем не менее…

– Мне бы с Настей поговорить. Я так понимаю, вы ее мама?

– Да, я ее мама. Варвара Степановна меня зовут, – тонким звонким голоском сказала женщина.

Она открыла калитку, протянула мне руку, взяла под локоток и увлекла за собой во двор.

– А собака? – спохватился я.

– Не бойся, Игорь, она не кусается.

Игорь?! Старушка назвала меня Игорем. Значит, она приняла меня за кого-то другого. Я не заметил, чтобы она подслеповато щурилась – видимо, со зрением у нее все в порядке. Если так, то этого Игоря она и в глаза никогда не видела. Но знает о его существовании.

– Да я не боюсь.

Пес ткнулся носом в мою ногу, затем поднял голову, с особой собачьей теплотой глядя на меня. Чувствует, что хозяйка приняла меня за своего, и сам проникся ко мне. Не бойся, говорил его взгляд, я не укушу и на ногу не помочусь, не оставлю на джинсах мокрую метку.

Женщина провела меня в дом, посадила за круглый стол в светлой горнице, сама заняла место напротив, подложив под подбородок сцепленные в замок ладони. Добродушно смотрит, с теплой улыбкой и горячей надеждой.

– Насти-то пока нет. Но вот-вот будет, – с характерным для этих краев нажимом на «о» сказала она. – Ой, я сейчас чай поставлю!

Варвара Степановна поднялась со стула легко, как сорванная ветром пушинка. Я осмотрелся. Буфет старинный в горнице, трельяж из семидесятых годов, на древнем комоде стоит современный телевизор – небольшой, но плазменный. На окнах чистые занавески с вышитым узором, на трюмо и буфете салфетки из той же серии. Образа в «красном» углу, фотографии на стенах. Немолодой мужчина в солдатской пилотке и с буденновскими усами под крупным широким носом, рядом красивая девушка в платке с ясными, как у Варвары Степановны, глазами. Рядом фотография того же мужчины, но заснятого в гордом одиночестве. А гордость его подчеркивали награды на солдатской гимнастерке: два ордена Красной Звезды с одной стороны, а с другой – несколько медалей, в том числе и юбилейные. Видно, что фотография уже послевоенная, но еще тех времен, когда ветеранов юбилейными медалями не очень баловали. Ордена стопроцентно боевые, честно заслуженные в боях, и медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» тоже не военкоматом выданы. Хотя, конечно, бывает, что награда находит героя через время. А случается, что и не героя вовсе. Знал я одного такого ветерана – наград полная грудь, каждый год на юбилейный Парад Победы ездил, нам, школьникам рассказывал, как доблестно он воевал на фронтах войны. А однажды не пригласили его на парад, и это его не просто возмутило, а чертовски взбесило. Ну и накатал этот герой телегу на военкома. Стали разбираться, поднимать архивы, оказалось, что дедушка действительно ветераном войны оказался. Только не с той стороны воевал он, полицаем был. Особо не зверствовал, поэтому после войны всего десять лет лагерей получил. Отсидел, в родные края подаваться не стал, осел в нашем городе, украл у кого-то боевой орден, справил фальшивый документ, даже на учет в военный комиссариат как ветеран войны встал, юбилейные медали щедро получал. А на старости лет еще и обнаглел дальше некуда… Но, глядя на орденоносца с фотографии, я почему-то не сомневался в его героизме. Не было сомнений и насчет того, что рядом с ним находилась нынешняя Варвара Степановна.

Привлекла меня и другая фотография. Все тот же мужчина, но уже не с черными, а седыми, увядшими усами, рядом – уже немолодая Варвара Степановна, между ними совсем еще молодой Эдик Ремезов, который обнимал, прижимая к себе красивую девочку лет четырнадцати. Фотографию Ремезова я нашел в отделе кадров, а как выглядела Настя знал, только с чужих слов. Если она такая же красивая, как на этом старом снимке, то я пропал. Черные как смоль брови, большие глубокие глаза, волнующие черты лица. Мне говорили, что Настя просто симпатичная, но если это так, то ничего удивительного. Если девочка красива в четырнадцать лет – это совсем не значит, что она не подурнеет к двадцати годам.

Варвара Степановна подошла ко мне тихонько. Я не услышал ее шагов, но спиной почувствовал ее приближение.

– Андрей Николаевич наш статным был мужчиной, – вздохнула она. – Царствие ему небесное!

– Ушел?

– Ушел. Девять лет как ушел. И меня к себе зовет.

– Всех нас кто-то к себе зовет, – ради красного словца сказал я. – Тут, главное, не отзываться.

– А я вот отзываюсь. Дети выросли, внук есть. Все в этой жизни устроены, им от меня ничего не нужно. А если не нужно, то и меня здесь ничего не держит.

– А внука нянчить кто будет?

– Да он уже большой, десять лет ему. И с матерью он живет… Но если вдруг тебе, Игорь, Славик будет в тягость, я его к себе заберу, – расстроилась и вместе с тем обрадовалась старушка.

Не понравилось ей, что ее внук может быть в тягость какому-то там Игорю, но, с другой стороны, ей хотелось ощущать хоть какую-то нужность. Только вот радость ее как-то уж очень тускло прозвучала.

– А почему внук один? – уклоняясь от скользкой темы, спросил я. – Детей у вас много, а внук один?

– Детей двое, больше бог не дал… – вздохнула женщина и набожно перекрестилась на образ. – И то поздно дал, мне почти тридцать-то было, когда Эдик появился… У Эдика детей нет, у Насти только один сын. Может, вы меня с ней порадуете? – с надеждой спросила она.

– В смысле ребенка сделать?.. А почему ваш Эдик стараться не хочет?

– Ну, он, может, и старается, – с горечью, как мне показалось, усмехнулась она. – Да только ничего не получается. Богом ему не дано детей иметь.

– Почему?

– Потому что… Потому что потому, – ушла от ответа Варвара Степановна.

Есть масса причин, из-за которых мужчина может стать бесплодным. Тут и свинка с осложнениями, и заболевание щитовидной железы, еще и отморозить можно… Всего и не перечислишь. Да меня и не волновало, отчего Ремезов не мог иметь детей.

– А может, в жене дело? – спросил я.

Три с половиной года назад Ремезов не был женат, но время идет, семейный статус меняется. И мне бы хотелось знать, насколько у него жизнь в этом плане изменилась.

– В жене дело?.. Да, в жене… Любит он ее очень. Ни с кем больше не хочет… Ну да ладно…

Я озадаченно поскреб пальцами подернутую щетиной щеку. И Ремезов, получается, бесплоден, и его жена. Такое тоже, наверное, бывает. Но почему тогда Варвара Степановна сожалеет о том, что ее сын не может нагулять ребенка на стороне?.. Или не сожалеет она? Может, напротив, гордится тем, что Эдик такой порядочный мужчина, что не изменяет жене. В отличие от некоторых. Но если гордится, почему так безрадостно? Или просто тоска по неродившимся внукам сожрала радость?

– Главное, чтобы у тебя, Игорь, все было в порядке, – проникновенно посмотрела на меня женщина. – Нам внуки нужны… А если Славик тебе в тягость, так он у меня пожить может…

– А почему он должен быть мне в тягость? Что, были инциденты?

– Это ты о чем, Игорь? – непонимающе глянула на меня Варвара Степановна.

– Ну, может, был у Насти муж, которому Славик был в тягость?

– Был-то у Насти муж. И Славик не мог быть ему в тягость. Потому что погиб он еще до его рождения. На мотоцикле разбился…

– Так это первый муж.

– А больше у нее мужей не было.

– Что, и ни с кем больше она не встречалась?

– Ну, может, и встречалась, я не знаю, – смутилась старушка.

Знала она все, просто дочь выдавать не стала.

– А из Кирова она одна приехала?

– Из Кирова-то?.. С Эдиком они приехали…

– Ну, Эдик ее брат. А меня ее парень интересует. Она должна была с парнем сюда приехать. Альберт его зовут…

– Альберт?! – всполошилась вдруг женщина.

Где-то в глубинах сознания у меня вспыхнул ярко-красный огонек. Собака Павлова реагировала на условный сигнал, так и внутри у меня вздыбился охотничий пес. А сигнал ему подал я сам. Потому что уловил сильное волнение в поведении женщины. Определенно, имя Альберт ей было знакомо. Что ж, теперь моего сыскного зверя не остановить.

– Да, его звали Альберт, – кивнул я, пристально глядя на нее.

– Не знаю такого, – соврала Варвара Степановна.

– Точно не знаете?

– Не знаю!

– А если хорошо подумать?

– Не знаю я ничего. – Женщина смущенно отвела взгляд в сторону.

Не умела она врать, потому и выдала себя с головой.

– А мне кажется, что знаете.

Я достал из висящей у меня на боку борсетки фотографию Альберта, показал ее женщине. Она глянула на нее, внутренне съежилась и отвела в сторону взгляд.

Таких парней, как Альберт, называют смазливыми. Правильные черты лица, пышные смоляные волосы, пронзительный взгляд, но ему не хватало мужественности, чтобы назвать его красивым. Женоподобным его не назовешь, но все-таки была в нем противоестественная для мужчины нежность, и еще эта капризная линия рта очень портила его как представителя сильного пола. И взгляд какой-то жидковатый… Да и характер у него истеричный, немужской, если судить по словам родителей. Потому и привередничал он перед ними… А потом еще и отомстил, сбежав с Настей. Мог бы и весточку хоть какую-то подать, так нет, зарылся как крот в землю… Или зарыли?..

– Узнаете? – спросил я.

– Нет, не узнаю, – нервно мотнула она головой.

– Точно не узнаете?

В это время за окном послышался веселый лай, Варвара Степановна почуяла гостя, бодро кинулась к двери, радуясь тому, что случай избавил ее от необходимости отвечать на неудобный вопрос.