Конечно же, она знала про этот комбинат. Отец опутал своей паутиной весь город: все финансовые операции только через «Алтанай-Банк». Кто не согласен обслуживаться у него, тому черная метка. Химкомбинат раньше работал с банком «Гармония», от которого сейчас остались одни объедки. Новый собственник переключил предприятие на московский банк, там у них, на комбинате, свой расчетно-кассовый отдел, своя кухня. Отец предложил свои услуги, но получил отказ. Объяснение простое – московский банк инвестирует, кредитует, поэтому связи с ним рвать никак нельзя. Отец не дурак, он все понял и вошел в положение. Более того, он предложил кредит на хороших условиях. Новый хозяин отказался, но на заметку предложение взял… Нет, отец не оставит в покое этот комбинат. Рано или поздно он поставит его в зависимость от себя. Пока он высматривает, поджидает, как паук в паутине. А Жанна, конечно же, в курсе. Она уже добилась того, чтобы первый человек в городе не мог обходиться без нее. Потому и обидно чувствовать себя брошенной лохушкой.

– Я же сказал, следи за словами! – вспылил Олег.

– Твоя фамилия Шустов. И твой отец – основной акционер Горновского химкомбината.

– Ты откуда знаешь? – напрягся он, высматривая в ней подвох.

Действительно, вдруг Жанна подсадная утка или просто приманка для ловли на живца.

– Ну кто ж не знает, как ты поселковую девочку обесчестил? – усмехнулась Жанна.

И эту историю она знала. Как знала и о том, что Шустов прокатил и Захара с его предложением. Захар, конечно же, так просто это дело не оставит, и отец ждет, чем все закончится.

– Ты кто такая? – Олег взбесился, рванул к ней.

И руку вытянул, чтобы схватить ее за горло. Но Жанна встретила его четко поставленным ударом в пах, и парень скорчился от боли.

– Ты и часа не проживешь, если тронешь меня хотя бы пальцем.

Она знала, куда бить, если Олег снова дернется в ее сторону. Поэтому и угроза прозвучала уверенно.

– Ты кто такая? – с трудом разгибаясь, спросил он.

– Мой отец сделал вам предложение, от которого нельзя было отказываться.

– Твой отец?

– Ставцов Геннадий Лукьянович, председатель правления «Алтанай-Банк».

– Хочешь сказать, что мы встретились не случайно? – Шустов хватанул ртом воздух, чтобы восстановить дыхательный ритм.

В ответ Жанна рассмеялась:

– Ты идиот?.. Чтобы я подставлялась из-за какого-то вшивого комбината?!

– Но если ты дочь Ставцова… Я не верю в совпадения…

– Это ты появился в магазине после меня, – сказала она, размышляя вслух.

– Я?! Хочешь сказать, что это я нарочно тебя… с тобой познакомился… А зачем? Какая мне выгода?.. Да и не знал я, что у Ставцова есть взрослая дочь! – мотнул головой Шустов.

– Взрослая и красивая дочь… – жестко глянула на него Жанна. – Ты не сказал, что я красивая… Ты отфутболил меня, как какую-то дешевку… Ты подлец, и ты оскорбил меня…

Жанна взяла сумочку, направилась к выходу.

– Погоди! – Олег попытался взять ее под руку, но нарвался на удар – локтем в «солнышко».

И его накачанный пресс не смог его выручить. Пополам он не сложился, но отскочил о Жанны как ужаленный. И, пытаясь восстановить дыхание, приложил к груди ладони.

Жанна повернулась к нему и глянула, как будто пощечину влепила.

– Если вдруг кто-нибудь узнает, что мы с тобой были, заказывай себе памятник. И надпись: «Он умер молодым».

Жанна снисходительно усмехнулась. Так уж и быть, она пришлет от себя венок на похороны.

* * *

Пришла беда – подставляй ворота. Сначала комбинат дал зубодробительную ответку, затем наехали менты. И все из-за тети Тони. Дорофей подъехал к ней, она передала ему деньги, и тут вдруг раз, и пара стальных браслетов на руках.

– По вымогательству вопросов нет, – со скучающим видом сказал опер, младший лейтенант старшего возраста. – А по гражданке Шляховой есть. Кто-то угрожал изнасиловать ее по второму разу.

– Заявление есть? – угрюмо спросил Дорофей.

– Есть. От гражданки Герасовой. И взяли тебя с поличным. Попал ты, Дорофеев. Как там в песне поется? «Дорога дальняя, казенный дом».

– Может, договоримся? – Дорофей потер собранными в щепотку пальцами.

– Нет. – Опер опустил голову, как будто для того, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Почему?

– Да есть подозрения на твой счет. Возможно, тебе предъявят обвинения в терроризме.

– В чем?

– Ну, это не моя епархия, это в городе тобой будут заниматься…

– Какой терроризм? Что за дичь, начальник?

– Путепровод на тридцать восьмом километре разрезали. Вдруг твоя работа?

– Какая работа? Авария там была!

– Ну вот, про аварию знаешь.

– А кто не знает? Я что, к вам сюда с луны свалился? Или я на Марсе живу?

– Это не ко мне, это к следователю… Отдыхай пока.

Лейтенант сам лично сопроводил Дорофея в камеру для временно задержанных. Своего изолятора в участке не было, а статья у него серьезная, поэтому завтра – этап в город. И дорога дальняя будет, и казенный дом.

Дорофей лег на жесткую скамью, забросил руку за голову. Одно утешает – статья у него реально серьезная. А если еще ему и диверсию на газопроводе пришьют, братва в зоне реально его зауважает. И все забудут о его прошлой статье. В конце концов, его же не продырявили…

Не хотелось, конечно, уходить на этап, но жизнь – она штука подлая, и раз уж она подставила подножку, нужно падать правильно, так, чтобы не сломать себе шею. А зоновскую жизнь Дорофей знает, ему не привыкать. Тем более что в этот раз он будет жить в куда более комфортных условиях…

Успокаивая себя, он не заметил, как заснул. А разбудил его скрип открываемой двери.

– Дорофеев, на выход! – Сержант провел дубинкой по прутьям решетки.

Дорофей думал, что его снова поведут на допрос, но ему вернули вещи под подпись и выставили за порог.

Дорофей вышел на улицу, полной грудью вдохнул воздух свободы. И задал себе вопрос: что же случилось? Кто сотворил чудо? Пацаны? Может, они наехали на тетю Тоню и она забрала заявление? Но тогда где пацаны, почему никто не встречает?

Деньги у него были, да и без них найдутся желающие подбросить его к дому. Он вышел на дорогу, и возле него остановился не первой молодости «БМВ» темно-серого цвета. Опустилось правое переднее стекло, и Дорофей увидел бритоголового типа с мощной, как у быка, шеей. Он кивком показал на заднее сиденье.

– Садись!

– Да ладно… – Дорофей подался назад.

Но наткнулся на стену. Странно, позади ничего не должно было быть. Он обернулся и увидел еще одного амбала. Он стоял у него на пути как скальная глыба, и тело у него твердое как камень. Отсюда и ощущение стены.

– Садись!

Дорофей кивнул, открыл заднюю дверь и увидел парня менее внушительного телосложения и более располагающей внешности. Но металлический блеск в его глазах не позволял расслабиться.

– Ты же здесь в авторитете, – кивком показав за окно, с кривой усмешкой сказал парень. – А ведешь себя, как будто в штаны наделал. Присаживайся.

Дорофей с опаской подсел к нему.

– Дверь закрывай. Или очко играет?

Дорофей закрыл дверь, повернулся к парню и посмотрел ему в лицо, давая понять, что ничуть не боится его.

– Какой-то ты шугливый, Дорофей… Или осторожный?

– Осторожный.

– Ну, если трубу взломать не побоялся…

– Трубу?! На тридцать восьмом километре?!

– Не побоялся же.

– Да это не я!

– А менты на тебя думают.

– Нет у них доказательств.

– Но ведь думают… И народ думает… Может, потому Герасова и заявление забрала. Если ты в газопровод врезался, то ты и в нее врежешься…

– Кто вы такие?

– Твоя крыша.

– Кто?!

– Ты крутой, а мы еще круче. Поэтому можем делать тебе крышу. И помогать тебе во всем. С Герасовой поговорили, начальнику вашему занесли… Говорят, ты уже всех тут, в поселке, построил?

– Ну, есть движение, – не удержался от бахвальства Дорофей.

– Вот и хорошо, двигайся дальше… Сколько ты там с комбината собирался снимать?

– Я собирался снимать?.. Нисколько!

Дорофей вспомнил, как всю ночь и все утро полз по лесу к дороге. Змеей извивался, связанный по руками и ногам, но полз. Причем на животе, с выжженной в нем язвой. Но это страшное прошлое в любой момент могло стать таким же кошмарным настоящим. Если он имеет дело с теми же самыми людьми, которые устроили бойню в шашлычной. Может, они устроили ему проверку на вшивость?

– Это ты хитро придумал, через телку снимать, – одобрительно кивнул парень. – Ты этот козырь не выбрасывай, пусть будет. Шустов местную девчонку обидел, он должен ответить за свой кобелиный беспредел…

– Я не знаю, кто ты такой.

– Зови меня Хруст. Я из города. И мы против Москвы, которая пытается установить здесь порядок.

– А если ты за Москву?

– Ты будешь делать то, что я скажу, – жестко отрезал Хруст. – Или тебя снова закроют. А в Алтанайском СИЗО узнают, как тебя в зоне петушили…

– Не петушили! – встрепенулся Дорофей.

От сильной встряски в душе, казалось, перевернулся ушат с ледяной водой.

– Не важно, что было, важно, как скажут уважаемые люди.

– Не было ничего!..

– Знаю, что не было. Иначе бы мы на тебя не поставили. А мы даем тебе шанс выбиться в люди. И взять комбинат под свой контроль… Думаю, пятьдесят штук в месяц будет мало. Проси двести!

– А они потянут?

– Все зависит от того, захотят они тянуть или нет. Если ты будешь вести себя как король, они захотят, если нет… Ну ты понял.

– Ну, я-то могу как король…

– Вот и хорошо. Только давай договоримся, что каждый свой шаг ты будешь обсасывать с нами. Чтобы не сосать потом чужую лапу… Ты меня понял?

Дорофей кивнул. Да, он понял, что ввязывается в какую-то большую игру против комбината. В игру, где для него, возможно, отведена роль жертвенной пешки. Но вдруг ему повезет? Вдруг его пешка сможет стать ферзем? Вот тогда он заживет!..

* * *

Рабочий день закончился, пора на отдых. Дорога тянулась, петляя, через горы, вдоль русла бурной реки. Пейзаж за окном чудный, но на душе неспокойно. Олег помнил, как однажды уже попал в засаду на этом пути. С ним сейчас куда более солидная охрана – шесть человек, все с оружием. Да у него у самого пистолет, если вдруг что, будет отстреливаться.

А «если вдруг» может приключиться в любой момент. Алтанайск с его окрестностями – проклятое место. Куда ни кинь, всюду клин. С Любой кинул, нарвался на отморозков, думал с Жанной поразвлечься, а она сама оказалась бабой с яйцами. Характер у нее – жесть, а как бьет… И зачем он только ляпнул про первую и последнюю ночь?..

Если Жанна действительно дочь Ставцова, то с ней лучше не шутить. Олег никому не сказал, с кем именно провел ночь в гостинице, но запрос на Жанну сделал. И получил ответ.

Жанна действительно дочь своего отца, криминально-авторитетного банкира по кличке Ставр. И баба она бывалая. Когда отец лежал в больнице с простреленной головой, она вела его дела. На пару со своим ныне покойным мужем. Да и сейчас она участвует в делах отца не менее активно.

И еще у нее вздорный характер. Ставру не раз приходилось вытаскивать дочь из милиции, куда она попадала за драку. Олега эта информация ничуть не удивила. Жанна действительно непростая штучка. Хотя и подала себя как женщина, не обремененная высокой моралью. И в постель к малознакомому парню она легла без страха и упрека, как будто каждый день этим занималась. Но вряд ли это для нее привычное дело. Во всяком случае, она не хотела, чтобы ее узнали в гостинице, поэтому и надела парик. И Олегу сделала предупреждение, чтобы ни одна душа не прознала. А легла с ним только потому, что он неместный… И зачем он только сказал про первую и последнюю ночь? Она же собиралась бросить его, а он взял да ляпнул. А женская обида – как пчелиное жало. Все уже забудется, сама история со своим полосатым брюшком издохнет, как та пчела, а жало, если прикоснешься, ужалит… А еще женская обида может быть змеей, которая сама подкрадывается к жертве и жалит насмерть.

– Приехали!

Машина остановилась возле дома. Родик остался в машине, а Савелий вышел. К нему присоединились бойцы из второй машины, они втроем зашли в дом. Еще двое остались возле «Мерседеса», стоят, озираются. Вдруг какая-то опасность.

Олег закрыл глаза. Так вдруг захотелось вернуться домой, к маме. В Москве тоже опасно, но там угрожают отцу, а здесь ему лично. Это и Захар, и Жанна… Есть еще и Дорофей, но этот вроде бы уже за решеткой. Савелий все организовал.

Олег через окно увидел, как из дома выводят Любу. Она что-то говорила, всхлипывая, но Савелий ее не слушал. Он показывал ей на ворота. Любы просто не должно было быть здесь. Но ведь она появилась. И это неспроста.

Олег вышел из машины, направился к ней. Люба бросилась к нему с таким видом, как будто увидала любимого после долгой разлуки.

– Олег!

Она даже попыталась броситься ему на шею, но ее поймали, удержали.

– Олег, скажи им! – вырываясь, капризно потребовала Люба.

– Что ты здесь делаешь? – холодно спросил он.

И Люба оцепенело застыла, потрясенно глядя на него. Она, казалось, не верила своим ушам. Неужели она действительно думала, что Олег распахнет перед ней объятия? Или это часть какой-то игры?

– Они сказали, что ты должен им какие-то алименты за меня, – хныкающим голосом сказала она.

– Кто сказал? – глянув на Савелия, спросил Олег.

– Ну, Дорофей… Он сказал, или ты женишься на мне, или будешь выплачивать двести тысяч долларов в месяц.

– Когда он это сказал? – спросил Савелий.

– Ну, сегодня… Пришел к нам, сказал…

– А разве его не закрыли? – спросил Олег.

Интересное дело, сначала Дорофей запросил пятьдесят штук, теперь вот ему нужно двести. Он что, с ума сошел?.. Или это просто игра на публику? Может, он просто хотел блеснуть перед Любой своей крутостью… Но в любом случае с ним нужно решать. Иначе он Олега в покое не оставит.

– Разберемся.

– Не надо разбираться! – просияла Люба, влюбленно глядя на Олега. – И платить ничего не надо!.. Ты просто женишься на мне, и все?

– Всего-то? – возмущенно протянул он, оторопев от такой наглости.

– А что? – Люба обиженно захлопала глазами. – Я буду хорошей женой!.. Лучше меня ты никого не найдешь!

– А я что, жену себе ищу?

– Жену не ищут! Любовь сама находит! – парировала она.

– Какая еще, на фиг, любовь?

– Я Любовь! Люба-Любовь!.. Ты со мной спал, значит, я твоя Любовь!

– Иди ты знаешь куда!.. – не выдержал Олег. И широким нервным шагом направился к дому.

– Я ее отвезу, – сказал Савелий.

– Дорофею верни. И с процентами.

– Будут проценты. Я организую.

Савелий забрал с собой всех своих бойцов, даже Родика прихватил. Олег остался в доме один. Снял пистолет с предохранителя, передернул затвор. На охрану у ворот он не надеялся. Вроде бы там и свои люди, но Любу они пропустили.

Время шло, напряжение нарастало. Когда стемнело, Олег свет включать не стал. Дом был окружен забором, но через него не трудно было перемахнуть. Олег переходил от окна к окну, наблюдая за подступами к забору.

Время шло, ничего не происходило, но напряжение только усилилось. А в половине двенадцатого позвонил Родик. Из больницы. Оказывается, они нарвались на засаду. В них не стреляли, но избили жестоко – битами, арматурой, кастетами. Савелию досталось больше всего: ему проломили голову, и он находился при смерти.

Олег понимал, что засаду могли устроить и на него, поэтому в больницу он не поехал. Он позвонил Кадомцеву, тот организовал людей из службы безопасности комбината. Но подъехали они поздно, под утро. Впрочем, Олег не мог нормально спать и под их присмотром. Стоило ему закрыть глаза, как через забор к нему начинали лезть головорезы Дорофея. С битами, арматурой, кастетами…

На завод он приехал с головной болью. И первым же делом позвонил отцу. Или он высылает очередную группу поддержки, или Олег возвращается в Москву. Он не собирался капитулировать перед местными отморозками, но и голову свою на больничную подушку класть не хотел.