Глава 4

Жизнь – это дорога. Множество дорог. Одна дорога ведет тупо вперед по времени – ровно, по прямой. Есть дорога, по которой карабкаешься вверх – этапы взросления и становления, карьерная лестница, социальный лифт, все такое прочее. Есть дороги, которые ведут в Рим – через Урюпинск, Москву, Париж и другие закоулки. Это дороги в географическом смысле – маршруты движения, пути сообщения, способ для перемещения в пространстве людей и вещей, с ними связанных. Если так рассуждать, то тюрьма – это вовсе не жизненный тупик. Передвижение во времени здесь есть – завтрак, обед, ужин, понедельник, вторник, апрель, май, одиннадцатый год, двенадцатый… Перемещение в пространстве ограниченное, но все-таки существует – прогулки, этап, начиная от перевода из одной камеры в другую и заканчивая «столыпинским» вагоном в зону… Но все-таки тюрьма – это тупик. Особенно, если нет продвижения вверх – от худшей доли к лучшей, от одного статуса к другому. И еще здесь должна быть связь с волей, должна быть дорога, по которой гонят «коней», а точнее, воровскую почту. Именно такой дороги в триста четырнадцатой камере и не было, отчего ощущение жизненного тупика усиливалось.

Окна задраены наглухо, веревку из одной камеры в другую не перебросишь, «дорогу» не натянешь, «коня» по ней не пустишь. Для того администрация и провела в камеру вентиляцию, чтобы не было таких вот информационных «сквозняков». Был еще способ передачи информации – перестукивание через батарею парового отопления. Лукомор знал такую азбуку из двадцати восьми букв, умел туковать, но поймут ли его в соседней камере? Не те сейчас времена, обмельчал народ. Даже через «очко» к людям не докричишься. А был такой способ – сливалась вода в унитазе, и через гулкую пустоту в нем налаживался разговор.

И времена меняются, и нравы. Сейчас в ходу мобильные телефоны. Вынул из-под матраса, набрал номер, и ты – король. А если все так просто, зачем гонять «коней» и туковать?.. Но непросто все. Администрация подложила братве свинью, заглушила сигнал сотовой связи. Завезли аппаратуру, пару лет настраивали, доводили до ума, а в начале одиннадцатого года врубили систему на полную мощь, и мобильники превратились в бесполезную игрушку. В принципе все правильно: в некоторых случаях всего лишь один звонок на волю мог развалить уголовное дело.

Лукомор тоже пытался развалить свое дело, но пока ничего не получается. Менты взяли его в оборот крепко. И кочегар, который сжигал тело Кристины, не отказывается от своих показаний, и Штрих во всем признался – под роспись в протоколе. А признание, как известно, королева доказательств. И эта королева плотно села Лукомору на шею, руками давит на горло, ногами – на грудь. Королева. Царевна‑лягушка. Жаба…

Менты знают свое дело – Демона и Штриха держат в одном изоляторе, а Лукомора в другом. И связи с внешним миром его лишили. Вернее, пытаются лишить… Связь с братвой Дмитрий Андреевич поддерживал через своего адвоката, которого ни по каким законам нельзя лишить посещений.

А Миша Солодкий еще тот живчик, без мыла в любую щель. Молодой, но ранний. Худощавый, узколицый, нос такой острый, хоть консервы открывай. Лукомору известен был такой тип людей – хитрых, юрких, пронырливых. У таких пройдох взгляд обычно скользкий, бегающий, но Миша знает о своих недостатках и работает над собой. Взгляд у него спокойный, прямой, и суеты в нем нет, речь хорошо поставлена, голос ровный, выдержанный, но Лукомор чувствовал нервные вибрации у него в душе.

Миша первый предупредил его об опасности, это ему в плюс. Но он еще должен был вытащить его отсюда – хотя бы под залог, но у него ничего не получается. Дело на контроле у большого московского начальства, приняты все меры к сдерживанию Лукомора. Все возможные меры…

Миша крутится, барахтается, но воз и поныне за решеткой. Отсюда чувство вины и беспокойство.

И сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и пытался держаться бодрячком.

– У Пекаря был? – спросил Лукомор.

Илья Семенович Пекарев заведовал его финансовыми делами. Как финансист, он мужик не особо талантливый, звезд с неба не хватал, зато Дмитрий Андреевич не сомневался в его преданности. Почти не сомневался…

– Да, конечно! – кивнул Миша. – Привет вам передавал!

– Привет?

– Сказал, что волна пошла на спад. Сами знаете, как на ваш бизнес набросились…

Лукомор кивнул. Набросились, это верно. Как шакалы, со всех сторон набросились. Сам городской глава отмашку дал, и понеслась – проверка за проверкой, штрафы за штрафами. Магазины трогать не стали, все-таки социально значимые объекты, а ночной клуб и рестораны временно закрыли. И автосервисам досталось… Но если волна пошла на спад, значит, не все так плохо, как могло быть. Во всяком случае, хотелось на это надеяться.

Пекарь отстегнул Мише, оплатил его работу. Солодкий не один в этом деле, он во главе процесса, который нуждается в хорошей смазке. Выжимка из вечнозеленых купюр – самое то.

Много денег ушло и на силовое решение проблемы. С нужным человеком Лукомор связался еще в изоляторе временного содержания, в общих фразах объяснил, что нужно делать, но не сказал, кого именно нужно убрать. С человеком Ипатия встречался Миша, он растолковал ему всю суть, дал понять, от кого зависит решение проблемы. Ипатий все понял, назвал сумму, Миша привез деньги. Ипатий – человек старой закалки, если он сказал, то сделает. Уж точно постарается сделать.

А что именно он собирался сделать, Миша мог только догадываться. Ипатий не дурак, чтобы доверяться ему. Он сам сделал выводы, назначил цену, а за что именно, не сказал. Миша и не выпытывал: нет у него желания отвечать за соучастие в заказном убийстве… Все это хорошо, но вдруг Ипатий сам не так все понял? А может, он собирался кинуть Лукомора? Деньги взял, а с Демоном и Штрихом решать не собирался? И такое возможно… Время нынче такое, эпоха больших кидков. И малых тоже…

– У тебя все нормально? – невесело спросил Дмитрий Андреевич.

– Ну, относительно… Вас вот пока вытащить не могу. Сами знаете, не моя это вина.

– Контора пишет?

– Моя – да… Вот, пытаемся доказать, что Полосков дал показания под давлением следствия…

Лукомор махнул рукой, осаживая Мишу. Он сам знал, в какой ситуации находился, и не надо ему сыпать соль на рану. Тем более не так уж и важно, как работают его адвокаты, сейчас важен результат.

– Кто еще что пишет?

– Ну, я хотел сказать… – встрепенулся Солодкий и, открыв папку, достал лист бумаги, вывел на нем имя и показал его Лукомору: «Ипатий». – Ваш друг звонил…

Лукомор затаил дыхание, но радостное предчувствие душу не захлестывало. Если бы Ипатий решил проблему, Миша бы сообщил сразу. Он же не дурак, все понимает… А Миша оттягивал неприятный для него момент. До последнего оттягивал.

– Сообщение сюда, к вам должно поступить.

Солодкий снова взялся за ручку и к первому имени добавил второе – «Чапель». Лукомор похолодел. Откуда эта сволочь выплыла?

– Сообщение?

– Ваш друг сказал, что у вас могут быть проблемы.

– Из-за сообщения?

– Ну да… Что там да как, я не знаю…

Миша смотрел на него прямо, честными глазами, но Лукомор ему не поверил.

– И что делать?

Солодкий написал еще одно имя и прибавил к нему трехциферное обозначение, дорисовав к нему решетку. Камера номер двести шестнадцать?..

– Сюда вам надо, к нему, – провел пальцем под именем Миша. – Или пан, или пропал.

Речь шла о Муртазе, который «смотрел» за тюрьмой. Парень он молодой, тридцати еще нет, но уже в законе. До власти пацан дорвался, получил под свой присмотр тюрьму со следственным изолятором в одном флаконе. Дела у молодого вора идут не важно, администрация развернуться ему вроде бы не дает, держит его в «черном теле», но человек старается. Маляву Лукомору заслал, дал понять, что знает о прибытии законного вора. Знает и даже хочет встретиться с ним… Но пока дальше намерений дело не идет…

И Лукомор не искал встречи с Муртазом. Зачем? Ему даже со своей камерой разбираться неохота. Кислый там по-прежнему за «смотрящего», а Лукомор у него вроде почетного гостя. Вроде короля в изгнании, которому принимающая сторона обязана оказывать почет и уважение. Видимость есть, но всерьез его никто не воспринимает. Кислый бы перекрестился на радостях, исчезни Лукомор.

Он бы мог скинуть Кислого с его места, и намерения такие были, но не хватало толчка, чтобы сдвинуть вагон желания в сторону осуществления. Апатия давила на Лукомора, высасывая из него жизненную энергию.

Но теперь все изменится. Сама жизнь заставит его крутиться. Чапель вор старый, злопамятный, на первых ролях в своем клане. Он – славянский вор, а Муртаз представлял грузинскую воровскую общину, там свои течения, но вражды между ними не было. Если между ворами нет войны, они всегда могут договориться друг с другом. Тот же Лукомор знался как со славянами, так и с кавказцами, со всеми у него были нормальные отношения, поэтому никто и не дергает его за корону. Да и Чапель с Беловиком не цеплялись к нему. Тихо все было… Тем более три года назад Беловик загнулся от передоза, остался только Чапель, будь он неладен.

А сейчас вот могла закрутиться карусель.

Надо было договариваться с Чапелем. Лукомор мог встретиться с ним на нейтральной территории, помянуть старое добрым словом, выкурить трубку мира, зарыть топор войны. Но Чапель предпочитал его не замечать, а Лукомор даже слышать о нем не хотел. Как вспыхнул конфликт – еще в прошлом тысячелетии, – так и тлеет до сих пор…

Не так давно Лукомор был под следствием, какое-то время провел в общей камере изолятора, и ничего, нормально все прошло – никто ему не предъявил. Но тогда он был в силе, за него могли очень жестко спросить, а сейчас ситуация иная. Менты расшатали почву под ногами, разогнали его пацанов – кого-то «приняли», кто-то сам под лавку забился. И еще Фраер давит. Возможно, этот гад и спровоцировал обострение конфликта с Чапелем. Вынюхал момент и подложил под него бомбу. Похоже, фитиль уже зажжен, Ипатий просто так бить тревогу не станет…

А ведь надо было послушаться Ипатия. Он говорил, что нужно замириться с Чапелем. Говорил, а Лукомор его не слушал. И теперь это может ему выйти боком…

– Все?

– Ну, вроде да, – развел руками Солодкий.

Помещение могло прослушиваться, поэтому он не озвучивал имена, а писал их на бумаге и говорил на эзоповом языке. Но Лукомор все понимал. Мише ничего не ясно, а он уже знал, какая беда над ним нависла.

Чапель заслал маляву в следственный изолятор – Муртаз ее получил. Теперь для «смотрящего» Лукомор – самозваный вор, а раз так, его нужно показательно покарать. Но пока еще не поздно, Лукомор мог напроситься на разговор с Муртазом, объяснить ситуацию. Пусть «смотрящий» отпишет ворам, которые не признали постановление Чапеля и Беловика, пусть они дадут ответ. А воры уважаемые, там и русские, и грузины…

Был в начале девяностых годов неприятный момент для воровского мира. Чеченцы внаглую и широким фронтом подминали под себя Москву. Грузинские «законники» пытались объяснить, что дела нужно решать миром, но чеченцы даже слушать их не желали. Славянские воры тоже отступили под натиском «чехов». В Москве тогда начался настоящий беспредел – чеченцы подмяли под себя практически весь бизнес, с их подачи в Грозный уходили сумасшедшие суммы. А потом в Москве появился Слава Япончик. Силой своего авторитета он объединил вокруг себя разрозненные славянские кланы и объявил чеченцам войну. Грузинские воры вроде как сохраняли нейтралитет, но им тоже пришлось поучаствовать в бойне. Чеченцы сопротивлялись, но их давили со всех сторон, пока не выбили из столицы… Веселые времена были, а крови сколько пролилось…

На этой волне Лукомор и поднялся. В девяносто втором году он «откинулся» в ранге законного вора, примкнул к уважаемым людям, которые приняли волю Япончика. Сам он никого не убивал: не положено было по рангу, но карающую руку направлял. Тогда он и команду свою сколотил, и экспортом леса занялся.

Пока шла война с чеченцами, про Чапеля и Беловика ничего не было слышно, они всплыли на горизонте после того, как все улеглось. Они-то и предъявили Лукомору. Вор не должен был заниматься коммерцией, не имел права стоять во главе криминальной бригады. И плевать, что в те времена бандитских бригадиров короновали на раз-два… В общем, подставили они Лукомора, и все потому, что не поделился он с ними. Они тогда с братвой провернули серьезную махинацию с векселями на реализацию, которые поставлялись на «АвтоВАЗ» в обмен на машины. Двадцать четыре «девятки» они тогда взяли, а деньги не вернули. Дескать, их самих кинули, фирма-прокладка во всем виновата… А машины бешеных денег тогда стоили…

Обидно было, воров‑«апельсинов» тогда не трогали, сколько из них до сих пор в теме, а Лукомора в зоне короновали, на «больничке», все как положено. За него подписались уважаемые воры, с которыми он знался на этапах и пересылках.

Эти люди подписались за него и после позорного схода, который собрали Чапель и Беловик. Они спросили с этих бакланов, хотя до конца справедливость и не утвердили…

Может, надо было плюнуть тогда на корону? Лукомор бы и без нее Бочаров под себя поставил и жил бы просто как простой криминальный авторитет с тугим кошельком на кармане. И уважали бы его не меньше…

Тот же Ипатий от воровского сана отказался, а ему предлагали. Он два раза мотал срок, причем во всех случаях от «звонка» до «звонка». Он знал массу авторитетных людей, вращался в их среде, более того, сводил одних воров с другими, случалось, даже разводил конфликты между ними. Но во власть он при этом не лез, не желал брать на себя ответственность. Он хотел жить нормально – иметь жену, рожать детей, бизнесом думал заняться. Лукомор помог ему открыть одну автозаправку, другую, дальше он уже двигался по накатанной. Еще не так давно он по праву мог считаться королем бензоколонок, но сейчас, увы, его бизнес трещит по швам – под давлением гигантов нефтерынка. Народ нынче предпочитает отовариваться на заправочных станциях «Лукойла», «ТНК», «Роснефти», а малоизвестные точки обходит стороной. Но Ипатий не жалуется. Он ведь не только легальным бизнесом занимается, у него и всякие темные делишки в арсенале. Заказными убийствами он вроде как не промышляет, но связи у него есть. Как на воле связи есть, так и на «крытом». Не зря же он про движение от Чапеля к Муртазу прознал. Не занимайся он вопросом Лукомора, не просек бы фишку.

– Вроде да или точно все? – Дмитрий Андреевич угрюмо глянул на Мишу.

– Насчет вашего друга? – уточнил тот.

– Насчет моего друга.

– Он больше ничего не говорил…

Ипатий к большим высотам не стремился. Бизнесом своим занимался, на мелких аферах гешефт делал, катраны у него подпольные, девочки на него работают. Жил он в маленьком подмосковном поселке на одной улице со своими приближенными. Тихо жил, не отсвечивал, никому не мешал, поэтому и не трогали его. Но сам он мог тронуть кого угодно. Даже тому же Никиткину вызов бросить мог, в принципе он и собирался это сделать – за деньги, которые получил от Лукомора. Но на самого Никиткина он прыгать не станет, на это и надеяться не стоит. Ипатий мог помочь Лукомору в другом. Он должен обойти всех людей, всех, кто подписался бы за него. Нужна постановочная малява от воров, и чем скорее она будет, тем лучше. Воровская почта процесс долгий, если, конечно, его не ускорить. Ипатий знал, как это сделать, а за деньгами Лукомор не постоит.

– Ты ему скажи. – Он взял бумагу, написал на ней несколько имен. – «Маза» мне нужна, Ипатий поймет.

Сначала сложил лист бумаги в маленький квадрат, затем свернул в трубочку и знаком показал, что нужно сделать с этим жгутом. Вряд ли Мишу будут обыскивать, но лучше бы он пронес этот листок за щекой. А если вдруг опера изымут список, ничего страшного, мир от этого не рухнет…

Солодкий кивнул, уныло глянув на него. Не хотелось ему тащить в рот всякую дрянь, но делать нечего. Хочешь кататься – умей подмахивать…

– И еще мне нужен «кум». – Лукомор поднял правую руку и потер пальцами, собранными в щепотку.

Администрация в СИЗО свою работу знает, изолятор, считай, привела в образцово‑показательное состояние. Но все-таки здесь работают люди, а не роботы. А живые люди продаются и покупаются, и не их нужно за это винить, а саму природу человеческого бытия.

Он собирался купить начальника оперативной части. Ему нужен был человек, который поможет взять и утвердить свою власть на зоне. Можно было подключить к этому делу Ипатия, но не та это телега, которую можно перегружать. А Миша мог справиться с таким заданием. Он парень шустрый, язык у него подвешенный, да и давать «на лапу» – знакомое для него дело.

Лукомор уже встречался с майором Гладышевым. Начальник оперативной части сам вызывал его к себе на беседу, задавал вопросы, спрашивал о планах на будущее. Лукомор намекнул ему, что хотел бы договориться с ним о сотрудничестве – в свою пользу, разумеется. Намекнул, с прицелом на конкретное предложение, но Гладышев пресек этот разговор, давая понять, что кабинет прослушивается. Или это было на самом деле, или он просто нашел причину, чтобы отказать Лукомору, так или иначе, в лоб его не прошибешь. Но ведь можно зайти с фланга. Миша пробьет ситуацию вокруг него, выявит уязвимые места в его личной жизни, предложит денежный пластырь на больную мозоль. У каждого человека в личной жизни есть слабина, и вряд ли майор Гладышев – исключение из этого правила…

Даже на Одинцова можно найти проруху. Но Лукомор и не думал связываться с этим псом. Против него рулил УБОП, от Одинцова уже ничего не зависело… Можно было, конечно, его наказать – за то, что вырыл яму под Лукомора, но сейчас даже думать об этом было глупо. Сначала из ямы нужно выбраться, а потом уже…