Некоторое время Татья сидела, сжимая руками виски. Если отбросить сантименты, в сухом остатке получалось, что Игорь пропал. Его код заблокирован, дома он не появился. Одна надежда на завтрашнюю лекцию, но плохое предчувствие подсказывало, что он и туда не придет. Вскочив с кровати, Татья заходила по комнате из угла в угол. Сон прошел, ее била мелкая дрожь, руки замерзли. Что делать? К кому обратиться? Звонить в полицию? Кем представиться? Да и что им сказать: мне только что звонила жена любовника и сообщила, что он не вернулся домой. На мои звонки он тоже не отвечает. Вот у полицейских смеху-то будет! Наверняка ее утешат тем, что Крюк устал от их обеих и нашел себе третью.

Но к кому обратиться за помощью?!

Неожиданно в памяти всплыло имя – Натка! – и образ пухленькой вечно прикалывающейся одноклассницы. В школе они были дружны, но потом Татья поступила в институт и увлеклась твинсом. На подруг совсем не осталось времени. Да, Натка именно тот человек, который нужен. Ее брат работает в полиции. Татья представления не имела, в каком подразделении, но они же там все связаны. Натка обожала рассказывать о том, что полицейские одна семья, а ее брат самый лучший, честный и храбрый из всех. Может, самый честный полицейский не откажется помочь подруге сестры в ее маленькой беде?

Она вновь взглянула на часы: половина четвертого утра. Обычные люди спят. Вот только Натка всегда была тусовщицейи ночь напролет шаталась по богемным местам. Изменилось ли что-то за три года, которые они не виделись, Татья не знала, однако, решила рискнуть.

Коммуникатор тихо мурлыкал, повторяя вызов снова и снова – все впустую. Когда Татья перестала надеяться на ответ и хотела дать отбой, на экране появилось круглое лицо подруги. У нее были изумрудные волосы и похожие на щетки оранжевые ресницы. Фоном гремела музыка, вокруг бесновалась толпа. Золотая молодежь. Татья почувствовала укол зависти: им не нужно завтра вставать на работу или учебу, не надо думать, чем платить за квартиру; они могут всю ночь плясать и веселиться, ведь родители уже обеспечили им успешное будущее. Честно говоря, причина охлаждения к подруге заключалась еще и в этом: слишком разные заботы у них были. Семья Натки не относилась к особенно состоятельным, но подруга могла запросто позволить себе не работать и уже который год «готовиться к поступлению».

– Танюха?! – завопила Наташа. – Вот так да! Подожди, я отойду в тихое место.

Музыка стала тише, потом Натка спросила:

– А ты почему не спишь? Ты где вообще? Комната какая-то незнакомая.

– Стены перекрасила, – понимая, что говорить ни о чем они могут бесконечно долго, Татья решила сразу перейти к делу: – Наташа, у меня образовалась одна проблема и я не знаю, к кому еще обратиться.

– Ага, значит, обо мне ты вспоминаешь, когда больше не к кому обратиться, – обиженно протянула подруга и надула пухлые губы.

Татья поморщилась: переговоры никогда не были ее сильной стороной.

– Да нет же… – поспешно возразила она. – Просто…

– Ладно, не извиняйся, – со смешком перебила Натка. – Что случилось?

– Исчез один человек… Я люблю его… У тебя же брат в полиции, может…

– Давно пропал?

– Нет, не очень.

– Ну, сколько? Неделю, две?

Татье стало стыдно говорить, что она не видела Крюка всего несколько часов. Но не рассказывать же Натке через коммуникатор все подробности: о старьевщике, табличке, пожаре, блокировке кода Игоря.

– Неделю, – сказала она с запинкой, боясь даже подумать о том, во что может вылиться эта ложь. Ей уже не хотелось, чтобы брат подруги занялся поисками, и сама идея вызывать Наташу ночью представлялась теперь несусветной глупостью.

– А в полицию ты обращалась?

– Нет, – раздраженно обронила Татья. – Дело в том, что он женат, и я не хочу, чтобы кто-то узнал…

– Ты связалась с женатым?! – подруга выпучила глаза, став похожей на обвитую зелеными водорослями рыбу.

– Ну… не так, чтобы серьезно…

– Нам нужно встретиться и поговорить, – безапелляционно заявила Натка. – У брата сейчас какая-то задница на работе, но я заставлю его помочь нам, только тебе нужно сообщить побольше сведений о своем женатике.

Татья подумала, что возможно, это единственный способ найти Крюка, и кивнула.

– Отлично, – продолжала Натка. – Ты еще учишься? Когда освободишься?

– После четырех. Где встретимся?

– Приезжай ко мне. Только я дома буду не раньше девяти.

«И зачем было спрашивать, во сколько я освобожусь?» – раздраженно подумала Татья.

– Хорошо, – ответила она.

Из соседней комнаты раздался голос матери:

– Танька, это ты ночью болтаешь?

Бросив взгляд на дверь, она скороговоркой сказала:

– Я не могу долго говорить. Завтра вечером приеду к тебе. К девяти.

И завершила вызов.

* * *

На следующий день Крюк не появился на лекции. Студенты как-то сразу решили, что он модифицирует руку. Татья представления не имела, откуда возникла такая утка, но все на полном серьезе спорили, в какую клинику он лег на операцию. Минут через пятнадцать появилась голограмма с остроносой мордочкой методистки кафедры. Она известила, что сегодняшняя лекция отменяется по причине внезапного отъезда Игоря Натановича. Также единодушно, как пришли к выводу о модификации, все сразу озлобились на Крюка, будто он в чем-то их предал.

– Ну, теперь он станет таким, как все, – доносилось с разных сторон, и ребята расходились с кислым минами. Татья двинулась вслед за группой.

Проходя мимо кафедры лингвистики, она остановилась. Дверь была приоткрыта, из кабинета на пол падал свет. Весь день из головы не выходила голограмма, где на столе Крюка лежал снимок таблички. Голограмма свежая, значит, есть шанс, что снимок до сих пор там. Татье хотелось увидеть его воочию, чтобы убедиться, что табличка – не выдумка.

– Тань, ты чего застряла? – позвала однокурсница.

– Вспомнила, что нужно зайти на кафедру, – сказала она. – Не ждите меня.

Махнув на прощание рукой, однокурсница скрылась в лифте. Татья толкнула дверь и вошла в просторную комнату с сенсорным столом, гдераскинулся макет студенческого городка. Та самая методистка, которая известила об отмене лекции, держала в руке включенную игровую деку. Узкие глазки внимательно разглядывалистартовое поле игры в твинс. Таблица с вертикальными и горизонтальными колонками парила в воздухе и предлагала квесты из разных эпох. Выбравквест, и подтвердив соединение игровой деки со своим IP-комом, игрок виртуально попадал в выбранный исторический период. Это и поражало в твинсе: вот ты сидишь дома на диване, а через секунду уже глотаешь дорожную пыль, поднятую римской колесницей. Удивительные приключения и невообразимые эмоции – яркая, увлекательная жизнь, которая доступна тем, кто адаптировал свою нервную систему для полного погружения в виртуальную реальность. Именно на такую модификацию Татья и потратила свой базовый пакет «модекс», выданный государством. В твинсеначисто стиралась грань игрок-герой-мир и среди твинстоманов уровня preliminary ходили жуткие истории о твистанутых: игроках, не вышедших из игры. Хотя никто толком не знал, что это значит. Не удивительно, ведь стартовые уровни – для салаг и розовых пони. Татья уже перешла на advanced и начала понимать в чем дело: чем сложнее уровень, тем более жестокими становились задания, а проникновение игры в создание игрока – реалистичнее. Зато играя в высшей лиге можно неплохо заработать. Именно с игровых денег Татья рассчиталась за взятую в кредит деку и выкупила свой аккаунт, а теперь понемногу откладывала для матери на модификацию.

Методистка была так увлечена, что не отреагировала на появление Татьи.

«Нормально она тут время проводит, не перерабатывается», – подумала она с усмешкой и вновь взглянула на таблицу твинса. Хм, что-то в таблице было не так. Татья не могла с ходу понять, что именно, но улавливала отхождение от стандарта. Зеленое поле уровнярг eliminary, поделенное на ячейки с названиями, которые не имели между собой ничего общего… Вроде все нормально, но ненормально.

– Умеете в такую играть? – неожиданно спросила методистка, посмотрев на нее поверх очков. На вид ей было около пятидесяти и сильнее всего она напоминала ученую крысу.

– Приходилось пару раз.

– Я про нее раньше только слышала, – поделилась методистка. – Конфисковали деку у одного из студентов, оставили пока здесь. Вот, решила сыграть и ничего не понимаю.

– Ничего сложного, – сказала Татья, подходя ближе. – Выбираете закладку, кликаете и попадаете в игру. Что вас интересует?

– Даже не знаю, – с сомнением произнесла методистка. – Вы во что играли?

«На этом уровне во все», – едва не сказала Татья, но сдержалась. Прочитала названия: «Молот ведьм», «Надеть шири», «Курск». И ячеек не двенадцать, а тринадцать!

– Подождите! – вырвалось у нее. – Это не preliminary. И даже не advanced…

Теперь она поняла, что не так в этом твинсе: это были темы незнакомой лиги.

– Откуда вы знаете? – спросила методистка.

– Названия. Таких нет. И сама структура. У кого вы взяли игру? Чей это аккаунт?

– Студента третьекурсника с философии. У него случился приступэпилепсии прямо на семинаре, его увезли по скорой в больницу. Кое-как отсоединили от деки и передали устройство на кафедру. Наверное, побоялись отвечать за такую дорогую вещь.

Татья вглядывалась в поле твинса. Может, пиратская версия? Странно. Все квесты уровня были связаны с чем-то не просто трагическим, а смертельно опасным, причем смерти подразумевались не легкие. Этот студент-философ странный игрок… И приступ у него странный, уж не из твистанутых ли он?

– Я думаю, может выбрать «шири»? Судя по названию, это что-то восточное, – сказала методистка. Ее палец с надетым на него специальным чехлом уже потянулся к ячейке к этим названием.

Татья бросилась к ней и оттолкнула, так что женщина едва не упала со стула. Таблица твинса погасла.

– Ненормальная?! – вскрикнула методистка.

– Не надо «шири», – тяжело вздохнула Татья.

– Почему?

– Это… плохо.

Методистка смотрела не нее выжидающе.

– Было такое племя жуаньжуани – одно из ответвлений тюрков. Особенно жестоко это племя обращалось с пленными. Для того чтобы превратить человека в идеального раба, не помышляющего о восстании и бегстве, ему отнимали память путем надевания на него шири. Для процедуры выбирались молодые и сильные воины. Сначала несчастным начисто обривали головы, буквально выскабливали каждую волосинку. Затем забивали верблюда и отделяли наиболее плотную, выйную часть шкуры. Поделив на части, ее нахлобучивали на головы пленных. Шкура, словно пластырь, прилипала к свежевыбритому черепу людей. Это и означало «надеть шири». Затем будущим рабам надевали на шею колодки, чтобы они не могли коснуться головой земли, связывали руки и ноги, вывозили в голую степь и оставляли там на несколько дней. Под палящим солнцем, без воды и пищи, с постепенно высыхающей шкурой, стальным обручем сжимающей голову, пленники чаще всего погибали от невыносимых мучений. Уже через сутки жесткие прямые волосы невольников начинали прорастать, иногда они проникали в сыромятную шкуру, но чаще загибались и вонзались в кожу головы, причиняя жгучую боль. В этот момент пленники окончательно теряли рассудок. Только на пятые сутки за несчастными приходили жуаньжуани. Если хотя бы один из пленников оставался в живых, это считалось удачей.

– Откуда ты это знаешь? – изумленно спросила методистка.

Татья сухо улыбнулась:

– В книге прочитала у Чингиза Айтматова. У него есть легенда о манкурте – пленнике жунжуаней. Она имеет историческое основание. Манкурт и есть тот, кто выжил после «шири». Его уже сложно назвать человеком. Это существо, не обремененное сознанием собственного «я», привязанное к хозяину, как собака. Его единственная потребность – пища. Он равнодушен к другим людям и никогда не помышляет о бегстве. Поэтому, я думаю, в квесте «надеть шири» не будет ничего хорошего.

В глазах методистки появился страх.

– Спасибо, – пробормотала она, опустив голову и торопливо убирая игровую деку в стол.

– Меня больше интересует, как вы смогли загрузить чужой твинс?

– Он был включен.

Татья подумала, что это подходящий момент, чтобы попросить методистку об одолжении.

– Собственно я зашла на кафедру по делу, – начала она. – Игорь Натанович просил меня взять у него из стола одну вещь… Она нужна мне для подготовки к диплому, – Татья замолчала, ожидая допроса с пристрастием.

– Берите, – равнодушно ответила методистка.

– А… – она решила, что ослышалась.

– Что? Не знаете, где его стол? Вот он, – женщина показала на широкий стол у окна.

– Да, спасибо.

В любой момент, ожидая что методистка передумает, Татья подошла к столу Крюка. Неуверенно передвинула аккуратно разложенные предметы: кожаный чехол для мини-проектора, пенал, стопку прозрачных пластиковых табличек для записи лекций. И как начать рыться в столе?

– Я оставлю вас ненадолго, – сказала методистка. – Так разволновалась из-за этой игры, пойду умоюсь.

– Хорошо, – кивнула Татья, думая о том, что такого везения не бывает.

– Если уйдете до моего возвращения, закройте дверь, – добавила методистка уже с порога.

Оставшись одна, Татья некоторое время прислушивалась к удаляющемуся стуку каблуков, затем начала торопливо просматривать ящики стола. Блокноты, исписанные его широким почерком, портсигар с душистым табаком, хотя Крюк давно не курит, пособия и методички, тысяча и одна всячина… Рисунка таблички не было.

* * *

– Мам, это я, – крикнула Татья, зайдя в квартиру.

Ей ответила тишина. Странно, обычно в это время мать дома.

– Ты дома? – спросила она.

И вновь тишина. Положив сумку на пол у порога, Татья скинула туфли и заглянула в материну комнату. Стенки шкафов были отодвинуты, одежда валялась на полу небольшой кучей, наверху которой лежал воротник из искусственного меха, заканчивающийся с одной стороны остроносой мордочкой лисы. Мутные стеклянные глаза смотрели без всякого выражения. Почему вещи разбросаны? Что это значит?! Неужели кто-то из материных собутыльников их обокрал?! Да что брать-то! Разве только игровую деку…

Чувствуя в груди холодок страха, Татья почти бегом направилась в свою комнату, но остановилась как вкопанная возле кухни. Из-за двери виднелась рука лежащего на полу человека. Скрюченные пальцы вцепились в выступ порога, будто хотели перелезть через него.

Воздух вдруг стал дремучим, холодным, а ноги налились свинцом. С трудом передвигая их одну за другой, Татья сделала несколько шагов к кухне и увидела лежащую лицом вниз мать. Ее халат некрасиво задрался, обнажив опутанные сеткой вен ноги, разметавшиеся седые волосы напоминали пепел.

– Мам, – позвала Татья и вздрогнула от звука собственного голоса.

Мать не пошевелилась.

Чувствуя подступающую дурноту, Татья подошла к ней ближе. Наклонилась, перевернула и с криком отпрянула: глаза широко открыты, лицо и пол вокруг испачканы в блевотине. Мать была мертва.