Задний борт с грохотом хлопнулся о раму КамАЗа. Откинув на верх будки большой, покрытый толстым слоем серой пыли брезентовый клапан, солдаты один за другим быстро выскакивали из машины в горячий песок, подпрыгивали на месте, как бы пробуя на прочность сухую, выжженную адским солнцем поверхность земли, по которой их повели куда-то в глубину образовавшегося невдалеке от тугих взмахов лопастей боевого вертолета Ми-6 плотного, как стена, пыльного облака.

Им навстречу вышел невысокий, довольно упитанный офицер без знаков различия. Только небольшая офицерская кокарда зеленого защитного цвета красовалась у него на выгоревшей до цвета пыли армейской панаме.

– Строиться, а ну-ка шевелите ногами, быстро, быстро! – покрикивал он, подгоняя солдат, как стадо непослушных животных, злыми сиплыми окриками. – Шевелите копытами, что вы, как бараны, столпились в кучу, ну-ка разобраться по два человека, в шеренгу строиться!

Он поднял правую руку. Масса людей зашевелилась; вздымая сапогами пыль, они стали топтаться на месте, толкали друг друга, вытягиваясь в длинную цепь.

– Слушай мою команду. Вот эта часть, – он указал рукой на длинного солдата, выделявшегося из всей массы своим исполинским ростом и телосложением, – перестроиться по четыре в коробочки. Я сказал, по четыре. Вы что, не понимаете по-русски, по какому вам говорить?

Он резво подбежал к длинному, топтавшемуся на месте солдату и толкнул его, да так, что тот, потеряв равновесие, уткнулся лицом в горячий песок возле настила, служившего посадочной полосой для боевых вертолетов, и чудом не разбил себе лицо об острые углы железных пластин.

– Ну ты, сука, шакал! – выругался громко, со злостью, солдат, поднимаясь на колени.

– Что-о ты сказал, «стропила»? Твоя фамилия, сынок? Что ты сказал? Ну-ка повтори, не понял!

Солдат опустил голову, зло сверкнул усталыми глазами, сжав зубы, нервно задвигал желваками.

– Что ты сказал, «стропила», я не понял, солдат, отвечай, когда с тобой старший по званию говорит!

Солдат застыл неподвижно, опустив голову.

– В глаза, в глаза мне смотри. Это тебе не Союз, все, халява закончилась! – нервно закричал побагровевший офицер. – Я тебе покажу «шакала», стань смирно, опусти руки свои обезьяньи.

Солдат, поправив у себя за спиной вещмешок и скрученную в кольцо серую шинель, медленно и лениво вытянулся по стойке «смирно», подчиняясь приказу. Офицер, как бы одобряя поведение солдата, повернув голову влево и окидывая взглядом притихшую массу солдат, сделал обманное движение; наклонившись в сторону и отступив на шаг назад, подпрыгнул в воздухе и с силой ударил своего обидчика ногой в живот.

– Это тебе за «суку», – спокойно проговорил он, вытирая потные красные руки о свое х/б.

Солдат дико завопил и повалился на землю, прикрывая руками место, куда только что ему нанесли предательский удар, и, уткнувшись лицом в обжигающий песок, захрипел, глотая пыль.

– А это тебе за «шакала», – продолжал бушевать офицер, не встречая сопротивления.

Он еще раз, но уже легче, ударил его кулаком в грудь и, нагнувшись над ним, жарко и тяжело задышав в лицо, заорал:

– Я тебя здесь сгною, «стропила»! Ты у меня попляшешь на ножах, сука! Он меня сукой назвал!

Наблюдая за происходящим, затихли и успокоились шумные, только что прибывшие из Союза, еще не нюхавшие беспредела новой службы солдаты.

– Ага-а, успокоились, а то, е-мое, думали, служба медом покажется, – с чувством собственного превосходства проговорил коротышка-офицер. – Вон, видите, – он указал рукой на песчаный бархан, из-за которого был виден еле заметный деревянный флюгер. – Вон, эта одна часть, – невнятно проговорил он, тяжело дыша от охватившей его злобы.

Немного успокоившись, он надвинул панаму себе на глаза, смахнул ладонью струящийся из-под нее от жаркого, беспощадно палящего солнца пот и уже с улыбкой на лице проговорил:

– Вон, видите две палатки, будете ждать дальнейшего распределения там. Эта колонна, – он указал пальцем туда, где возвышался его недавно поверженный обидчик, пойдет со мной прямо. – А эта коробочка, старшим будешь ты, сержант, – он ткнул небрежно пальцем Сергея в грудь так, что тот почувствовал неприятную короткую боль, – пойдете дальше, доложите старшему по пересылке, младшему сержанту Ларику, чтобы он связался с «покупателями». Пока будете находиться там, до полного распределения. Ну, все, вперед шагом марш, – он махнул рукой в направлении движения. – А я зайду вечером, посмотрю, как вы там устроились.

Большая брезентовая палатка защитного цвета под пожирающими ее лучами солнца вросла в мертвый песок, и никаких признаков жизни не было заметно в ней. Сергей подошел к небольшой верандочке перед входом, пригнувшись, заглянул внутрь, отодвинул в сторону плотную брезентовую ткань, служившую входной дверью, и попытался различить в душной темноте кого-нибудь из обитателей этого незамысловатого жилища.

– Эй, здесь есть кто-нибудь? – спросил вполголоса он, нарушив тишину.

Никто не ответил. Сергей достал из кармана гимнастерки полупустой спичечный коробок, слегка его встряхнул, убедившись, что в нем что-то есть, чиркнул надломленной спичкой, быстро осветил часть помещения и, пристально вглядываясь, увидел, как кто-то зашевелился, приподнимаясь из кучи набросанного по всему внутреннему пространству палатки тряпья, старых байковых одеял, шинельного рваного сукна и большого изрезанного куска парашютного шелка. Перед ним возникло грязноватое заспанное лицо. Огонек спички затух у самых ногтей. Сергей, сморщившись, отбросил ее в сторону.

– Э-э-э, ты кто? – сонно проговорило лицо.

– Я сержант Крымов, – ответил Сергей, медленно вытирая ладонью пот со лба, всматриваясь в темноту уже привыкшими глазами. – А ты кто? – поинтересовался он.

– А меня еще не купили, – радостно ответило лицо. – Надеюсь, что не купят. А ты к кому?

– А старшой где? – спросил Сергей.

– В «чепок» пошел за «Си-Си».

– Что? – не понял Сергей.

– В «чепок», говорю, пошел за «Си-Си», лимонад такой иностранный, понял? Вку-усны-ый, – с удовольствием проговорил солдат.

– Давно?

– Да-а, давно, уже, поди, часа полтора как ушел, – ответил солдат, мельком взглянув на свои наручные часы. – А что тебе надо, товарищ сержант? – как бы спохватившись, спросил он.

– Да вот, сюда отправил офицер со взлетки, – уже освоившись, ответил Сергей.

– А-а-а, так вы новенькие, только что привезли? Да? – расплылся в дружелюбной улыбке солдат. – А откуда, если не секрет? – поинтересовался он.

– С Казахстана!

– Не с Отара случайно, а-а?

– Оттуда, – подтвердил Сергей.

– Земляки по службе мы с тобой. И я оттуда, с танкового полка, один остался. Так вы что там стоите? Давайте сюда, заходите. Здесь, хоть и душно, но зато песок холодный и солнца нет, – весело протянул солдат, по-свойски похлопывая Сергея по плечу. – Так вы заходите, заходите, – обратился он к топтавшимся возле входа ребятам, резво отбрасывая на козырек веранды брезентовую шторку. – Что вы там застыли, а-а-а, может, понравилось на солнышке-то? – Давайте, давайте, не стесняйтесь, теперь это ваш второй дом до отправки.

Он вежливо отошел в сторону, указывая, где можно расположиться.

***

На пересылку навалилась ночь. Она проснулась после изнывающего от жары бесконечно длинного дня, огромной силой, своей темной властью наступила на солдат, спокойно посапывавших в этой уже ставшей для них родной палатке. Их звенящие от усталости руки и налитые горячей кровью жилы успокаивались, в темноте слышалось мирное дыхание и легкое похрапывание.

Сергей проснулся от охватившего его холодного пота. Немного полежав на изрезанном куполе парашюта, он встал и на ощупь, спотыкаясь о ноги спящих, вышел из своего прозрачного убежища.

Осмотревшись по сторонам, он увидел невдалеке, как недавний злой офицер-коротышка, размахивая руками и строя кривые смешные рожи, что-то весело рассказывал собравшимся возле небольшого костра. Сергей приблизился к костру, остановился в двух-трех метрах от него. Сидящие потягивали самокрутку, после каждой глубокой затяжки передавали ее по кругу.

– А он, холера такой, стропила, меня вывел из себя до крайности. Я его завел к себе в каптерку под стволом, приставил пушку к яйцам.

– К своим? – ехидно поинтересовался кто-то из собравшихся.

– К его, конечно, – не почувствовав подвоха, быстро ответил коротышка, увлеченный рассказом. – Ведь не могу я дотянуться до его тупой головы. Говорю ему: ложись, говорю ему: встать, говорю ему: ползком, затвор передергиваю, смотрю, он сдрейфил, покраснел, весь затрясся и как начал меня умолять, чтобы я его не убивал. А тут еще кто-то хлобыстнул из автомата, а я возьми да и выстрели в пол рядом с ним, машинально получилось, со злости. Так он вообще в штаны, наверное, навалил, мне так показалось почему-то, потому что он присел, глаза навыкате. А я ему в огонь масла, в шутку конечно. Вон, говорю, видишь, отстреливают непокорных молодых, думаешь, ты один такой? Он весь затрясся, упал на колени передо мной, и вот такие слезы, – коротышка показал палец, согнув его наполовину.

– Ну, ну, что дальше? – подгоняли его сидевшие вокруг костра вояки.

– А что дальше? – как-то вяло ответил коротышка. – А дальше он оказался моим земляком, из подмосковного Быкова, так что оставлю его у себя на пересылке. Будет гонять молодых духов, под моим присмотром, конечно. А потом он мне спасибо скажет, если не дурак. Нам ведь нужен такой «громила». С таким ростом ему долго не жить, на первой же войне какой-нибудь снайпер снимет без промаха, это факт, тем более, он пехотинец. А вообще, он парень ничего, мы с ним познакомились поближе, знает кое-кого из моих близких знакомых, поговорили еще раз, поставили все точки над «и», как говорится, на этом и сошлись. Вот такая она, жизнь-то… Вот так-то, – закончил свой рассказ коротышка, принимая из рук рядом сидящего солдата вернувшуюся к нему потухшую самокрутку.

– Кто здесь? – вдруг услышал впереди себя Сергей.

Не желая быть замеченным, он отступил назад и, запутавшись в собственных ногах, потерял равновесие, упал в остывший песок, раскинув руки в разные стороны. От боли в подвернутой ноге он сильно вскрикнул.

– Кто здесь? – послышался настойчивый раздраженный голос и мягкий щелчок предохранителя пистолета.

– Свои, свои, – поспешно ответил он.

– Кто? Кто свои, не понял?

– Младший сержант Крымов, из палатки, где флюгер, – ответил Сергей.

– Так ты не молчи, если собрался к нам. А то сейчас бы тебя пристрелили на месте и на боевые списали – раз плюнуть, – послышался уже знакомый насмешливый голос коротышки. – А ну-ка, проявись, что там за младший сержант Крымов.

Сергей быстро поднялся и поспешил предстать перед взором приказавшего, морщась от боли в коленном суставе.

– А-а-а, это ты, – расплылся в приветливой улыбке коротышка, потягивая небольшими затяжками дым лениво тлеющей самокрутки. – Я тебя узнал, ты из вечернего прихода, – сказал он и удушливо засмеялся, увлекая за собой остальных. – Что-о-о, – не мог он отделаться от навалившегося на него приступа идиотского смеха. – Что-о-о, – повторял он, надрываясь, со слезами, выступившими из его весело прищуренных глаз.

– Где-е-е, – говорил нараспев он, и все смеялись вместе с ним. – Что, не спится, солдат, перед началом новой службы, или замерз, а-а-а? – спросил он через некоторое время, успокоившись.

– Не спится перед началом новой службы, – ответил, повторив слово в слово, Сергей и подсел поближе к костру.

– Ты чей? А-а-а, я не понял, – вдруг взвизгнул коротышка и схватил Сергея за ворот солдатской гимнастерки, щуря свои красные глаза.

– Да мой это, мой, из моей палатки!! Ты что, забыл, Сеня? – бросил младший сержант Ларик, окидывая Крымова одобрительным туманным взглядом, вальяжно потягивая газированный напиток из жестяной импортной баночки. – Ну-у-у, са-ди-сь, ра-з при-шел. Ку-уришь, а-а? – сухим заплетающимся языком проговорил он, прикладывая к своим чуть приоткрытым губам жестяную баночку.

– Да, курю, – ответил Сергей, вытягивая руки над слабо горевшим пламенем.

– На, держи, дерни ма-алеха. – Ларик протянул Сергею тлеющий окурок.

– А что это? – вежливо поинтересовался он.

– Кури, если попал в Афган, без этого может крыша поехать. Хорошо стресс снимает, и спать будешь без задних ног после. Понял? Да и есть о чем поговорить. Давай, не дрейфь, называется это по-афгански «чарз», у нас на вес золота здесь, хотя его везде, как говна. Так что давай, пока мы не передумали, хотя тебе еще не положено по сроку службы. Ну, да ладно, за знакомство. Откуда ты, земляк? – спросил коротышка, разгребая шомполом автомата угли угасающего костра.

– Что? – не понял его с первого раза Сергей, затягиваясь сладковатым бледным дымом. Моментально он почувствовал пьяную слабость во всем своем усталом теле и какой-то веселый напирающий задор. Выпустив тугой дым, затянулся еще раз, задерживая дыхание.

– А ты-ы мо-ожешь!! Не в первый раз, что ли, да-а?

– В первый, – вяло ответил Сергей и передал самокрутку дальше.

– Так откуда ты родом, я так и не понял? – уже более внятно переспросил офицер.

– Что?

– Родом откуда, спрашиваю, солдат?

– А-а-а, родом, – не понимая, чего от него хотят, Сергей беспомощно замолчал. Но в какой-то момент он опомнился. – Родом, – повторил он. – А-а-а, родом? – пытаясь понять, что обозначает это такое трудное для него слово, – ро-о-до-мм, – проговорил он и закрыл глаза.

– Ты что, больной, а-а, или притворяешься, или закосить от службы хочешь? Закосить уже не получится, поздно, раньше нужно было думать, солдат, – ехидно улыбаясь, сказал коротышка.

– Да его торкнуло, – вступился кто-то из солдат. – На, хлебни «Си-Си», полегчает.

Сергей взял ходившую по кругу баночку и жадно припал к ней губами.

– Ну-ну, ты сильно там не увлекайся, как там тебя? Если я не запамятовал после обкурки, по-моему, Крымов, так, что ли, ты говорил, да, солдат? – Коротышка в упор посмотрел на Сергея.

– Да, так, товарищ… – Сергей сделал небольшую паузу.

– Прапорщик, – подсказал коротышка. – Так откуда ты, солдат? – в очередной раз попытался он получить ответ на интересующий его вопрос.

– Да я что-то замерз, – сказал Сергей, не обращая на прапорщика никакого внимания. – Что-то ночь какая-то холодная.

– Так надо думать, что холодная, – отозвался младший сержант Ларик. – Все-таки ноябрь месяц на дворе. – В Союзе сейчас уже шубы надели и шапки. У нас в Новосибирске – вот где холодрыга. А здесь что, только в это время холодно по ночам, а днем пекло. – Он посмотрел на Сергея с большим сожалением, а может быть, с желанием оказаться сейчас в родном до боли в сердце городе. У него заныло в груди, и воспоминание сладостной волной прокатилось по всему телу.

– А ты откуда, браток? – поднимаясь на ноги, спросил Ларик, мельком взглянув на Сергея, и подбросил аккуратно в костер деревянные щепки разбитого ящика из-под снарядов.

– С Казахстана я, – тихо вымолвил Сергей, вглядываясь в разгоревшийся огонь и вытягивая руки навстречу прожорливым языкам пламени.

– Так бы и сказал, а то молчишь, я уж думал, что ты косишь.

– Так бы и сказал, – пробубнил прапорщик, подсаживаясь поближе к огню. – Есть у нас кто-нибудь оттуда, а-а? – Он обвел взглядом согревшихся солдат.

– Нет, – тихо ответил кто-то.

– Ничего, приедешь на место, найдешь своих земляков. Там их много, там целая Россия, солдат, – коротышка махнул рукой в темноту. – Без земляков трудно, но ничего, ты своих найдешь обязательно. Я уже нашел стропилу, – он улыбнулся. – Как-то по-дурацки получилось, но ничего, больше уважать будет. Вот так-то, солдат, – он снова стал ворошить и без того хорошо горевшие угли шомполом.

Немного помолчав, прапорщик поднял тяжелую голову и, раскачивая ее из стороны в сторону, откинул назад, обхватил ладонями и, сильно сжимая, болезненно застонал.

– Сегодня после вас, когда мы расстались на взлетке, – заговорил коротышка, – вертушка «корова» взлетала, может, помните, – он вопросительно посмотрел на сидевших у костра солдат. – Так я знал этого командира, и штурмана, и всю его команду. Эх, ребята, ребята, кто нас сюда послал, в эту клоаку, для чего мы здесь, кто за это ответит, господи-и-и-и, где-е-е, – он замолчал, остановившись на полуслове. И, как тогда, перед строем, запутался в словах, но сейчас не злобный крик вырвался у него, а какой-то булькающий всхлипывающий стон, мало похожий на рассказ. – Так я его хорошо знал, хорошо знал, – повторил он, сдерживая выступившие слезы. – Домой в Подмосковье отправлял подарки родным. Он всегда работал на этой линии пересылки в Афган молодых. Им-им-им, – он опять как-то непонятно замычал, путаясь в словах. – Так его сбили сегодня над Кундузом, с полной загрузкой, с ним еще сто с лишним человек, вот так вот. – Он опустил голову и обхватил ее вздрагивающими руками. – Не хотел говорить, но я не могу, не могу я, с ума схожу.

И в первый раз за всю службу Сергей видел, как плакал зрелый мужчина, не стыдясь своих горячих слез. Он всхлипывал, растирал слезы кулаком, как провинившийся школьник. Потом медленно поднялся на ноги и, не проронив больше ни слова, пошел, спотыкаясь, куда-то в темноту поглотившей его афганской ночи. И в первый раз Сергей почувствовал горячий страх за свою жизнь, жизнь человека, еще не узнавшего всех радостей. Ему вдруг стало больно и страшно. Сердце учащенно забилось, выпрыгивая из груди. К горлу подкатил тяжелый ком горечи и застыл, не давая возможности свободно дышать. Теперь он окончательно понял, какой нелегкий крест ему предстоит нести, какая впереди замешанная на крови и боли служба, и как легко здесь можно потерять все. Потерять жизнь, как эти сто с лишним человек в горящем брюхе грузового вертолета.

***

Двигатель вертолета Ми-6 тяжело набирал ход, раскручивая могучие свисающие лопасти. Было видно в иллюминатор, как массивное тело грузовой транспортной машины лениво оторвалось от взлетки, поднимаясь все выше и выше над землей, на мгновение застыло в знойном воздушном плену, вздрагивая под тяжестью груза. Потом вертолет сорвался с места, как будто кто-то убрал стояночный тормоз, – так показалось Сергею, – медленно и вяло набрал скорость; наклонившись, двинулся вперед, со свистом разрывая горячий воздух. Взглянув с высоты птичьего полета, Сергей увидел волнующую, незнакомую его взору землю, на которой предстояло жить по чужим законам, по законам войны. Черной тенью выглядели селения, проплывающие внизу, какой-то бледной до боли в глазах дымкой были покрыты верхушки величественных сопок. «А может быть, это уже горы, которых я никогда не видел живьем?» – подумал Сергей, устраиваясь поудобнее на жесткой скамье. Двигатели мерно урчали; иногда, попадая в воздушные ямы, машина сильно вздрагивала, заставляя солдат с замиранием в сердце прижиматься к холодным, выстывшим стенам вертолета, хвататься руками за вещмешки, которые при каждом резком ударе разлетались в разные стороны. Прильнув лицом к холодному пластику иллюминатора, Сергей пристально всматривался в проплывающие под ними мохнатые, как будто по заказу аккуратно уложенные снежные верхушки неприступных афганских гор, холодных и спокойных, не таящих никакой опасности и тревоги. Только сейчас он заметил стальные силуэты боевых разведывательных штурмовых вертолетов Ми-24 «Крокодил», сопровождающих транспортную грузовую машину. Они уверенно парили в небе, окружив ее плотным крестом, оберегая от возможного вмешательства со стороны чужого пространства.