– Вы его озадачили, – сказал я Гончарову. – Давненько я не видел нашего Гену в такой растерянности.

– А кто он такой?

– Продюсер канала.

– А-а, – протянул Гончаров. – Понятно.

Но по нему было видно, что ничего он не понял. Продюсер – это слишком сложно для грузчика из овощного, да ещё и уволенного.

– Чего это вы вмешались? – поинтересовался я.

– За вас стало обидно, – без затей пояснил Гончаров. – Чего он, в самом деле?

14

– Ещё можно заснять мою встречу с бывшей одноклассницей, – мечтательно сказал Гончаров.

Идеи из него прямо-таки фонтанировали, и за несколько дней общения я к этому уже привык.

– И что же одноклассница? – задумчиво поинтересовался я.

Как раз думал о съёмках сюжета, но другого, не связанного с Гончаровым, и его привычный трёп нисколько мне не мешал, служа всего лишь фоном.

– Оля Лушпайкина, – сказал Гончаров. – Чудесная девочка с белоснежными бантами.

– Лушпайкина? – переспросил я, приподнимая бровь.

– Фамилия у неё такая.

– Смешная фамилия. Дразнили её, наверное?

– Пытались, – с невозмутимым видом подтвердил Гончаров. – Поначалу.

– А потом?

– Потом они перестали.

– Почему? Поумнели?

– Ага, – кивнул Гончаров. – В одно мгновение.

Я всё понял и засмеялся.

– Вы были в неё влюблены?

– Чепуха! – отмахнулся Гончаров.

Был, был! И обидчиков своей пассии, наверное, бил смертным боем. Вот те и поумнели.

– И вот теперь представьте, – вернулся к своей идее Гончаров. – Столько лет прошло, она уж замужем давно, и дети, наверное, есть, и всё такое. И вот мы с ней встречаемся, а я будто какой-то бизнесмен, очень крутой такой, но не «новый русский» …

– А почему не «новый русский»?

– Ну, у них же вечно пальцы веером, мат-перемат и вообще …

Гончаров махнул рукой, показывая – конченые, мол, люди, чего ж о них говорить теперь.

– А я буду не такой. Ну, как вроде интеллигентный бизнесмен. Президент какой-нибудь Гончаров или банкир там. В общем, класс. И вот мы с Ольгой встречаемся, слово за слово, беседа там, то да сё, и она узнаёт, что я теперь не просто Серега Гончаров, а акула бизнеса. А?

– Ну, допустим, – не проявил я энтузиазма.

Практически все гончаровские задумки сводились к одному и тому же: он встречается с кем-либо из своих бывших однокашников и предстает перед ними таким значительным и преуспевшим, что дальше уж и некуда. Комплекс своего рода, не иначе.

– Мы с Олей беседуем, и я ей как бы между прочим делаю подарок, – продолжал Гончаров, совершенно не обращая внимания на мой скептицизм. – Достаю из кармана доллары – тысячу там или две  – отдаю ей и …

– Бюджетом программы такие траты не предусмотрены, – запротестовал я.

– Так деньги будут мои.

– Ваши? – опешил я.

– Ну конечно. Столько у меня, разумеется, нет, но я ещё займу.

– И что же? – заинтересовался я.

– Отдаю я их Оле и говорю: я, мол, занят, ты уж извини, так что компанию тебе я составить никак не могу, а ты уж съезди куда-нибудь, развлекись. Рекомендую, скажу я ей, Париж. Красивый город, очень романтичный.

Я смотрел на него, не мигая. Вот теперь Гончаров раскрылся весь, до самого донышка. Подарить своей первой любви, которую не видел двадцать или больше лет, романтическое путешествие в Париж, не пытаясь навязать ей свое общество – это поступок. Если по всей России найдётся ещё хотя бы один такой альтруист, который не только мечтает, а делает, ещё и залезая при этом в долги … Я готов был снять перед ним шляпу.

– И что же дальше? – осторожно осведомился я.

– Дальше? – задумался Гончаров. – Об этом я, честно говоря, ещё не думал.

Значит, смысл был в самом подарке, в жесте, в душевном порыве. Всё остальное не имело значения. И если снять умно, с тактом – это будет чертовски трогательный сюжет. Очень добрый сюжет. Сюжет, каких у нас ещё не было.

– Надо подумать, – сказал я.

Ещё две минуты назад я был настроен скептически. Теперь же эта идея показалась мне привлекательной.

– Мы поговорим об этом позже, – предложил я. – После «Телетриумфа».

Всё равно первым сюжетом с участием Гончарова будет тот, в котором он встретится со Степаном, другом из своего босоногого детства. Работа уже ведётся. И не останавливаться же на середине пути!

15

Церемония оглашения имён победителей «Телетриумфа» – это гораздо больше, чем просто вручение премий. Телевидение – клубок страстей и интриг, череда чьих-то побед и провалов. Здесь роятся слухи и рождаются сногсшибательные идеи. Здесь почти никто не дружит, зато все очень хорошо знают, что такое конкуренция, конкуренция без скидок и жалости к проигравшему. Целый год каждый сам за себя, за успехами и провалами коллег наблюдают издали, и только на «Телетриумфе» все собираются вместе, занимая места в зале, и эта тысяча приглашенных – настоящее переплетение амбиций, затаённого ожидания и безудержного желания успеха если не для себя лично, то для кого-то, кого ты поддерживаешь, и уж ни в коем случае – не для твоих врагов.

Здание, в котором пройдёт действо, оцеплено милицией с самого полудня. Кордонов целых три, не считая тех, что выставлены на входе в здание, потом ещё и на входе в зал. Итого получается пять. Меры нелишние. В кино давно никто не ходит и книг почти не читают, но телевизор смотрят все – дьявол нашего века овладел душами миллионов, и его могущество распространяется на всех без исключения представителей человеческого рода. Едва человек хоть немного подрастёт и что-то начнёт понимать – и у телевидения появляется ещё один раб. Эти рабы на удивление верны своему господину и, главное, удивительно послушны. Можно бросить курить, но нельзя отказаться от соблазна хотя бы ещё разок взглянуть на телеэкран. Экран, на котором сменяют друг друга телекумиры. Желание видеть их снова и снова можно было бы назвать болезнью, но диагноз некому поставить, потому что на земле уже не осталось здоровых людей. Вечер, когда разворачивалось главное действо «Телетриумфа», стал вечером исполнения желаний – и для телевизионщиков, и для зрителей.

Приглашённых автомобили подвозили прямо ко входу. Здесь оцепление было особенно плотным. Очередной гость «Телетриумфа» выходил из машины, вокруг него тотчас вскипал гам и свист беснующихся фанатов, и счастливый человек, с улыбкой помахав своим поклонникам рукой, скрывался в дверях.

Мы вчетвером приехали к чёрному ходу. Я по опыту прошлого года знал, что это наиболее безопасный способ проникновения в зал торжеств, и не ошибся. Здесь тоже было оцепление, но зато зевак – раз, два и обчёлся, и мы практически без препятствий прошли ко входной двери.

Многие из кумиров смотрели на кипящие в толпе фанатов страсти не без страха и спешили поскорее укрыться в спасительных стенах здания. Одна девушка, правда, прорвалась, но она была не из «диких», что способны оставить своего кумира без одежд, и когда она подскочила ко мне, я даже не сразу среагировал.

– Здравствуйте! – выпалила она. – Помогите мне, пожалуйста! Только вы можете помочь!

Прошляпивший её милиционер уже исправлял свою ошибку, но без грубости, просто оттеснял девушку от меня, ласково приговаривая:

– Позже, позже всё расскажете товарищу. Пройдёмте за ограждение.

А она упиралась и всё повторяла:

– Только вы можете помочь! Только вы можете помочь!

Я уже успел насмотреться на таких. Они или хотели сняться в нашей программе сами, или хлопотали за своих родственников, близких и дальних.

– Позвоните нам на программу, – сказал я ей. – Телефон – в конце каждого выпуска.

Мы вошли в здание, ослепительно торжественный холл был залит светом, но что-то мешало мне окунуться в атмосферу приближающегося праздника, и очень скоро я понял – что.

Глаза той девчонки.

– Я скоро, – пробормотал я и вышел на улицу.

Здесь, у чёрного хода, было всё так же много милиции и мало зевак. Я прошёлся вдоль ограждения, но той девушки так и не увидел. Ушла, исчезла, сгинула, унеся с собой этот странный взгляд, в котором что-то промелькнуло. Что?

Я вернулся к своим спутникам. Приглашённые галантно раскланивались, одаривая друг друга широкими, но неискренними улыбками. Подошёл Гена Огольцов, пожал мне руку. Рядом со мной стоял Гончаров, Гена пожал руку и ему, глядя при этом на Гончарова вопросительно-настороженным взглядом. Он, наверное, до сих пор не мог понять, кто перед ним, и это обстоятельство чрезмерно нервировало Гену, привыкшего к определённости всего и вся.

– Женя! – с чувством сказал мне Огольцов. – Я чертовски рад, дружище, что сегодня … Что вот сейчас … В общем, что это твой день!

– О чём ты? – отмахнулся я.

– Семь номинаций! – напомнил Огольцов. – Весь мир сегодня принадлежит тебе! Тебя любят и тебе поклоняются!

Он был несколько нетрезв и потому особенно красноречив.

– Не расточай комплименты так громко, – вполголоса попросил я. – Каждое твоё слово добавляет мне как минимум дюжину врагов.

Огольцов рассмеялся, дружески хлопнул меня по плечу и удалился, унося с собой запах дорогого коньяка.

– Он насквозь проспиртовался, – определил Дёмин. – Богема. У них так заведено.

Это было сказано без всякой неприязни, но я знал, что Дёмин недолюбливает Огольцова.

Зал был полон. Мы прошли на свои места, раскланиваясь направо и налево. Я заметил, что многие с интересом рассматривают незнакомого им Гончарова. Он и сам это, наверное, почувствовал, потому что обрёл чрезвычайно важный вид и даже, как мне показалось, для пущей значительности раздувал щеки. Приобрести для Гончарова пригласительный было архисложным делом, и мне даже пришлось соврать в дирекции «Телетриумфа», сказав, что билет мне нужен для нашего спонсора, и что если билета не будет – всё пропало, я разорён и о существовании нашей программы придётся забыть раз и навсегда.

Гончаров оглядывался по сторонам, с интересом наблюдая за происходящим, и когда видел знакомое по телепередачам лицо – а таких лиц вокруг встречалось великое множество – он оборачивался ко мне и с детской непосредственностью сообщал:

– Смотрите-ка! И этот здесь! Ну, который про зверушек рассказывает. И вот тот тоже … Как же его фамилия? Он еще призы раздаёт, но до того все нервы вымотает.

Дёмин слушал этот трёп с безучастным выражением лица. Он явно настраивался на долгий, нескончаемый сегодняшний триумф. Семь номинаций, как ни крути – это что-то да значит. И если мы получим хотя бы половину …

– Илья! – засмеялся я. – Очнись ты.

Он встрепенулся и посмотрел на меня туманным взглядом. Наверное, уже примеривался, где в своей квартире поставит бесценную для него позолоченную статуэтку.

Действо тем временем началось. Вышел на сцену Николай Вадимович Касаткин, всех поздравил, пожелал удачи, он в шутку просил нас, то есть меня, Илью и Светлану, не забирать все призы, а хоть что-то отдать другим. Все вежливо поаплодировали.

В первой номинации – «За лучшую идею» – мы присутствовали. Конверт с именем победителя вскрывали намеренно долго, зал затих и затаил дыхание. Дёмин нервно пожёвывал свой ус. Светлана улыбалась, но улыбка была напряженной. Один только Гончаров явно скучал, будучи не в курсе происходящего.

– Лучшая идея, – сказал ведущий.

У Дёмина дрогнула щека.

– Это идея …

Ведущий заглянул в извлечённый из конверта листок.

– Идея социальной рекламы «Мы – одна семья!», – провозгласил ведущий.

Зал взорвался аплодисментами. Дёмин замер. Мы со Светланой хлопали, заглушая собственное разочарование, которое всячески пытались скрыть.

– Пожелание Касаткина мы выполнили, – пробормотала Светлана. – Призами поделились. Но все остальные – наши.

– А что такое? – влез Гончаров.

– Мы тоже были в числе претендентов, – пояснил я ему.

– А отдали другим?

– Ну да, вы же видели.

– Несправедливо! – оскорбился Гончаров.

Дёмин метнул в него полный ненависти взгляд, но уж Гончаров-то в произошедшем был виноват меньше всего.

– Несправедливо! – повторил Гончаров.

Сидевшие впереди нас люди обернулись. И им тоже Гончаров, нимало не смущаясь, сообщил о допущенной несправедливости.

– Следующая номинация, – сказал ведущий. – «Лучший продюсер года».

– Продюсер – это кто? – Гончаров начал меня раздражать.

Ему никто не ответил. В этой номинации мы тоже присутствовали. Точнее, записан был Дёмин, который вроде бы продюсировал нашу программу «Вот так история!».

Ведущий взял в руки конверт, но открывать его не спешил, рассказывал какую-то байку, совершенно несмешную и неуместную, это понимали все, кроме него самого.

– Теперь о продюсерах, – сказал ведущий, но конверт так и не открыл, а вместо этого рассказал ещё одну байку, теперь уже из жизни продюсеров.

Илья уже совсем извёлся. Светлана пыталась его приободрить, но он отмахнулся от неё. Ведущий, наконец, вскрыл конверт.

– А лучшим продюсером этого года, – сказал он, – назван …

– Мы там есть? – быстро спросил Гончаров.

– Да.

Теперь уже и Гончаров нервно потёр руки.

– Игорь Самохвалов! – провозгласил ведущий.

Гончаров посмотрел на меня так, словно спрашивал, не ослышался ли он.