– Согласна, занимаемся глупостью.

* * *

Заместитель губернатора совсем недолго пробыл в гостях у Морозова и примкнувшего к губернскому воротиле Бугрина. В своём официальном выступлении чиновник благодушно порадовался скорому появлению на карте региона долгожданного объекта, а ещё будущему строительству дорог в труднодоступных местах и так необходимым обществу налогам и новым рабочим местам. Всё это снималось на камеры, без конца щёлкалось на оптику и почти мгновенно выставлялось на страницы губернских и центральных новостных сайтов. А после официальной части, так как на улице заморосил тоскливый дождик, в центральном зале дворца, как принято в избранном кругу, случился небольшой, но скучный фуршет.

– Вы знаете, мы хотели пригласить артистов из Москвы, народный хор из Архангельска, но губернатор запретил. Мол, не те времена на дворе… – извинялся Морозов перед высоким гостем.

– Действительно, те времена миновали. Хотя, помню, как-то сам Филипп Киркоров, с перьями на голове, голосил в тайге. Было незабываемо! – рассмеялся чиновник и слегка отхлебнул шампанского.

Дождь вскоре затих так же незаметно, как и начался. Низкое небо чуть прояснилось, но продолжало давить на окружающий лес. Вертолёты унесли высокого гостя вместе с помощником, журналистами и сотрудником пресс-службы обратно в губернскую столицу.

* * *

Алёна и Александр тем временем болтали в общей гостиной дома для гостей, спрятавшись от изморози и хозяйских глаз. И вдруг дверь распахнулась и на пороге объявился молодой человек с ярким лимонным чемоданом на колёсиках, увешанный, как новогодняя ёлка игрушками, фотоаппаратом, сумкой для ноутбука, рюкзаком.

– Алёночка, привет! Вот так ты меня встречаешь. На диване с молодым человеком! Стоит задержаться на несколько дней, как чувствуешь себя северным оленем!

Девушка теннисным мячиком подскочила с мягкого кресла и бросилась навстречу юноше. Но возле него вдруг притормозила, словно в последнюю секунду упомнила что-то важное, и даже предусмотрительно выставила руки вперёд, не давая себя обнять:

– Привет, Женёк. А не много ли ты на себя берёшь? С каких это пор я твоя девушка, а ты мой олень?

– Что, пошутить нельзя? Иди хоть обнимемся!

– Ты знаешь, я не люблю телячьих нежностей.

Бледные щёки парня вспыхнули румянцем, он тряхнул копной рыжих волос:

– А, Белкина, вечно у тебя одно и то же, хотя вроде взрослеешь.

– Как ты добрался?

– Отлично, по дороге взял у заместителя губера интервью, а после по-бырому договорился, куда распихать материал о новом алмазном месторождении. В общем, жизнь удалась, все будут довольны. Как ты? Хотя я и так всё вижу.

– У меня тоже всё нормуль. На переговорах обошлись практически без моей помощи.

– Зная тебя, Белкина, скажу как, старина Станиславский: не верю! Давай-ка выкладывай правду.

– Ты верно сечёшь, походу, у меня в жизни, без проблем не бывает. Во-первых, когда я летела в Архангельск, в самолёте меня и соседку-блондинку напоили обычной водой, и после выяснилось, что девушка отравлена.

– И это всё? Мало, Белкина, мало. Что ещё стряслось, колись?

– Постой, не гони. Во-вторых, у Морозова в доме прошлой ночью пропал чёрный алмаз, безумно дорогой.

– Вот – то, что надо. Чувствую, ты опять в деле и меня затянешь в преисподнюю?

– Нет и ещё раз нет. Я хочу поскорее уехать домой. Мы скоро полетим отдыхать на море с мамой, братиком и отчимом.

– А как там твой отец?

– Всё там же, в Сирии. Я очень переживаю за него.

– А зачем он туда направился, его же с Севера переводили ближе к дому?

– После той прошлогодней истории он всё-таки решился уйти на пенсию.

И пообещал, что это его последняя командировка, а после – сразу в запас.

– Твой отец из не таких переделок выбирался. Не скули, всё будет хорошо.

– Будем надеяться. А вот, кстати, познакомься с Александром Васильевичем. Он, между прочим, филолог, кандидат наук, живёт недалеко, по здешним меркам, – в Мезени.

Женя наконец-то повернулся к Великому, который продолжал сидеть на диване с чашкой кофе в руках, и представился:

– Евгений Хронов, свободный журналист, фрилансер.

– Очень рад неожиданно встретить коллегу.

– Взаимно. А вы тут тоже освещаете местную сделку века?

– Нет, я далёк от журналистики, хотя имел определённый опыт в данной сфере. Здесь я, даже не знаю, как сказать… – Филолог задумался, по всей видимости, внутри него шла упорная борьба за верные термины. – Вот, изучаю представителя якобы древнеславянского язычества.

– Вы что, обнаружили тут затонувший град Китеж или языческое капище посреди диких дубрав. Поведайте сию тайну? Я тоже интересовался в своё время этой темкой, да только, к счастью, быстро понял, куда всё это ведёт.

– Тут Василий Прокопьевич после охоты столкнулся нос к носу с волхвом… – Алёна осеклась и стала с интересом наблюдать за реакцией прибывшего гостя.

Женя, вновь вспыхнул пунцовым цветом – ведь у рыжих такая тонкая кожа, им бывает трудно совладать с собой.

– Волхв? Я не ослышался?

– Да, Женечка, именно с волхвом.

– Так они, если мне не изменяет память, сгинули ещё в одиннадцатом веке, а последние из них упоминались аж в четырнадцатом. Странно, а где он шлялся семь веков?

Великий улыбнулся:

– Вот и мы с Алёной думаем, что в этом явлении волхва народу много, так сказать, странного.

– А зачем он вышел к людям из своего убежища? Семьсот лет не хотели с нами общаться, а тут надумали?

– Явился в мир, чтобы поведать нам тайные знания славян и обрести последователей, – как мог, разъяснил Великий.

– Необычно. Особенно то, что он явился искать себе учеников не среди простого народа, как Христос например. Надеюсь, он не утверждает, что со времён Ярослава Мудрого таился в здешней тайге? Он случаем не бессмертный?

Великий замялся, а после добродушно улыбнулся:

– Конечно нет. Он говорит, что тайные знания кудесников передавались от волхва к волхву, поколение за поколением, так они сохранились в первозданном виде до двадцать первого века. Вот такая капсула времени!

– Просто фантастика! Предположим, наши космонавты летали не туда, но а что это за знания? О них ведь можно написать. Я бы сделал материал для всех центральных СМИ! Может, даже книгу написал бы. А может, мы вместе с вами, Александр Васильевич? А то я что-то чересчур разъякался. Вы фактически открываете феномен для всего человечества.

– Называйте меня просто Александром или Сашей. Я устал в школе от отчества, хоть здесь передохну, вспомню свои студенческие и аспирантские годы. А по поводу неких потаённых знаний пока ноль, ничего. Волхв молчит как рыба, лишь кормит нас завтраками. Так что несчастное и заблудшее человечество подождёт, семь веков ожидало и ещё несколько дней потерпит.

– Понятно, мои худшие прогнозы оправдываются – шахта угля не выдаёт на-гора, потому что нет угля – ни фи-га.

– А поначалу Окомир даже грозился вручить нам в руки книги на бересте, летописи, предания. Наверно, слышали про так называемую «Велесову книгу», вот и я думал – потрогаю артефакты, совершу научное открытие. Но пока я, естественно, ничего не вижу.

– Интересная загадка, хотя, насколько я помню, учёные доказали, что те самые дощечки и текст, который на них имеется, – это подделка.

– А я мечтал о подлинных текстах.

Хронов задумался и часто заходил перед Великим и Белкиной. Наконец он остановился и спросил:

– А можно я попробую его вытянуть на интервью?

– Пожалуйста. Только вначале его найдите. Он почти не выходит из номера, бывает в нашем обществе только за ужином.

– Вот задачка. Интересно, попробую что-нибудь придумать.

– Да, Женя, ты же специалист по разговорам.

– А что, я попрошу Василия Прокопьевича организовать мне встречу, чтобы, так сказать, осветить в средствах массовой информации, поведать общественности о необычном явлении…

Журналист замялся и не смог, как ни силился, выискать устанавливающего слова для Окомира, а употребить вот так просто, как говорится всуе, термин «пророк» у него язык не поворачивался.

– Попробуй, Женя. И кстати, тебя где поселили?

– Здесь, в люксе. Наверно, рядом с тобой?

– Нет, я в барском доме. Но ты иди, отдыхай с дороги, за ужином свидимся. А то мне пора и честь знать.

Женя как-то погрустнел, но бодро отрапортовал:

– Мне тоже ещё надо привести себя в порядок перед праздничным застольем. А ещё я хотел сделать несколько снимков для своего репортажа об исторической сделке, мне любезно обещал помочь начальник здешней охраны – Игорь Александрович. Кстати, клёвый чел, наобещал мне целую тысячу подписчиков для моего блога.

* * *

Великий первым выбрался на свежий воздух из дома для гостей. Он вновь пошёл к терему мимо позабытой часовни. Когда он проходил возле ельника, меж веток промелькнуло что-то похожее на человека. «Почудилось. Может, просто птица?» – подумал Александр и, уставившись себе под ноги, прибавил шагу. Но через несколько метров он чуть не сбил с ног волхва, мирно гуляющего по дорожке.

– Ой, извините, Окомир. Я задумался и не заметил вас.

– Конечно, когда мы смотрим по сторонам, мы не видим, что у нас под ногами.

– Что вы имеете в виду?

– Думаете, я не видел, как вы шли и глаз не спускали.

– С чего я глаз не спускал?

– Да ладно вам изображать саму невинность. Вы, конечно, смотрели на заброшенную часовню.

– А, вот вы о чём. Да, действительно любовался. А что в этом странного? Наше православие – плоть и кровь нашей культуры да и самого нашего народа. Хотя, если быть честным, сейчас это отрицает по крайней мере часть наших людей.

– Нелепица. Насколько я в последнее время заприметил, благодаря всяким нынешним чудесам – интер-нету, ком-пью-теру – которые мне любезно предоставил Игорь Александрович, у меня открылись очи-то. Народ наш скидывает тысячелетнюю кабалу христианства.

Великий чуть вспыхнул, но не смолчал и не ушёл от неприятного разговора:

– Согласен с вами. И ему в этом содействуют разные помощники, особенно заграничные. Но есть и глубинная проблема, как мне видится. Кто-то из народа нашего, кстати весьма погрязшего в грехах – по себе знаю, катит бочку на церковь, ибо она более тысячи лет колит людям глаза этими самыми грехами. Нам без остановки твердят: работай, не воруй, не бухай, не прелюбодействуй, лучше займись семьёй и детьми, живи по совести, не греши, не бранись, не просто кайся в грехах, а исправляйся. И так век за веком. Кому такое понравится? Оттого пошли ереси, неверие, материализм и ницшеанство. Так мы и докатились до октябрьского переворота, когда большевики пытались жизнь наладить вообще без совести, считай ампутировав её. А чего церемониться-то? Грабь награбленное. Да только не вышло у них наскоро состряпать новую мораль, вернулись к прежнему, лишь вывески поменяли – вместо заповедей «Моральные принципы строителя коммунизма». Да всё равно не прижилось, внесли сумятицу в головы, вот и всё. А в последние десятилетия, только народ начал разворачиваться в сторону истинных ценностей, как тут на свет божий явились вы, и глаголите: «всё не так, вот вам истинная вера предков, а всё, что несёт вам мировая культура, мировые религии – туфта». Всю слабину, все свои ошибки без труда сдирает с себя человек и заодно всю ответственность за плохое в своей жизни перекладывает на Бога, на судьбу, правительство или даже на соседа. Вот, например, у страдальца в огороде картошка не уродилась, он, между прочим, её и не полол, и не опахивал. А где же находился ваш Бог, спрашивает он, спал или как, почему не уследил за моим картофелем? А он типа весь такой чистый и невинный как младенец. А, скажу я вам, ведь истинно верующий, духовный человек своими руками и поступками творит рай уже здесь, прямо на грешной земле. Конечно, кто как может и на что способен, но и, заметьте, отвечает за дело рук своих. Безбожник тоже не подарок, как ни крути – адище серное. Правда, все его представления проходят под весёлую музыку и торжественные оды, хотя сейчас скорее под матерный рэп, неведомому «всемирному разуму».

Окомир молчал, привыкнув к почтительному отношению к своим думам, он не ожидал подобного отклика и не сразу нашёлся что сказать.

– Заблуждаетесь вы, Александр. Бродите как слепой по полю, смотрите, в овраг не угодите. Прислушивайтесь, как истинный русский человек, к Матери-сырой-земле, только она вас выведет на свет.

Но Великого уже нельзя было остановить:

– А что вы можете предложить? Кем-то недавно, порой на скорую руку придуманные обряды, а дальше живи как хочешь? Каяться не надо, значит греши без конца и края? А наш человек силен тем, что зрит за пеленой суматошной жизни иную, истинную. Его не обведёшь вокруг пальца, он и в ГУЛАГе мыслил о Царстве Божьем, о воздаянии за причинённое зло. Этакое святое тридевятое царство у нас получилось, никому в мире непонятное, даже нам самим. Пусть и кажется порой, что оно вышло из дурашливых детских сказочек, где человек в детстве надеялся непременно очутиться хоть на этом, хоть на том свете!

– Но моя истина – это вера наших пращуров, – по привычке заталдычил волхв, уже сожалея, что заговорил с надоедливым филологом.

– Согласен, а разве нет культа предков в нынешних мировых религиях? Разве мы не поминаем их в ежедневных молитвах, а в родительскую субботу не варим кутью на Пасху? Мы взяли лучшее, что было у вас. Вот так! Однако ваше язычество желает вновь нас раздробить на отдельные даже не страны, а племена, со своими идолами, как в фашистской Германии. А у нас, как писал апостол Павел: «нет ни Еллина, ни Иудея… Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос». Нужно ли это современному многонациональному миру? А где ваш Старый Иерусалим, тот самый сакральный центр, о котором, помнится, один сказатель в девятнадцатом веке поведал собирателю фольклора Петру Бессонову? Там, мол, хранится подлинная «Голубиная книга».

– Не пришло время ещё Правде спуститься с Неба на землю, дорогой Александр…

Окомир внезапно замолк и показал дрожащим пальцем на что-то прозрачно белое, словно обрывок утреннего тумана, что отделилось от тёмных ёлок и бросилось к спорящим. Александр в недоумении повернулся в указанную волхвом сторону, но ничего не приметил.

– Что стряслось, Окомир?

– Пойдёмте скорее отсюда, мне чудится тут всякая чертовщина.

– Вот то-то и оно.