Цитаты из книг автора «Владимир Головин»

Маленького ребенка наказывают так, а не маленького по-другому. Священники всё знают, им нет оправданья. Поэтому языческий жрец стоит на голове православного монаха и епископа, те уже там вообще, на дне. Макарий услышал голос от черепа: «Молись за нас, отец. Когда вы молитесь, особенно в ваш великий день (на Пасху), и нам какой-то свет бывает и отрада». Он это чувствует, а те, на ком он стоит, те не чувствуют ни света, ни отрады. Разный уровень духовного состояния и в Царствии Божием, и в аду. И разные возможности потому у душ умерших. Кто насколько приблизился к Богу или удалился от Него.

Кому много дано, с того много спросится.

Есть такой преподобный, на Украине церковью канонизированный, Лаврентий Черниговский. Он всех праведников делит на две части: есть спасённые, а есть помилованные.

Могут, но не все. Приведу слова апостола Павла, который говорит: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мёртвых» (1 Кор. 15:41–42).

Поэтому мне важно, не в каком они состоянии, а что я должен делать, чтобы они испытывали радость с Богом. Поэтому, если Господь открывает или не открывает состояние моих близких, практически что это решает? Ничего. Я всё равно буду за них молиться, всё равно буду поднимать всё выше и выше своей молитвой, сделаю всё, на что я способен. Ничего не меняется практически. Господь не открывает состояние усопших на земле для большинства людей потому, что нам это не на пользу, и ни к какому практическому изменению не ведет.

Поэтому, можно условно так сказать: есть ли в раю потолок? Притчеобразная фраза, конечно, аллегория. И быть не может. Поэтому, если мои близкие, за которых я сейчас переживаю, в состоянии райской радости, и, если я буду за них молиться, что будет? Всё больше и больше будут подниматься и наполняться радостью. Так это и надо мне делать-то. Это же мой долг по отношению к моим близким.

Что такое рай и ад? Ад – это не место, где пребывают души умерших, и где будем мы. Это не место. Это состояние души. Когда человек, сбрасывая с себя телесные оковы, входит в безграничие вечности, он переживает, чувствует близость Бога. Вот я умер, душой вошел в вечность и чувствую Бога. Тут слово «чувствую» в кавычках. Можно сказать «вижу», «переживаю». Это всё слова – человеческие. Они не выражают глубины. И в зависимости от того, как я жил на земле, чем себя наполнил, что во мне живёт, это переживание Бога будет или невыносимой мукой, или всё переполняющей радостью.

Например, какова участь моих близких, родных, кого я люблю, после смерти? Зачем тебе это? Мы хотим некоего успокоения. Ну, порадоваться, что ли, за них. А нам полезно будет это таким, какие мы есть, несовершенным? Мы от этого не расслабимся? Скажем, ну эти уже, слава Богу, можно не очень заботиться. С Господом, слава Богу, хорошо, хорошо.

Для меня важнее не то, где они душами находятся, для меня важнее другое: я люблю их. И живых бы любил, а усопших, пожалуй, ещё больше любим. Я думаю не о том, как мне от них что-то выцарапать, как при жизни я их доил, так продолжать доить сейчас. Я думаю о другом: как бы мне им дать, а не от них получить. Они в чем нуждаются? В милости Божией. Значит, за них надо молиться. Не от них урвать, а им послужить. Кто духовно правильно рассуждает, у него такое есть желание и стремление.

Это не православно – молиться усопшим родственникам. Мы не знаем, в каком состоянии они находятся, во-первых. И во-вторых, в этом нет нужды.