…Прошла неделя. Во время лекции по истории КПСС дверь тихонько отворилась, и в аудиторию вошла девушка. У меня защемило сердце: она была высокая, с длинными русыми волосами, огромными глазами и очень хорошо улыбалась. Девушка приложила палец к губам, тихонько подошла к кому-то из студентов, отдала бумаги и ушла. Если бы я знал, сколько бессонных ночей принесет мне эта девушка с огромными глазами!

В первый год обучения у нас был курс начертательной геометрии. Может, кто помнит шутку тех лет: «Сдал начерталку – можно знакомиться, сдал сопромат – можно жениться».

На экзамене по начерталке я изобрел способ получения «легкой» пятерки. Мне задают вопрос, я уверенно беру ручку (очень важно – уверенно!) и говорю: «Ну, это совсем просто!». После этого надо нарисовать что-нибудь на листочке (например, систему координат) и сказать пару слов четким голосом. На этом экзамен обычно заканчивается. Преподаватель тает, берет зачетку и выводит там «отл». Эта система работала даже на физтехе.

На вечернем отделении не было матанализа, который читался «дневникам». Я узнал правила перехода на дневное отделение: надо было сдать сессию на пятерки и экзамен по матанализу.

К сожалению, мне нужно было еще и работать. После копания своей канавы я бежал домой и читал книжки по математике.

Математику и начерталку я сдал на пять, оставалась история КПСС. Экзамен принимал лектор, который вел у нас семинары. Я начал отвечать по билету, но преподаватель меня прервал: «А зачем вообще нужны партии?», – неожиданно спросил он.

Я стал что-то лепетать про организацию, идеологию, но он меня снова прервал.

– Запомните: партии нужны только для борьбы за власть и для удержания власти. Все остальное – словесная шелуха! Я помню вас по семинарам и поэтому ставлю «пять».

И меня перевели на дневное отделение.

После зимних каникул я пришел в аудиторию, где занималась моя новая группа. Вошел и вздрогнул: за первым столом сидела девушка с огромными глазами, которая заходила к нам на лекцию. Много про эту девушку я писать не буду. Скажу только, что ее присутствие в моей жизни очень мешало занятиям физикой.

Мечту о физтехе я не оставил. После второго курса туда можно было перевестись, сдав дополнительные экзамены. Для допуска к этим экзаменам в моей зачетке должно было быть очень много пятерок. Конкурс среди таких «отличников» был обычно 12—15 человек на место. По вечерам я читаю только книги по математике и физике. Другая жизнь проходит мимо.

…Весной я сошелся с бывшим одноклассником, который тоже неожиданно увлекся физикой. Он учился в Институте геодезии и обожал говорить про голографию и прочие премудрости. По субботам мы с ним бродили по раскисшему снегу, слушали журчание ручьев и обсуждали физические законы и явления. Тогда я научился рассказывать о сути явлений кратко и без бумажки.

Летняя сессия прошла легко и незаметно. И тут у меня родилась самая гениальная идея в моей жизни! Я приехал в МФТИ, чтобы посмотреть на экзамены отличников. Я сидел в коридоре и спрашивал всех выходящих, о вопросах и задачах, которые предлагали экзаменаторы. Дома я все систематизировал и приготовил решения. Теперь я был вооружен и очень опасен для моих будущих конкурентов.

Для допуска к экзаменам в МФТИ мне нельзя было иметь в зачетке больше двух четверок. К концу второго курса они уже у меня были: по немецкому и черчению. Тут никакие методы получения пятерок не помогли! Приближался экзамен по военному делу, к которому нужно было выучить наизусть уставы Советской армии. Это была полная засада! Переписать уставы на шпаргалку было невозможно, поэтому я засунул книжки за пояс брюк, надел сверху свитер и отправился на экзамен. Первый вопрос был: «Что такое знамя?». В антисанитарных условиях я сумел вытащить книжку и переписал: «Знамя – это символ чАсти, доблести и славы». Так я и сказал комиссии.

– А вы не знаете номер той части, чьим символом является знамя? – ехидно спросил седой полковник.

– Я знаю номер части, где служил мой отец! – выпалил я.

Это меня выручило. Полковник растаял, спросил, где именно служил папа, и разрешил перейти ко второму вопросу. Это было просто спасение: нужно было показать, как отдавать честь на ходу без головного убора. Книжки начали выскальзывать из брюк, и то, что честь надо отдавать, прижимая руки к бокам, помогло мне удержать их под свитером.

Эту пятерку я запомнил надолго!

История КПСС! Как ни странно, я любил этот предмет. Лектор был математиком, который потом увлекся общественными науками. Он обожал задавать нам задачи. Представьте, говорил он, Питер, холодный дождь, разруха, темные улицы, пьяные матросы, слабое правительство… а вам надо взять власть в свои руки. С чего бы вы начали? Дальше он говорил о крутых мерах, за которыми чувствовалась чья-то жесткая рука. Фамилия Троцкого тогда была под запретом, но чей-то беспощадно-кровавый ум явно прослеживался в рассказах преподавателя. Я представлял осенний Питер и понимал, что в Смольном сидели очень крутые тридцатилетние парни. Он говорил нам много того, чего не было в учебниках, и на втором курсе я даже захаживал на лекции к первокурсникам, чтобы послушать его низкий густой голос.

Уже учась на физтехе, я приходил к нему домой, он рассказывал мне о парижских коммунарах, и мне становилось не по себе от кровавых мясорубок тех лет. Я тогда интересовался историей татаро-монгольского ига, но «пламенные» коммунары затмили подвиги Батыя.

Я успел прослушать курс «Теории электрических цепей». Мы рисовали чудовищные электрические схемы, рассчитывали частоты колебаний в запутанных электрических контурах и дружно ненавидели этот предмет. Однажды к нам на семинар пришел преподаватель математики, чтобы заменить нашего, который ушел на час по семейным делам. Он спросил, что мы тут изучаем. Узнав, что мы собираемся рассчитывать колебания контура, он хмыкнул, сказал, что это элементарная система линейных дифференциальных уравнений второго порядка и такие задачи он решал еще в школе. И еще добавил, что если кто-нибудь из нас получит меньше пятерки по этому предмету, то он серьезно будет дрючить этого несчастного на экзамене по дифуравнениям, так как это явный признак дебилизма и пренебрежения к великой науке математике.

Прошел еще год, и я поехал в МФТИ на экзамены по математике и физике. Со мной, как группа поддержки, поехала девушка с огромными глазами. Математику я сдал легко, а теперь сидел перед экзаменатором по физике, решал, наверное, уже двадцатую задачу и смотрел в окно. Девушка сидела на лавочке и читала книгу.

Через три часа экзаменатор сказал, что если меня примут, то он будет просить на кафедре, чтобы мне засчитали весь пятисеместровый курс общей физики. Я гордо сказал, что иду в МФТИ, чтобы учить физику, а не получать халявные оценки. Преподаватель посмотрел на меня, как на идиота, и сказал, что у меня почти стопроцентный шанс на зачисление.

Через два дня мы с девушкой сидели в темном коридоре, куда вскоре вышел председатель приемной комиссии и стал зачитывать список счастливчиков. Список был короткий – всего шесть человек. Меня он назвал первым, подошел ко мне, пожал руку и сказал, что из Лесотехнического к ним еще никто не поступал.

– Как мы будем праздновать? – спросила меня девушка.

Ошалелый от счастья, я смотрел сквозь нее и не понимал, о чем она говорит. Потом начал бормотать, что хочу поехать с ней в Ленинскую библиотеку и почитать там книжки по линейной алгебре.

– Тяжелый случай, – сказала девушка. – Но я тебя прощаю.

Однажды в МЛТИ

Однажды я поступил в институт. Первый день мне понравилось, а потом я стал мечтать поскорее стать аспирантом. Когда я стал аспирантом, стал мечтать поскорее начать работать. Сейчас я работаю и мечтаю сидеть под пальмой и слушать морской прибой. Может, мне не надо было в институт поступать, а сразу на море ехать?

Однажды я работал разнорабочим на фабрике в г. Пушкино. Мне было поручено копать канаву, что я и делал с большим рвением. После Нового года к моему начальнику в кабинет ввалился Вася, известный алкаш и бездельник. «Слышь, командир! – сказал Вася, с трудом пытаясь открыть заплывшие глаза. – Не могу сегодня работать… Новый год, сам понимаешь!».

Васю отпустили домой поправлять здоровье. «У меня тоже был Новый год», – сказал я обиженно. «Вот научишься пить, как Вася, тогда и поговорим!» – отрезал начальник.

Однажды в институте мы поехали на уборку картошки. Первыми парнями там были те, кто пил много водки и пел под гитару. Прошли годы. Водку я пить научился, а петь под гитару – нет. Никогда мне не быть первым парнем!

Однажды я проходил трудовую практику на заводе. Я работал на конвейере, где собирали распределители зажигания для автомобилей. Мне нужно было надеть шайбу, просверлить отверстие, вставить заклепку и расклепать ее с другой стороны. В первый день я пытался думать о физике. На второй день я пытался думать хотя бы о девушках. На третий день я был способен думать только о кружке холодного пива после смены.

Однажды мы с приятелем решили посмотреть салют на Воробьевых горах. Для компании мы позвали одноклассницу. «Сколько вас там будет?» – поинтересовалась ее мама. Узнав, что нас двое, она согласилась отпустить свою дочку, сказав, что двое парней – это самая безопасная комбинация. Прошло много лет, но я так и не понял, почему мы составляли самую безопасную комбинацию.

Однажды в институте в перерыве между лекциями я подошел к своему другу и сказал, что я открыл формулу жизни – нужно наслаждаться мгновениями удовольствия и работать, чтобы таких мгновений было больше. «Дай мне лучше конспект прошлой лекции переписать, – сказал мой друг. – А то завтра на семинаре я никакого удовольствия не получу».

Однажды мы с приятелем решили досрочно сдать экзамен по философии. Прямо в начале семестра! Преподаватель на это отреагировал спокойно и сказал, чтобы мы пришли завтра с конспектами классиков. Конспекты у нас заняли два часа (!), остальное время ушло на чтение учебника и краткого философского словаря. На следующий день преподаватель снял очки и долго смотрел на нас. Меня он попросил рассказать, что такое государство. «Государство – это орудие подавления!» – быстро выпалил я. «Это все?» – спросил преподаватель. «Нет, – ответил я. – Могу еще примеры привести».

Однажды в институте я сидел на лекции по начертательной геометрии. Преподаватель, пожилой мужчина с маслеными глазками, рисовал линии, точки и все думал, как их назвать. «А вот эту точку мы назовем буквой, на которую начинается самое прекрасное слово!» – вдруг выпалил он и написал букву «л». В это время дверь открылась и в аудиторию вошла полная рыжая девушка, которая считалась нашей первой красавицей. «А вот и иллюстрация пришла!» – пробормотал препод, провожая нашу рыжую долгим взглядом.

Однажды знакомая попросила меня что-нибудь сказать по-немецки. Этот язык я учил в школе, и мои знания были на уровне «плохо читаю и еще хуже перевожу со словарем». Я ей и выдал «что-нибудь». Причем вспомнил самые нежные слова, которые знал. Знакомая послушала и сказала: «Мне кажется, что ты меня сейчас обругал».

Однажды я катался на лыжах с одной девушкой. Нам нужно было пересечь большое поле. Мела поземка, но ветер дул нам в спину и трехкилометровый переход прошел незаметно. Обратно мы возвращались через это же поле. И ветер снова дул нам в спину. «Так быть не может», – пробормотал я. «Ну и пусть не может, – ответила девушка. – Зато очень удобно».

Однажды в институте я был членом социологического общества, и темой моего исследования была детская преступность. В качестве награды нас с приятелем направили в детскую трудовую колонию в Икше, чтобы мы смогли поближе познакомиться с объектами исследования. В процессе научной работы объекты пообещали нам отрезать уши, как только выйдут на свободу.

Однажды мы изучали предмет с названием «Теория машин и механизмов» (ТММ = Тут Моя Могила). На первом занятии преподаватель сказал, что прямо сегодня поставит зачет тому, кто до конца занятия сможет правильно нарисовать силы, действующие на парусную яхту, и объяснить, почему она может плыть против ветра. В конце занятия я передал ему листок, где все было объяснено. Преподаватель посмотрел, хмыкнул, а когда я спросил про зачет, то сказал, что надеется на мое чувство юмора. В своем чувстве юмора он был уверен.

Однажды в Лесотехническом институте на занятиях по физкультуре мы играли в футбол. Вдруг преподаватель остановил игру и спросил, у кого из нас пятерки по черчению. Мои чертежи делала мама – профессиональный конструктор, и я сдуру поднял руку. Когда семестр подходил к концу, преподаватель-физкультурник подошел ко мне и сказал, что я пропустил слишком много занятий, и он не сможет поставить мне зачет. Единственное спасение – это красиво начертить прибор для измерения силы удара боксера. Это был первый чертеж, который я сделал самостоятельно.

Однажды мне было примерно двадцать, моей девушке тоже исполнилось двадцать.

– Двадцать – еще ничего! – сказала девушка. – Но вот третий десяток…

Однажды в институте у нас была практика на заводе, и мне нужно было что-то спросить у мастера. Я стал узнавать у однокурсников, как его зовут, но никто не знал. Только одна девушка вспомнила, что мастера мы все называем «Скажите, пожалуйста!».

Однажды брат моей знакомой, школьник, стал радиолюбителем. Он подошел к своей маме и спросил, не хочет ли она сэкономить 70 рублей. «Конечно, хочу!» – ответила мама. «Тогда дай мне сто рублей, – попросил радиолюбитель. – Знакомый продает за сотню осциллограф, который стоит 170».

Однажды мама уговорила меня поехать с ней в Сочи отдохнуть в санатории. Нас там приняли за мужа и жену. Мне бы порадоваться за маму, что она так хорошо выглядела, но я был огорчен, что сам выглядел слишком солидно в двадцать лет.

Однажды я был в Сочи в санатории. Моим соседом был хмурый мужик из Норильска, весь покрытый татуировками. «Сидел?» – спросил я. «Нет, стоял!» – буркнул он. «А карточным фокусам можешь научить?» – попробовал я поддержать разговор. Мужик долго молчал, а потом сказал: «Нет, не буду я тебя учить. С фокусов у меня все и началось!».

Картинки из жизни на физтехе

Занятия начинаются в сентябре, а я пока в Сочи: лежу на пляже и читаю книгу по матанализу. Мимо проходят две девушки, заглядывают в книгу и тяжело вздыхают:

– Вот не повезло парню, на осеннюю переэкзаменовку попал!

Поселяюсь в общежитии. Три паренька приветливо смотрят на меня и показывают на пустую кровать: «Вот тут свободно, но эта кровать несчастливая. С нее постоянно отчисляют из института». Я вздыхаю и иду к комендантше за бельем.

Вечер. На ужин – бутылка кефира, полбатона белого хлеба и огромный кусок вареной колбасы. Вкусно!

Лекция по теории колебаний. Красавец-лектор долго рассказывает про историю маятниковых часов, потом спохватывается и обещает написать все формулы в следующий раз.

Лекцию по матанализу читает знаменитый Кудрявцев. У него все отмерено: пятнадцать минут – формулы, одна минута – на шутку. Все равно его понять невозможно, записываю механически – потом разберусь.

Я не студент, а кандидат в студенты: первая двойка – и меня отчислят. Мое самое слабое место – английский. Надо учить длинные тексты наизусть. На это уходит 50% свободного от лекций времени. Но деваться некуда.

Все лекторы работают где-то еще. На физтех приезжают блистать своими знаниями. Это называется связь с жизнью.

Узнал ребят из группы. Я тут один, кто никогда не побеждал на олимпиадах по физике или математике. Иногда появляется чувство ущербности. Все такие гении вокруг!

Отчисляют неплохого парня из Одессы. Он увлекся разработкой теории многомерных комплексных чисел и завалил экзамены. Я бы ему сразу диплом дал, а не отчислял!

Удивляюсь, что на первых курсах многие занимаются очень мало: только английский и политэкономия. Оказалось, что все они – из физико-математических школ и всё уже знают. Опять чувствую свою ущербность. Сижу – грызу!

Со своей девушкой встречаюсь раз в неделю. Никому про нее не рассказываю. Вопросы отношения полов тут обсуждаются мало.

Вместо физкультуры – секция самбо. Вспомнил уроки брата-милиционера, некоторое время ходил в авторитетах.

Подошел комсорг и спросил, какой общественной работой я хочу заняться. Я сказал, что никакой. Он сказал, что понимает меня и ушел.

Иногда хожу гулять около старого дирижабельного завода. Потом спохватываюсь, что теряю время, и бегу в читальный зал.

Занятия кончаются в шесть часов. Голова как чугунный котел: только звенит и никакие дополнительные знания впитывать не хочет. Я их туда запихиваю чуть ли не ногами, но к утру многое вылезает обратно и теряется.

Как-то раз я увидел студента, который читал художественную книжку. Рассказал об этом своим соседям по общежитию. Мне не поверили.

Решил попробовать неизведанное и сам прочитал книгу Джека Лондона. И пропал! Записался в альпинистскую секцию.

Первая база

Сдал сессию на пятерки, меня перевели из кандидатов в студенты и сразу дали повышенную стипендию. Появились деньги. Очень необычное состояние: иду по улице, а в кармане деньги! Да еще я полноценный студент МФТИ. От гордости меня распирает.

Через год учиться стало легче, и мне открылся мир. Оказалось, что в Москве много красивых девушек, в библиотеках есть не только учебники, а еще я вспомнил, что в природе бывает четыре времени года.

Твердо решил заниматься физикой плазмы. Иду с девушкой, вижу, как мерцает неоновая реклама, и говорю с умным видом: «Это колебания плазмы». Девушка долго думает и вдруг заявляет, что так умно и она может сказать.

Пересмотрел фильм «Девять дней одного года». Опять понравился Смоктуновский. Решил стать теоретиком. Еще раз пересмотрел фильм «Девять дней одного года». Теперь понравился Баталов. Решил стать экспериментатором.

На четвертом курсе началась «база». Это когда несколько дней в неделю работаешь и учишься в каком-нибудь научном институте. Я выбрал Институт атомной энергии (ИАЭ) имени академика Курчатова и почему-то попал к теоретикам. Вот тут начался кошмар.

Теоретики в ИАЭ, на мою голову, оказались из школы Ландау. Их главный принцип – постоянно доказывать, что новоиспеченный теоретик полный идиот. В моем случае это им легко удавалось.

Начался самый тяжелый (если говорить о физике) период в моей жизни. Каждую неделю я сдавал экзамены по книгам Ландау-Лифшица и другим, не менее толстым томам. Никакие отговорки типа, «голова болит» или «тетушка заболела» во внимание не принимались. Я читал везде: в постели, в автобусе, на лекциях и даже на семинарах по английскому. И все для того, чтобы каждую среду лицезреть недовольную физиономию своего шефа. Он ставил задачи, и если мне удавалось их решить, то он еще больше кривил рожу и говорил, что наверняка я заготовил ответ дома или прочитал его мысли.

Самочувствие? Какое может быть самочувствие, когда за неделю надо прочитать, понять и хоть немного запомнить 800 страниц с формулами! Я ни с кем не встречался, обедал за пять минут, спал по пять часов. Личная жизнь дала глубокую трещину.

Через месяц одного из студентов выгнали из теоретиков, и мне об этом торжественно было сообщено. «А меня будете выгонять?» – спросил я. «Ты на волоске, но пока висишь!» – ответил шеф и опять скорчил недовольную физиономию.

Спросил у одного аспиранта, почему мой шеф всем недоволен? «Он сейчас всем очень доволен! – заявил аспирант. – Иначе ты бы уже маршировал в строю и пел «Не плачь, девчонка!».