Когда в ее очах небесных пламень блещет
И полный, звонкий стих в устах ее трепещет,
То бурно катится, сверкает и звучит,
То млеет, нежится, струится и журчит, –
Я жадно слушаю страстей язык могучий
И таю под огнем пронзительных созвучий;
Всё глубже ноет грудь, и сердцу горячей,
И просится слеза из каменных очей.
Конец 1830-х- начало 1840-х годов
Нет, милые друзья, – пред этой девой стройной
Смущаем не был я мечтою беспокойной,
Когда – то в очи ей застенчиво взирал,
То дерзостный мой взор на грудь ее склонял,
Любуясь красотой сей выси благодатной,
Прозрачной, трепетной, двухолмной, двураскатной.
Роскошный этот вид и гордость на челе
Являли мне тогда богиню на земле.
Я вас не понимал, – мне чужд был и несроден
Ваш чувственный восторг. От дум земных свободен,
Я чувство новое в груди своей питал:
Поклонник чистых муз – желаньем не сгорал
Удава кольцами вкруг милой обвиваться,
Когтями ястреба в пух лебедя впиваться –
Нет! – Жрец изящного – я мыслил: в этот миг
К чему мне звуков дар, гремучий мой язык?
О, если бы теперь, сим видом упоенный,
Я был сын древности, ваятель вдохновенный!
Блеснул бы в этот миг мне Фидия венец,
Луч яркий божества во грудь мою проникнул,
«Вот перси дивные! – тогда бы я воскликнул. –
Подайте мрамор мне! Подайте мне резец!»
И с мраморной скалы я б грубый череп скинул,
И перси из нее божественные вынул,
И жизнью облил их. Казалось бы, оне,
Сокрыв огонь страстей в бездонной глубине,
На миг оцепенев под искусом желанья,
Наполнились волной мятежного дыханья,
И, бурный вздох в себе стараясь удержать,
Готовы – закипеть, хотят – затрепетать;
И всё, что в них влекло б к земному обольщенью,
Слегка полузакрыв кудрей волнистых тенью,
Богини чистый лик я вывел бы светло
И думу строгую ей бросил на чело,
Лоб смертный, подходя, вдруг вспыхивал, как пламень,
И, дерзкий, мнил обнять богоподобный камень.
Но, взоры возведя на светоносный лик,
Мгновенно б головой преступною поник,
Молитву произнес в ограду от волнений
И, бледный, преклонил дрожащие колени.
1845
Забуду ли ее? – Она вилась, как змейка,
Сверкая искрами язвительных очей,
А всё ж была добра мне милая злодейка,
И за свою любовь я благодарен ей.
Мою докучливость она переносила,
Мое присутствие терпела; даже грусть,
Грусть вечную мою, глубокую – щадила,
Страдать позволила и говорила: «Пусть!
Пускай он мучится! Страдание полезно.
Пусть любит он меня, хоть любит нелюбезно!
Пускай надеется! Зачем ему мешать
И вдохновляться мной, и рифмы совершать?
Для песен пламенных ему я буду темой,
И он потешит нас гремучею поэмой!»
Я пел, – и между тем как с легкого пера
Катился бурный стих, мучительный и сладкой,
Она, лукавая, смеялась… но украдкой –
Итак, – не правда ли? – она была добра?
1846
Есть цветок… его на лире
Вечно славить я готов.
Есть цветок… он в грустном мире
Краше всех других цветов.
То цветок не однолетний:
Всё милее, всё приветней
Он растет из году в год
И, дивя собой природу,
По семнадцатому году
Полной прелестью цветет.
Он подъемлется так статно,
Шейка тонкая бела,
А головка ароматна,
И кудрява, и мила.
Он витает в свете горнем,
И, пленительно живой,
Он не связан грязным корнем
С нашей бедною землей.
Не на стебле при дорожках
Неподвижно одинок –
Нет, – на двух летучих ножках
Вьется резвый тот цветок.
От невзгод зимы упрямой
Жизнь его охранена
За двойной ревнивой рамой
Светозарного окна, –
И, беспечный, он не слышит
Бурь, свистящих в хладной мгле:
Он в светлице негой дышит,
Рдеет в комнатном тепле.
Непонятное растенье!
Нежен, хрупок каждый сгиб:
Лишь одно прикосновенье –
И прелестный цвет погиб!
Увлекая наши взоры,
Слабый, ищет он опоры,
Но страшитесь! Он порой,
Томный, розово-лилейный,
Дышит силой чародейной,
Колдовством и ворожбой.
Полный прелести, он разом
Сердце ядом напоит,
Отуманит бедный разум,
Обольстит и улетит!
1848
Когда ты так мило лепечешь «люблю»,
Волшебное слово я жадно ловлю;
Оно мне так ново, и странно, и чудно;
Не верить мне страшно, а верить мне трудно.
На праздное сердце певца твоего,
Быть может, ты кинула взгляд сожаленья
И, видя в нем глушь, нищету, запустенье,
Размыслила: «Дай я заполню его!
Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно
Я буду ласкать его сирый порыв;
Не боле, чем прежде, я буду несчастна,
А он – он, быть может, мной будет счастлив!»
И с ангельским, кротким, небесным приветом
Ко мне обратился твой дружеский взор,
И в сердце моем, благодатно согретом,
Мечты и надежды воскресли с тех пор.
1848
Есть два альбома. Пред толпою
Всегда один из них открыт,
И всяк обычною тропою
Туда ползет, идет, летит.
Толпа несет туда девице –
Альбома светлого царице –
Желаний нежные цветы
И лести розовой водицей
Кропит альбомные листы.
Там есть мечты, стихи, напевы
И всякий вздор… Но есть другой
Альбом у девы молодой, –
Альбом тот – сердце юной девы.
Сперва он весь как небо чист,
Вы в нем ни строчки не найдете,
Не тронут ни единый лист
В его багряном переплете.
Он – тайна вечная для нас,
Толпа сей книжки не коснется, –
Для одного лишь в некий час
Она украдкой развернется, –
И счастлив тот, кто вензель свой,
Угодный ангелу-девице,
Нарежет огненной чертой
На первой розовой странице!
Между 1842 и 1850
Перед нею умиленьем
Свято теплилась душа,
И, проникнут упоеньем,
Я шептал с благоговеньем:
«Боже мой! Как хороша!»
Но чрез миг, пред милым ликом
Страстным пламенем дыша,
Задрожав в восторге диком,
Пал я ниц с безумным криком:
«Черт возьми! Как хороша!»
Между 1842 и 1850
Комната в гостиницена дороге из Парижа в Рюэль, где находится загородный дом кардинала-министра. Вкаминеразведен огонь. Пожилой человек сидит у камина и просушивает измокшую свою одежду. Это – Гоше, незначительный парижский ремесленник из улицы Сен-Дени. От времени до времени видны проблески молнии и слышны раскаты грома.
Гоше (один)
Какая буря! Черт возьми!
Досадно! Вот и остановка!
Вот так-то с бедными людьми
Всегда бывает, – всё неловко,
Всё не под стать, везде беда.
Сам бог немилостив к ним – да!
Где нужно вёдро – шлет им бурю.
Знать, не для бедных создан свет!
Молния и гром.
Ишь как блестит, гремит! Да нет!
Уж я глаза себе зажмурю
И уши наглухо заткну,
А до Рюэля донырну,
Хоть в море обратись дорога!
Чай, мул мой отдохнул немного
Теперь в конюшне – свежих сил
Себе подбавил. В самом деле,
К чему ж заране я уныл?
Ведь к сроку буду ж я в Рюэле!
Входит проезжий в мокрой одежде.
Незнакомец (не видя Гоше)
Э! Время терпит. Отдохну
В гостинице.
(Подойдя к камину и увидя Гоше.)
Ах, извините!
Я думал: к один здесь…
Гоше
Ну!
Так что ж такое? – Стул берите,
И сядем вместе у огня.
Ведь вы проезжий здесь, я – тоже,
Вы не помеха для меня.
Притом я тотчас еду…
Незнакомец
Боже!
В такую бурю?
(В сторону.)
Как он мил,
И прост, и вежлив в обращенье!
Гоше
Что ж делать? Я бы не спешил,
Когда б не крайность. Приглашенье
Такое важное! Вовек
Не ожидал… да вот – поди же!
Да придвигайте стул поближе!
Незнакомец (в сторону)
Ужели знатный человек?
В нем вовсе нет дворянской спеси,
Я думал – он из нашей смеси
Простонародной.
Гоше
Я спешу
В Рюэль, и вас сказать прошу:
Куда ваш путь?
Незнакомец
Да я – туда же –
В Рюэль. Притом скажу вам даже –
И я по крайности почти.
Гоше
Так вот – нам вместе б по пути!
Я – человек нецеремонный,
И если вы так благосклонны…
Незнакомец (в сторону)
Когда б он знал, кто я!
(Вслух.)
Весьма
Приятно ваше предложенье,
Но – этой бури кутерьма
Меня пугает. Приглашенье,
Сказали вы, торопит вас.
Меня ж в Рюэль влечет приказ.
Я тороплюсь по тяжкой службе,
Которой сил нет выносить.
А вы?.. Могу ли вас спросить?..
Гоше
Да как сказать-то вам? – По дружбе
Недавней, новой для меня.
В Рюэле, с нынешнего дня,
Каким-то случаем, мне темным,
Попасть я должен в знатный круг.
Незнакомец
Позвольте… Быть боюсь нескромным
Через такой вопрос… Ваш друг…
Он кто такой?
Гоше
Не бойтесь! – Тайны
Тут нету. Это так – случайно
Всё вышло. Переход мой быстр.
Незнакомец
Так кто же?..
Гоше
Кардинал-министр,
Сам Ришелье. Да.
Незнакомец (встает)
Извините!
А я так запросто…
Гоше
Сидите!
Всё вздор! Не лезть же мне в князья
Иль графы! Выслушайте: я
Мещан лишь знаю – нашу братью
И не якшался век со знатью.
Куда мне? Боже упаси!
У герцогов Монморанси
Служили, правда, поварами
Отец и дед мой, – вот вся связь
Моя со знатными домами –
И та злой казнью прервалась
Над герцогом. Я просто – скудный
Ремесленник парижский. Тут,
Я говорю вам, случай чудный –
И только. Вдруг мне подают
Записку. Развернул – зовут
Меня… Не знаю – видно, нужен
Я кардиналу стал… на ужин
К нему сегодня. Боже мой!
Всё закружилось в околотке, –
Кричат, разинулись все глотки:
«Смотрите! Экой ведь какой
Гоше счастливец-то на свете!»
Я одурел. Жена и дети
Засуетились и сейчас
Давай мне туалет мой ладить,
Скоблить и чистить, мыть и гладить;
Всё приготовили как раз.
Гляжу – ну просто чародейство!
Вы понимаете? У вас,
Быть может, также есть семейство,
Которое вас любит, ждет…
Незнакомец
Жена и дети есть.
Гоше
Ну вот,
Как нас судьба во всем сближает!
Так ваше сердце понимает,
Что чувствует теперь мое!
Да, быть кому господь назначил
Отцом… Позвольте – как я начал
Рассказ-то? – Да! Мой фрак, белье –
Всё приготовлено, и стекла
Очков протерты – ну, взглянуть,
Так любо! Снарядился в путь –
И вот – извольте! – всё промокло
Насквозь. Чай, бедная жена
И дочери теперь в тревоге.
Но я не стану на дороге –
Нет, я до цели доберусь,
Хоть мокрой курицей явлюсь
На приглашенье кардинала
С ним ужинать. Такая честь,
Вы согласитесь, ведь немало
И пользы может мне принесть
Существенной: мои делишки
Поправятся, теперь нужда
И недостатки – а тогда,
Надеюсь, будут и излишки.
Тогда и ближним услужу,
Жену, детей принаряжу;
Гордиться, право, я не буду,
И вас, поверьте, не забуду
При случае.
(Подает Незнакомцу руку.)
Коль у двора
Упрочу я себе местечко –
В виду имейте человечка!
Однако мне пора, пора!
Прощайте! Продолжать беседу
Мне больше некогда. Я еду.
(Гоше надевает на себя верхнюю одежду, берет шляпу, встряхивается и оправляется, а между тем Незнакомец рассуждает сам с собою.)
Незнакомец
Мне жаль его. Какой добряк!
За что погибнет он? Конечно,
За вздор! И как бесчеловечно
Смеются! Ужинать бедняк
Готовится и ожидает
Великих милостей; семья
Его с восторгом провожает
В дорогу… Боже мой! И я
Быть должен гибельным орудьем
Подобных дел! И правосудьем
Зовут их! Нет, не потерплю!
Нет! Я его остановлю.
(Громко, к уходящему Гоше.)
Послушайте! эй, воротитесь!
Гоше (остановясь в дверях)
Но… я спешу.
Незнакомец
Не торопитесь!
Два слова выслушайте!
Гоше (возвращаясь)
Я
Вас слушаю.
Незнакомец
Душа моя
Полна невольным к вам участьем.
Не думайте, что вас за счастьем
Зовут в Рюэль! На ужин там
Людскою кровью хлебы месят.
Туда опасно ехать вам.
Гоше
Что ж мне там будет?
Незнакомец
Вас – повесят.
Гоше
О, это слишком уж… За что?
Незнакомец
Да так. Быть может, и за то,
Что вы Монморанси жалели
Казненного.
Гоше
О, слова нет!
Жалел. Ведь мой отец и дед
При кухне герцогов имели
Места и должность, и всегда
Превозносили их. О, да!
Как не жалеть! Притом казненный
Такой был добрый, благосклонный
К нам – беднякам.
Незнакомец
Быть может, вслух
Вы сожалели, хоть невольно!
Гоше
Да, помнится, но лишь при двух
Иль трех приятелях.
Незнакомец
Довольно,
И даже слишком.
Гоше
Неужель
Из этого весь случай вышел?
Я говорил тайком.
Незнакомец
Он слышал.
Гоше
Издалека…
Незнакомец
Дошло в Рюэль.
Гоше
Помилуйте! Ведь каждый дышит,
Вздыхает…
Незнакомец
Кардинал всё слышит.
Гоше
Да разве страшен я ему?
Что мой ему ничтожный говор?
Я говорил лишь потому,
Что мой отец – любимый повар
Был герцога. Поплакал я,
Ручей из глаз невольно вытек.
А то мне что? Я не политик
И дел их хитрых не судья.
Что мне политика? Да рухни
Она совсем!
Незнакомец
А иногда
У кардинала не чужда
Она ни поваров, ни кухни.
Он зорко смотрит и туда,
И там всё чует, слышит, видит.
Вы плакали, – он ненавидит
И смех, и слезы. Ни того,
Ни этого, и ничего –
Не нужно.
Гоше
Знаете его,
Как видно, вы весьма подробно.
Незнакомец
Да. Мне рассматривать удобно
Его с изрядной высоты
При зрелищах его любимых.
Его трудов неутомимых.
Я вникнул в красные черты.
Гоше
Но кто ж вы? Мне понять вас трудно.
Всё это странно мне и чудно,
Я столько вижу тут задач
Мудреных. Боже мой! Откройтесь!
Скажите: кто вы?
Незнакомец
Я – палач.
Гоше в ужасе отступает.
Нет, это ничего, не бойтесь.
За откровенность вашу я
Вам заплачу теперь своею.
Действительно, судьба меня
Сближает с вами. Я имею,
Как вы, призвание в Рюэль.
В одну и ту же метя цель,
2 От общей бури мы укрылись
В одной гостинице, – и вот
Мы здесь сошлись, разговорились,
И сердце сердцу весть дает.
Скажу, откинув лицемерье, –
Мне кажется, я вам доверье
К себе внушил, и вы мне тож.
При первом взгляде узнаешь
Иного и готов до гроба
Ему служить. Семейны оба
Мы с вами, счастливы в семьях
И в небольших живем кругах –
В простонародье, но со знатью
Подчас знакомят нашу братью.
Вот вы на ужин собрались
Блестящий, где меж господами
Сидеть предполагали сами;
Но – вы мечтою увлеклись
И были б жертвой вероломства;
Мои ж со знатными знакомства
Известны всем. Кровавый путь
Назначен мне судьбой моею:
Пред ними все сгибают шею –
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке