От автора

Семен Дежнев является, наверное, наиболее прославленным из всех енисейских служилых людей. Во всяком случае, ему, без сомнения, посвящено наибольшее количество публикации отечественных и зарубежных историков и писателей – беллетристов.

Его имя носит мыс на крайней северо – восточной оконечности Азии, расположенные близ него остров, бухта, полуостров и село. На мысе установлен маяк – памятник Дежневу. В 1948 году Советом министров СССР учреждена государственная премия имени С. И. Дежнёва.

В 1943 году в Новосибирскеоткрылось Командное Речное училище имени С. И. Дежнёва по подготовке специалистов для Западно – Сибирского речного пароходства. В центреВеликого Устюгав 1971 году ему установлен памятник. В том же году был спущен на воду ледокол «Семён Дежнёв». В 1983 году на экраны вышел фильм «Семён Дежнёв». В 2001 году Банком России выпущена памятная монета «Экспедиция Попова – Дежнёва». В сентябре 2005 года прославленному землепроходцу, его жене – якутке Абакаяде Сючю и их сыну Любиму открыт памятник вЯкутске. В 2009 году выпущена почтовая марка России с изображением Дежнёва. В Москве есть проезд Дежнёва. В Великом Устюге, Минске, Киеве, Днепропетровске, Казани и Хабаровске существует улицы, названные его именем. Издательствами выпущено несчетное количество книг, книжек и статей, посвященных великому землепроходцу.

По величию славы с Дежневым может сравниться разве что Ерофей Хабаров, о котором тоже немало написано восторженных исторических исследований и беллетристических художественных произведений.

Первый опыт мистификации

Первые восторженные отзывы о Хабарове были высказаны Герхардом Миллером и Иоганом Фишером, – немцами, приглашенными в создававшуюся тогда в России Академию наук. Почин в этом деле положил Миллер на основании отписок Хабарова, скопированных для него в якутской приказной избе.

Будучи участником второй Камчатской экспедиции 1733–1743 гг., Миллер в течение 10 лет знакомился в архивах сибирских городов с историческими материалами, копировал, и вывез в Петербург колоссальный фонд, получивший название «Портфелей Миллера». В нем оказались материалы, об обследовании русскими земель по Амуру и экспедиции Хабарова. Опираясь на них, Миллер написал первую работу о Хабарове – «История о странах при реке Амуре лежащих, когда оные состояли при Российских владениях». Публикация появилась в 1757 г. в 5‑м томе «Ежемесячных сочинений к пользе и увеселению служащих», редактором которых был сам Миллер. Эти же материалы о Хабарове по сочинениям Миллера использовал И. Э. Фишер в своей «Сибирской истории», вышедшей в свет в 1774 г. Таким образом, первоисточником описания «подвигов Хабарова» был сам Ерофей Хабаров.

Впрочем, начиная с осени 1652 года о его действиях ни Миллеру, ни Фишеру ничего не было известно. Миллер по этому поводу писал: «заподлинно неизвестно, сколь далеко он ехал, где проводил зиму». Фишер высказался еще более определенно: «После помянутаго разлучения (речь идет о побеге из отряда «бунтовщиков» во главе со Степаном Поляковым), о храбрых Хабарова делах у Амура ничего не записано; разве положить, что он в самом деле не учинил ничего более знатнаго, или известия о том пропали».

Немногие публикации первой половины девятнадцатого столетия лишь повторяли эти рассказы. В 1840‑е годы вышеупомянутые документы были опубликованы, – сначала в «Сыне Отечества», а затем в IV томе «Актов Исторических» и в III томе «Дополнений к Актам Историческим». В то время имя Ерофея Хабарова было мало кому известно. И, тем не менее, этого оказалось достаточно для начала всенародного прославления Хабарова.

Сибирский краевед Н. Щукин с сожалением писал в 1840 году в журнале «Сын Отечества»: «… многие ли знают имя Ерофея Хабарова?… имя Хабарова почти изгладилось из памяти потомков».

В 1848 году он опубликовал в журнале «Сын Отечества» статью «Подвиги русских на Амуре в XVII столетии», где писал: «Мы знаем историю Пизарро, историю Кортеса, Веспуччи, но знаем ли мы Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, знаем ли Ануфрия Степанова, знаем ли сотника Дежнева? Покуда будем мы возвышать русский дух иностранными примерами? Зачем не искать великих дел в нашей истории?!». Как видим, автор восторгался «подвигами» испанских конкистадоров, «возвышавших русский дух», при этом не видел особого их отличия от русских землепроходцев. Всему находилось оправдание и одобрение. При этом далеко не всегда эти публикации соответствовали исторической правде, подтверждались сохранившимися документами.

Вот несколько фрагментов из статьи этого автора: «Первый пустился на завоевание Амура Воевода Якутский Поярков в 1643 г., но предприятие его было безуспешно…».

«… В числе отважных искателей приключений, которые сотнями уходили в Сибирь, … был и уроженец Устюга Великаго Ерофей Павлов сын Хабаров … Мы имеем теперь в руках подлинную проезжую запись нашего Устюжскаго Кортеца …».

«…Хабаров завоевательною ногою ступил на берега Амура …, имя Хабарова почти изгладилось из памяти потомков. Не потому ли, что робкая политика уступила потом все плоды его подвигов хитрому и сильному соседу? Но разве, тем не менее, не должно быть признательно потомство смелому предку своему, если бы потом недоразумения и неудачи его последователей и разрушили все, что было им начато…?».

«… в 1650 году воротился Хабаров с вестями в Якутск, что до Амура он доходил, тамошнею землею завладел; князь Лавкай, испуганный, от него бежал, и богатый ясак соболиный свидетельствовал об успехе начатаго дела …. Он завладел там главным Лавкаевым городом Албазином, укрепил его, и благословясь поплыл в 1651 г. по Амуру покорять берега сей реки до самаго устья…».

«… С горстью людей в два года он навел ужас на жителей Амурских. Князья и Ханы приходили и кланялись ему, … с двумя сотнями Хабаров властвовал Амуром, … где имя его заставляло трепетать, и где он казался грозным и сильным воеводою…».

«…Хабаров удостоился видеть светлыя очи ласковаго Царя; милостиво приняли его Царь и вельможи, но, кажется, не поверили его отважным предложениям… через тридцать лет посол русский торжественно уступил китайцамъ все завоевания Хабарова Нерчинским трактатом 1689 года…».

«…Если Хабаров дожил до старости, … то он мог видеть разрушение всего, так счастливо им начатаго. Он был пожалован от царя в звание сына боярскаго, и определен государевым прикащиком на Лену от Усть – Кутска до Якутска».

Как видим, при гротескном героическом изображении «искателя приключений, … завоевательной ногой ступившего на берега Амура», пафосном возвеличивании «начинаний … устюжского Кортеца» и критической оценке действий «его последователей» и «робкой» правительственной политики, автор осознанно или по незнанию сплошь и рядом искажает исторические факты. Это касается и «воеводы Пояркова», и «сотника Дежнева», и укрепления Хабаровым Албазина, и взятия им «богатого ясака соболиного», не говоря уже о «милостивом» приеме его царем и вельможами и определении «государевым прикащиком на Лену от Усть – Кутска до Якутска».

Сохранившиеся документы свидетельствуют, что Хабаров был арестован прибывшим на Амур государевым посланником и доставлен в Москву для проведения следствия по его «деятельности» на Амуре. По завершению следствия решением Боярской думы ему было запрещено возвращение на Амур с взысканием с него долга казне в сумме более пяти тысяч рублей. К слову сказать, госудая в это время в Москве не было, – он был в походе.

Все эти «ляпсусы» превращают статью Щукина, претендующую на историческое обозрение, в непрофессиональный и безответственный опус краеведа – любителя.

Надо сказать, что уже в то время мнения о деятельности Хабарова на Амуре в публикациях различных авторов были неоднозначны. В конце 30‑х годов Х 1Х столетия вышел в свет капитальный труд сибирского историка П. А. Словцова «Историческое обозрение Сибири». По мнению современников после трудов Миллера и Фишера «Историческое обозрение» Словцова, основанное на архивных данных, являлось наиболее крупным и полным сочинением о Сибири. В этом труде автор резко отрицательно характеризует Хабарова и результаты его экспедиции на Амур.

«Этот необыкновенный посадский, – писал П. А. Словцов, необдуманными обещаниями увлекший легкомысленного воеводу, по сие время не усчитан в уронах, в бедствиях, какие он нанес краю, всей Сибири и даже государству. Только что начал восточный край гнездиться в заселении и домоводстве, пришелец уводит с Лены на Амур в два приема до 250 человек и, отняв столько рук, подрывает промышленность вместе с деревенским обзаводством. Отряды казаков, на вспоможение туда посланных, уменьшают силу сибирских острогов, в непрерывной борьбе и не всегда успешно ограждающих свои окрестности; а во что оценить побеги жителей и казаков, разграбивших свои и чужие селения, казенный провиант, порох, свинец? Во что оценить ниспровержение собственности, благочиния и даже святыни образов, серебром обложенных, где не было ничего неприкосновенного, ничего святого?

Если предположить, по меньшей мере, что 1500 чел. в течение десяти лет ушли на Амур и там изгибли, каких сил и какого поколения лишился край пустынный? Заменит ли ясак Хабарова одну пагубу, какую служба потерпела от голодовки, от бесчинств неподчиненности, от пренебрежения к властям и от подобных самовольств, не так скоро исправляемых в отдаленности? Во что поставить озлобление и отчуждение миролюбивых племен, по Амуру особняком живших и против воли вынужденных прибегнуть к покровительству маньчжуров? Не сами ли мы сделали соседей врагами себе в таком числе, в каком умножили подданных Китая?

Если правительство ласкалось приобретением Амура, то видим ли какой – либо план в безместных шатаниях Хабарова по водам? На зиму укрепляют место, весною бросают его на разорение прибрежных жителей; где же опора, где пребывание власти? Если и Степанов расточал силу и время на подвиги грабительства, то все надобно винить Хабарова, который в пользу свою имел и всеобщий переполох по Амуру и благоприятное время для утверждения главного места в любом из оставленных городков. Не только в 10, но и в 5 лет можно было обезопасить себя и дружбою соседей, и хлебопашеством, и военным ограждением. Но, к несчастью, при всеобщей неурядице господствовал один лишь дух ясака и грабежа».

Любой образованный человек в России, интересовавшийся историей Сибири, знал этот труд. Без сомнения, знал его и генерал – губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев. Причем не только знал, но, по всей вероятности, считал Словцова провидцем, в некотором смысле духовным отцом своих начинаний на Амуре. Ведь Петр Андреевич при изложении в своей книге событий, предшествовавших заключению неравноправного Нерчинского русско – китайского договора, писал: «Права на берега Амура были равны у нас и у них (маньчжуров), но не равны силы», а главу о событиях на Амуре завершил пророческими словами: «Если судьбами времен предопределено Албазину когда – либо воскреснуть, то ореол его воспарит из пепла, как феникс, не с луком и стрелою, но с грозным штыком и огнедышащею пушкою…». Ведь именно так и произошло.

Другой авторитетный русский историк XIX столетия – Иван Забелин, изучивший подлинные документы – «отписки» Хабарова, назвал его единственным в своем роде «законченным конкистадором». «Властолюбие, жестокость, стремление к личному обогащению, – писал он, – таков истинный характер Хабарова.