Читать книгу «Хочу женщину в Ницце» онлайн полностью📖 — Владимира Абрамова — MyBook.

– Ну, например, почему ты иногда что-то скрываешь. Непонятны мотивы.

– Я? Скрываю? Что же?

– Ну, ты же пришел в «Орламонд» не потому, что там жил драматург!

– Тогда почему?

– Могу предположить, что пьеса «Обручение» тебя озадачила. В ней содержится ключ к пониманию подлинного человеческого счастья. Или это миф? Ты наверняка хотел почувствовать автора, ведь он именно здесь творил!

– Наверное, правильнее было бы сказать, что я не склонен откровенничать, я интроверт в чистом виде, нравится тебе это или нет.

– А девушка у тебя в России была?

– Причем тут девушка? Я говорю совершенно о другом.

– И всё же?!

– Была, конечно, я даже чуть не женился. Думал, что наконец нашел в женщине товарища. Но зачем тебе это?

– Не хочешь говорить, или боишься аналогий с Метерлинком?

– Слушай, честно, не хочется вспоминать! – я посмотрел на свою собеседницу, которая была в этот момент необыкновенно мила и приветлива. Мне почему-то стало её жалко, и я против своей воли произнес: – Впрочем, если хочешь, я расскажу.

Клер кивнула головой и улыбнулась.

– Мои родители очень хотели, чтобы я женился, как выражалась моя мама, на воспитанной девушке из хорошей семьи. Жаль, что Метерлинк не дает определения, что такое хорошая семья! Эта девушка должна была быть непременно достойной меня, и такая не без их содействия нашлась. Мне было всего двадцать четыре года, звезд с неба я не хватал, не подавал особых надежд в науках. Она же была красавицей и большой умницей. Её родители были вполне обеспеченные люди, ровня моим, что было немаловажно. У нас были прекрасные отношения, была близость, – я сделал паузу, – но… у нас не было душевной близости! Я совсем не знал, зачем я ей, если я сам себе не нужен?! Выходит, по Метерлинку – для продолжения рода! Может, действительно, он прав, и надо меньше задумываться?! Европа вымирает, Россия тоже. Почему мы не прислушались к Метерлинку? Его творчество признала Европа и Америка, ему присудили Нобелевскую премию. До сих пор все бегают за его Синей птицей счастья, а он пишет потом пьесу «Обручение» и говорит нам всем, чтобы мы прекратили эту бесконечную беготню, потому что счастье рядом, просто протяни руку и возьми. Но никто не следует его учению, никто в мире его пьесу уже не ставит, она пылится на полках, а в его доме, во Дворце «Орламонд» отдыхают люди, которые наверняка ничего не знают ни о самом писателе, ни о его пьесах, ни о философских суждениях.

– Ты не ответил – ты так и не женился?

– Я хотел. Точнее, хотел доставить удовольствие своим родителям, и не только им, поскольку бабушка тоже была обеими руками за это. Теперь я понимаю, что все у меня шло, как будто по задумкам самого Метерлинка. Выходит, я поступал, прислушиваясь к еще не до конца мною понятым законам Природы. А мое болезненное стремление к свободе – это всего-навсего химера, – так считал Метерлинк. Наверное, все бы так и получилось, но моих родителей в один момент не стало. Никто этого тогда, естественно, не мог предположить.

– А что произошло? Извини, если… – она поднесла ладонь к губам, и я заметил ужас на ее лице.

Я отвел глаза:

– Банальный несчастный случай. Мои родители в кои-то веки решили провести короткий отпуск вместе и не за границей. Коллега моей матери уговорил их поехать на охоту в Крым. Ехали на двух джипах. Друг мамы впереди, она за ним, сама была за рулем, старалась не отставать: любила скорость. Отец сидел в машине вместе с ней. Он не был любителем поездок на дальние расстояния, да и охоты тоже, он просто хотел сделать приятное маме. Под Курском с проселочной дороги им наперерез выехала ассенизаторская машина. Мать ударила свой джип правым боком о грузовик. Джип развернуло и выкинуло в овраг. Отец погиб сразу, мама тоже недолго мучилась. О родителях я сейчас говорить не хочу. Говорить же о моей девушке тоже нет смысла, свадьбу мы вынуждены были отменить. Ну, а потом, через год, уже ни я, ни она об этом так и не заговорили. Хватило ума. А голос рода, о котором печется Метерлинк, видно, меня не позвал.

– Часто вспоминаешь?

– Кого? Девушку?

– Родителей!

– Раньше до боли часто, а сейчас реже, прошло уже больше трех лет. Было даже страшно находиться дома. Там ко всему прикасались их руки, чудился запах и голос мамы…Может, я и уехал из Москвы поэтому.

– А возвращаться собираешься?

– Еще не решил, Все никак не удается получить ответы на вопросы, которые я так и не задал отцу, а заодно и разобраться в себе.

– По Метерлинку это значит научиться понимать самого себя, где «Я» – это мое прошлое, настоящее и будущее, – сказала Клер, наивно полагая, что я еще оставался в теме философских исканий бельгийского писателя.

Она все равно заметила слезу на моем лице, хотя я пытался ее скрыть, и почему-то заплакала сама.

– Ты-то чего?

– Не знаю, просто не хочу, чтобы люди умирали.

– Но мир так устроен.

– Все равно не хочу.

Я непроизвольно положил ей руку на плечо и ощутил, как она вздрогнула от неожиданности.

– А, может, он и прав, этот Метерлинк, когда говорил, что чтобы не ошибиться в выборе жены и стать действительно счастливым, нужно научиться прислушиваться к голосу рода.

Клер мило улыбнулась, не проронив ни слова и, приподняв плечо, прижалась щекой к моей ладони.

Дорога от Дворца «Орламонд» к Вильфраншу теперь шла всё время вниз, открывая редким пешеходам сказочно красивый вид на залив. Огромный шестипалубный белый круизный корабль, который только что встал на якорь, придавал пейзажу парадный вид. Мартин, дремавший от усталости всю дорогу у меня на руках, проснулся и нарочито яростно лизал пальцы моих рук, призывая, видимо, поскорее покинуть эту оживленную автостраду.

– Наверное, когда любуешься такой красотой каждый день, хочешь – не хочешь, а твоё сознание погружается в сказку. Иначе зачем бельгийцу было переезжать во Францию, – сказал я, желая прервать затянувшуюся паузу.

– Да, ведь Метерлинк был родом из Бельгии, и, безусловно, ему здесь нравилось. Между прочим, вон там, – она показала пальцем на север, в направлении Монт-Борона, – жил ваш русский композитор Стравинский. И он зачем-то перебрался сюда, тоже, наверное, искал вдохновения. Впрочем, бельгийцев тогда, в самом начале 20-го века, здесь было немало. Достаточно только вспомнить короля этого маленького государства Леопольда II, владевшего обширной территорией бельгийского Конго. На хлынувшие в его карман деньги из Африки он скупил здесь много земель и вилл для себя и своих верных офицеров. Здесь же завел шестнадцатилетнюю любовницу по имени Бланш Делакруа. Он сделал её баронессой, купил для неё по соседству шикарную виллу «Радиана» на Кап-Ферра, она же родила ему двух сыновей. Жил Леопольд вон там, вилла называлась «Кедры» и была окружена ботаническим садом. По вечерам Леопольд ходил с фонариком на соседнюю дачу играть с молоденькой Бланш в карты, по крайней мере, так считали его придворные. Поскольку у себя на родине Леопольд слыл высоким моралистом, своих дочек от нелюбимой жены он держал «в черном теле», не разрешая им общаться с молодыми мужчинами.

– А со старыми, такими же, как он, разрешал? – съязвил я.

– Кто же знает, но точно не был против общения с Метерлинком, который, как я уже говорила, был в своем творчестве строгим моралистом, да и по возрасту почти ровесником короля Леопольда.

– У нас в России говорят: «Седина в голову, бес в ребро»! Нет ничего удивительного, что на седьмом десятке эти два великих бельгийца завели себе здесь молоденьких француженок.

– Особенно если смотреть на твои слова через творческую призму моралиста Леопольда и Метерлинка! – довольная своей шуткой, она тихо хихикнула.

Наверное, я был не совсем прав, когда смотрел на эту молодую француженку уж слишком критически. Она оказалась действительно забавной и остроумной и, во всяком случае, сегодня меня не утомляли её наивные «почему», и я начал думать, что может, зря так воинственно воспринял приглашение её «папá». В конце концов, если я не питаю к ней нежных чувств, совсем не обязательно отказывать себе в удовольствии общаться с интересующимися историей людьми. Мой отец настойчиво советовал учить афоризмы Оскара Уайльда, особенно те, что касались людей противоположного мне пола. Не накрашенные женщины тоже, как считал популярный писатель, бывают полезны, особенно, если хочешь приобрести репутацию респектабельного человека, «достаточно только подцепить такую на ужин». Чушь, конечно, но в его цинизме присутствует знание жизни.

Мы были уже совсем рядом с отелем «Welcome», где я припарковал свой автомобиль. Оставалось только преодолеть коротенький бульвар русской императрицы Александры Федоровны, который располагался рядом с цитаделью. Слева на бульварном развороте уже сверкали на солнце бронзовые бюсты братьев Орловых и Ушакова.

– Вот они, – воскликнула Клер, перехватив мой взгляд.

– Да, справа и по центру братья Орловы, а слева бюст Ушакова.

– Я забыла, кто из них был фаворитом вашей императрицы Екатерины Великой?

– Первым был Григорий Орлов, брат этих двух красавцев, что справа.

– Странно, почему если тот Григорий Орлов, как я понимаю, был виновником воцарения Екатерины, памятник поставили его братьям!

– Всё-то ты знаешь! На самом деле, кто был главным виновником воцарения Екатерины II, ни тогда, в XVIII веке, ни сейчас так никто и не разобрался, все только переругались. Граф Никита Панин утверждал, что лишь благодаря ему. Ее секретарь Иван Бецкой на коленях умолял императрицу объявить принародно, что инициатором был именно он. Княгиня Дашкова считала, что она, поскольку, в частности, получила больше всех денег от Екатерины – около четверти миллиона рублей. Братья Орловы не без оснований полагали, что исключительно благодаря им, и, похоже, сама Екатерина была с ними согласна.

– А сколько получил Григорий?

– Кажется, три тысячи.

– И всё? – она подняла свои выразительные глаза, полные искреннего удивления.

– Поверхностно ты нашу историю знаешь, скажу я тебе.

– Ну, почему же? Хоть мой профиль психология, мировая история всегда была моим коньком. Отец приучил меня любить первоисточники. У нас в доме богатая библиотека, уж не хуже вашей. Ну ладно, так почему же именно здесь появились эти памятники?

– Если бы я сам знал! Но … предположения есть.

– Я-то думала, что этот Григорий, подаривший Екатерине огромный бриллиант чистейшей воды, который позднее был вставлен в её скипетр, и был главным, кто и царя вашего Петра убил, и Екатерину на престол возвел. Выходит, я ошибалась?

– Не всё так просто. Петр III был тогда абсолютно уверен, что его никто не может убить, он свободно расхаживал по Петербургу и окрестностям практически без охраны. И хотя отец его был немцем, мать-то была дочерью Петра Первого, и этим тогда всё было сказано. Но, как оказалось, он сам себя приговорил к гибели!

– То есть?!

– Помнишь, я тебе рассказывал про римских императоров?

– Ну…

– Так вот, в Древнем Риме все перевороты и планы, связанные с ними, начинались с недовольства преторианской гвардии. Император Петр III тоже очень неосмотрительно поступил со своей гвардией, которая, подобно преторианской, квартировалась в русской столице. Чем он обидел гвардейцев? Да тем, что захотел отправить их на войну! В России, как и Древнем Риме, гвардия, за редчайшим исключением, не воевала. Как и в Риме, гвардейцы были довольны почетной и совсем неопасной службой в столице, имели превосходство в чинах над простыми военными, занимались муштрой, парадами и маршами. В свободное время свои деньги проматывали в кабаках, пили вино, любили женщин. Естественно, месить сапогами грязь и подставлять грудь под пули гвардейцы не желали. Братья Орловы, которых было пятеро, как и большинство гвардейцев, были бедны как церковные мыши, поскольку все средства проматывали в злачных местах. Все пятеро братьев были огромного роста и обладали богатырской силой, постоянно принимали участие в кулачных боях. То есть, ты представляешь, что гвардию составляли преимущественно дюжие молодцы, но Орловы были здоровее всех. Григорий, которому повезло больше всех, дослужился до адъютанта генерала Петра Шувалова. Ему даже доверяли носить записки пятидесятилетнего генерала к его молодой любовнице, княгине Елене Куракиной. Красавица имела легкомысленный нрав, вот и стала легкой добычей богатыря и храбреца Григория Орлова, героя Семилетней войны. Шувалов узнал об измене и выгнал Григория, пообещав сослать его в Сибирь, и сослал бы, если бы не умер от огорчения. Дело приобрело огласку, что привлекло к Орлову внимание молодой, тогда ещё Великой княгини Екатерины. Она быстренько от него забеременела и разродилась сыном. Вот таким храбрецом был Григорий Орлов. Короче, когда Петр III выразил намерение отправить гвардейцев на войну, участь его была решена. Братья Орловы, храбрые до безрассудства, сразу смекнули, что пора убирать императора и воцарять императрицу. На их сторону, разумеется, встала вся гвардия, где они имели огромный авторитет. К заговору потом присоединились и более именитые российские дворяне, такие, как Разумовский, братья Панины, Воронцов, Дашкова и другие. И как и в Древнем Риме, гвардейцы могли решить всё, лишь бы у императрицы были большие деньги. А с этим-то у нее как раз была проблема! Сначала она обратилась к французскому послу барону Бретейлю, но тот в сути вопроса не разобрался, намеков Екатерины не понял и …отказал. Потом, правда, кусал себе локти, когда получал из Парижа письма с «благодарностью» за редкостный идиотизм. Денег дал английский негоциант Фельтон. Его сто тысяч рублей были переданы Екатериной Орловым, которые произвели авансовый платеж гвардейцам в качестве безвозвратных ссуд. Центром заговора стал дом датского банкира Кнутсена, у которого квартировал Григорий. Разумеется, датчанин был здесь не при чем, он просто понимал, что тоже получит назад свои деньги только в случае возвышения Орлова. Вот, собственно, и всё.