Глава 4. Карусель

Они договорились встретиться у карусели. Предложил это Антон, место было популярное – особенно для свиданий. А Юна попросту не нашла повода отказаться. Потому что она взрослая женщина, открытая новым знакомствам. Вроде как неловко признать, что на ней по-прежнему висит груз воспоминаний, способных утянуть ее в черную пустоту за прорубью. Антону это не нужно, он другого ищет.

Он – имя и лицо из мобильного приложения. В приложениях теперь можно заказать что угодно, от сосиски в тесте до любви всей твоей жизни. Впрочем, на любовь Юна особо не надеялась, она прекрасно знала, что нужно Антону. Теперь оставалось убедить себя, что это нужно и ей.

– Не осуждай, – велела она стеклянному ангелу, наблюдавшему за ней с комода. – Мне осточертело приходить в пустой дом. От этого становится только хуже. Да и вообще, мне уже официально сказали, что я – человек конченый. Какой смысл держаться за мораль?

Ангел поселился на комоде, потому что новогодней елки в доме Юны не было – да и не предвиделось. Оставалось загадкой, зачем ей вообще понадобилась елочная игрушка. Но раз уж так сложилось, Юне нравилось думать, что у нее есть сосед по комнате, с которым можно поговорить.

На этом странности должны были закончиться, да не сложилось. Не до конца осознавая, что делает, Юна перед самым выходом вернулась к комоду, забрала ангела и положила в карман. Уже в кабине лифта торжественно признала себя дурой и утешилась мыслью, что Антон все равно не будет обыскивать ее карманы, так что не страшно. О ее позоре узнает только ангел, но он молчаливый.

Юне не хотелось приходить раньше, она опасалась оставаться наедине с каруселью. Но Антон ей жизнь не упрощал: когда она добралась до места встречи, он прислал сообщение о том, что опоздает минут на десять. И целую толпу смайликов – видимо, чтобы ей было не одиноко ждать.

Теперь она дожидалась кандидата в любовники перед вращающейся под переливы колокольчиков каруселью и старалась поверить, что это для нее ничего не значит. Детей здесь не было – аттракцион предназначался для взрослых. Многие почему-то стеснялись кататься, как будто это сразу отрывало солидный кусок от их репутации. Но другие, особенно влюбленные пары, обожали все эти расписные сани, разноцветных лошадок, оленей с ветвистыми рогами и необъяснимо миролюбивых волков. На карусели хохотали, делали фото и целовались, не стесняясь никого и ничего.

Сначала Юна видела только это, а потом все как-то само собой изменилось. Кроме реальных людей на аттракционе теперь мелькали тени, два золотых силуэта – он и она. Некоторое время просто ходили, выбирали, говорили о чем-то и смеялись. Шутки на гениальные не тянули, но тем двоим было все равно. Их объединяло странное, с детства забытое чувство, что они на одной стороне, а весь мир – на другой. Только они способны понять друг друга, и не страшно, что смешно…

Они выбрали синюю лошадь с золотой гривой. Девушка легко взлетела в седло. Ее спутник остался рядом, хотя она указывала на плывущего по волнам карусели волка. Ему не нужен был волк – и кататься было не так уж важно. Ему хотелось остаться достаточно близко, чтобы держать ее за руку…

Воспоминания хотелось подавить, а они прожигали любые преграды раскаленным металлом. У счастья из прошлого неизменно остается слишком большая власть, грозящая болью в настоящем.

– Приве-е-ет! Ты, должно быть, Юлиана?

Незнакомый голос уничтожил золотые силуэты, обратив их в гаснущие искры. За это Юна была готова простить ему то, что он подкрался незаметно и завопил на ухо слишком громко. Порой даже чужая глупость способна стать нужным якорем.

– Я, – подтвердила Юна, отворачиваясь от карусели.

Антон оказался тем случаем, когда заказ в интернете идеально соответствует реальности. На фото он себе не польстил, он и в жизни был ухоженным и вполне привлекательным мужчиной. Может, даже слишком ухоженным, но это дело вкуса. Антон и сам понимал, что ему достались тонкие, несколько женоподобные черты, и старался уравновесить их усами и бородой. Длинные ресницы, обрамлявшие карие глаза, он скрывал за очками в толстой черной оправе. Он постоянно улыбался, демонстрируя великолепные белые зубы.

Он отлично подходил на роль человека, которого можно пригласить домой в день знакомства. Этого Юне хотелось даже больше, чем говорить с Антоном сейчас. Чтобы было, на кого отвлечься, чтобы не снилось больше… всякое.

Но Антон пока не представлял, что ему не нужно напрягаться ради достижения главной цели обитателей того мобильного приложения. Пока Юна оценивала его, он тоже оценивал Юну. Его улыбка стала чуть шире, он явно решил, что ради такой девушки можно и постараться.

– Покатаемся на карусели? – предложил он. – Ну а что? Новый год же скоро! Прикольная штука, только в этом году установили!

– В прошлом, – автоматически поправила Юна.

Почему-то вдруг стало холоднее, и она спрятала руки в карманы, чтобы согреться. Пальцы скользнули по стеклянным крыльям, словно напоминая, что она не одна на свидание пришла. От предложения хотелось отказаться, да и вообще поскорее уйти, но Юна пересилила себя.

Если сбежать сейчас, эти воспоминания так и будут гоняться за нею. А вот если заменить их новыми… Может, так будет лучше? Юне придется видеть эту карусель дальше – до конца праздников. Так пусть рядом с золотогривым конем появляются образы ее и Антона, а не те призрачные двое, которые давно уже не имеют никакого значения.

Юна снова казалась жизнерадостной. Она умела притворяться, да и ее спутник не знал ее достаточно хорошо, чтобы заподозрить неладное.

– Знаешь, это отличная идея!

– Хорошее начало, – одобрил Антон.

Они направились к медленно вальсирующей карусели. Музыка здесь становилась громче, огни – ярче, и пахло близкой сладостью, должно быть, карамелью от лотка с попкорном. Юне казалось, что она погружается в мир вечного праздника, где забот просто не существует, они приснились и ей, и остальным. Канун Нового года существует исключительно для того, чтобы наслаждаться моментом, все, что было, уже не важно, оно потеряло цену…

Держаться за эту веру получалось крепко, по-детски наивно – но лишь до того момента, когда карусель сломалась. Едва Юна ступила на вращающийся круг, как он вздрогнул и начал замедляться. Лампочки жалобно мигнули и угасли, музыка захлебнулась неожиданными басами и сникла. То, что пару секунд назад было пульсирующим воплощением праздника, теперь превратилось в угрюмую декорацию для фильма о потерянном детстве.

Люди удивились, посыпались вопросы, кто-то уже возмущался, кто-то снимал на мобильный даже это. Непонятно, зачем. Просто по привычке.

Юна не возмущалась, она почувствовала неприятный холод внутри. Рука снова скользнула в карман, к стеклянному ангелу. Захотелось сжать пальцы сильнее – чтобы игрушка обратилась в бессмысленные и кровавые осколки, но Юна сдержалась. Это просто совпадение, ничего больше.

– Быть не может, – только и сказала она.

– Бардак, да? – возмутился Антон. – Ничего наладить не способны!

– Может, скоро запустят? Просто электричество пропало?

Отвечать Антону не понадобилось: прямо перед ними рухнула одна из фигур с карусели. Достаточно далеко, чтобы никого не задеть, но достаточно близко, чтобы Юна смогла разглядеть синюю лошадь с золотой гривой.

Печальная судьба карусели подтвердилась, посетителей попросили на выход. Можно было отвлечься на другие аттракционы, которые такая участь не постигла. Но Юне этого не хотелось, а Антон не настаивал, он выбрал для них кафе и даже отыскал столик прямо за новогодней елкой.

Он пытался расспросить Юну о ее жизни, у нее не было настроения говорить, однако Антона это только порадовало. Он был не против поболтать о собственной работе в маркетинге, об увлечении фотографией, верховой ездой и еще чем-то – к этому моменту Юна потеряла нить разговора. Она думала не о том, что он говорит, а о том, что он милый. Общепринято милый, неплохой. Откровенно утверждающий, что большой любви он не ищет, а ищет постоянную любовницу, потому что – ну надо. Он хотя бы честен. Да и Юна ведь сюда пришла с определенной целью, все сходится. Ради цели можно и потерпеть, и ко многому себя приучить…

Так что Юна была готова после ужина пригласить его к себе, но тут с елочной ветки скатилась игрушка. Сама по себе скатилась, Юна сидела достаточно близко, чтобы увидеть это. Может, где-то поезд метро проехал, и вибрация сбила игрушку с ветки, может, сквозняк постарался.

В самом падении игрушки не было ничего примечательного: она, пластиковая, крепкая, разве что потеряла пару блесток, это не помешало бы ей вернуться на елку, но тут запустился эффект домино. Игрушка подкатилась прямиком под ногу официантке, которая, не ожидая такого коварства, продолжила идти дальше. Но по игрушке идти дальше не получилось, девушка оступилась, испуганно ойкнула и начала заваливаться. Ближайший посетитель среагировал молниеносно: подскочил со своего места и поймал официантку на лету.

А вот поднос он поймать не сумел, да и не пытался, потому что поднос определенно проигрывал по привлекательности девушке. Содержимое подноса, представленное глинтвейном и салатом, пестрой волной накрыло часть столика, за которым сидела Юна, и полностью – ее спутника. Антон теперь был мокрым и замысловато инкрустированным овощами.

Этого оказалось достаточно, чтобы начались перемены. Из оболочки менеджера, фотографа и ценителя живописи Ван Гога неожиданно вылез базарный торговец, обложивший официантку такими словечками, что даже Юна, со всем ее клубным опытом, почерпнула для себя кое-что новое. Отшучиваться Антон не желал, успокаиваться – тем более, и даже предложенная подоспевшими администраторами компенсация не уняла его боль. При этом он был не в состоянии объяснить, что же ему, собственно, нужно, он словно не мог решить для себя, расплакаться или и дальше брызгать слюной с настойчивостью автополива на лужайке.

Сначала Юна еще пыталась унять его, объяснить, что все не так уж страшно. Даже предлагала пойти к ней домой, где можно все исправить. Но Антон хотел не домой, а на поле боя. В конце концов Юна сдалась, оставила на столике плату за заказанный чай и ускользнула в ночь. Антон этого так и не заметил. Его дальнейшие впечатления Юну тоже не интересовали, поэтому номер несостоявшегося возлюбленного она сразу отправила в черный список.

Стеклянный ангел из кармана переместился на ее ладонь и летел теперь через горящую огнями ночь, восхищенно разглядывая мир сквозь пальцы.

– Слушай, а ты часом не одна из тех проклятых вещиц, которые снимают в фильмах ужасов? – рассуждала Юна. – А то уж очень ты не по-ангельски действуешь! Или это все-таки знак? Господи, я говорю с куклой… Кстати, Господи… Если это твой босс, то как-то не вовремя он вписался за меня. Когда я еще что-то просила, меня никто не слушал, не слышал… И никогда слышать не будет! Когда мне это было нужно, меня проигнорировали. А теперь, когда уже не нужно и поздно, началась мистическая мистика. Только знаешь, что? Спасибо, не надо, забыли!

Поток возмущений закончился лишь тем, что Юна поскользнулась и чуть не уронила ангела. Поймать успела, но это стало лучшим намеком на то, что злость на стеклянной фигурке лучше не вымещать. Не ангел виноват, что все просто сыплется в последние недели… Хотя какие там недели, месяцы, а скоро и год замкнется…

У ангела вообще задача простая: висеть на елке, однако ему и этого не позволили. Почувствовав внезапную симпатию к незаслуженно обиженному спутнику, Юна свернула к ближайшему елочному базару. Тащить с собой елку она по-прежнему не собиралась, просто выбрала самую пушистую сосновую ветку, какая только нашлась на окруженном ароматом хвои участке.

Продавец не удивился, ему было не привыкать. Он обернул часть ветки обрывком журнальной страницы, чтобы Юна не укололась, и дежурно поздравил с наступающим. Для него это пока было таким же естественным, как для других – «здравствуйте» или «будьте здоровы».

Так что новогоднее настроение на какое-то время закрепилось – пока Юна ехала домой и подбирала вазу для ветки. Ваза нашлась, ангел обрел новый дом и теперь гордо оглядывал свои владения с высоты. Тут все могло и закончиться, вполне оптимистично, если бы Юну не угораздило посмотреть на журнальную страницу, которую она несла к мусорному ведру.

От страницы была оторвана часть – небольшой треугольник, забравший с собой фрагмент названия. Поэтому невозможно было догадаться, что там значилось изначально, о чем вообще была статья. Но из оставшихся трех слов по диагонали легко складывалась законченная фраза, теперь словно горевшая у Юны в руках живым пламенем, заставлявшая сомневаться и в реальности происходящего, и в собственном рассудке. Всего три коротких слова – но оказавшихся здесь то ли вовремя, то ли совсем не вовремя, кто уже поймет…

«Я тебя слышу».