Глава 3. Лед, порождающий пламя

Меньше всего на свете Эйтиль Хелиге хотелось отправляться в заброшенный кластерный мир. Если он заброшен, для этого есть причина, правильно? И дриада понимала это как никто другой.

Почти вся ее жизнь прошла в заблокированном кластерном мире. То, что сначала было сказочной реальностью вечных лесов, в один миг превратилось в территорию монстров. Эйтиль видела, как лезвия инквизиторов разрезают на части ее мать, видела, как ее сестры исчезают в пастях чудовищ. Их глаза, полные боли, отчаяния и горькой обиды на тех, кому посчастливилось остаться в живых, до сих пор снились ей по ночам. Дриада хорошо усвоила: кластер блокируют, когда в нем поселяется смерть.

И Эмирия не была исключением. Портал клана Арма, преодолевший барьер, доставил их в темные сырые катакомбы. Когда они зажгли первые осветительные сферы, перед ними открылся мрачный коридор, уходящий в пустоту.

Последняя обитель Осгуда Интегри не была примитивной пещерой. Напротив, для  создания этого кластера когда-то потребовалось немало времени, сил и мастерства. Стены здесь были выложены обработанными природными камнями, на полу сохранилась мелкая плитка, аккуратно закругленные своды поддерживались резными каменными колоннами. В годы своего расцвета это, должно быть, был великолепный мир, но не теперь. Здесь обитало зло – Эйтиль не знала его, не понимала, она лишь чувствовала его каждой частичкой своего тела.

Время и запустение раскрошили часть плитки, обвалили потолки, вырастили мох и плесень между камнями. Остатки труб, когда-то дававших тепло и воду, были ржавыми, опасно нависающими над головой. По углам вились нити паутины, рядом с ними на стенах и потолке остались влажные следы слизней. Похоже, какая-то жизнь здесь все же сохранилась, но уж точно не та, что им нужна.

Идея отправиться сюда с самого начала казалась Эйтиль напрасной, однако дриада промолчала. Ее не волновала судьба остальных, ей был важен Катиджан, и она знала, что он не отступит.

Страх, пусть даже справедливый, просто не был частью его природы. Эйтиль прекрасно понимала, в кого она влюбилась, поэтому она считала, что теперь не имеет права ворчать и винить его за то, что он не такой, как ей хочется. Еще ее мать говорила ей: мужчины могут сколько угодно верить, что выбирают они. Последнее решение все равно за женщиной, но уж если она выбрала этого мужчину, то должна принимать его таким, какой он есть. Нельзя из охотничьего пса сделать покорного ягненка. Нельзя перековать меч в котел, висящий над очагом.

Мужчина, которого выбрала Эйтиль, был мечом и охотничьим псом. Он не боялся угрозы и рвался вперед, а она шла за ним, готовая поддержать его, закрыть его спину, перевязать его раны. Поэтому она молчала о том, как ей страшно в этих катакомбах и как сильно они похожи на мир Эден, разрушивший ее жизнь.

Они прибыли в Эмирию вчетвером: Катиджан, Эйтиль, Хиония Интегри, к которой дриада начала привыкать, и старик Арма, которого она совсем не знала. В свои семьдесят шесть Лукиллиан так и не поддался времени, он остался высоким и крепким, воином, в движениях которого не было и намека на немощь. Лишь белоснежная седина волос и россыпь морщин на смуглой коже указывали, как много он уже прошел. В нем, как и в Хионии, чувствовалось спокойное величие бывшего правителя.

Оказавшись в коридоре, они не спешили продвигаться дальше. Первым делом Хиония достала из своей сумки стеклянные шарики, которые дал ей Коррадо Эсентия, и положила их на пол. Часть осталась на плитке, часть поднялась в воздух, но все они увеличились, превратились в стеклянные сферы, стремительно меняющие цвета. Красный, желтый, синий, голубой, и снова красный – они отбрасывали на сырые стены разноцветные блики и никак не могли определиться, как же им сиять. Эйтиль понятия не имела, что происходит, и просто смотрела.

Наконец мельтешение цветов прекратилось, сферы на полу стали белыми, а те, что поднялись в воздух, – зелеными. Эти оттенки показались Эйтиль вполне мирными, а вот Хиония нахмурилась.

– Ничего не понимаю! – заявила она. – Может, они сломаны?

– Нет, – возразил старик Арма. – Артефакты работают как надо, уж поверь мне.

– Но такого просто не может быть!

– Что происходит? – вмешался Катиджан. – Насколько плохи наши дела?

– Наши дела, на самом-то деле, хороши, а так быть не должно!

– Интересный подход, – хмыкнул Катиджан.

– Эти сферы должны были показать, что за болезнь поразила Эмирию, и насколько она опасна для нас сейчас, – пояснила Хиония. – Но судя по артефактам, здесь нет никакой  болезни!

– Так это же круто.

– Нет, ты не понял… Белый и зеленый цвет означают, что никакой болезни здесь и не было – ни вчера, ни пятьдесят лет назад, ни сто. Осгуд солгал!

– Были у меня такие мысли еще до того, как мы прибыли сюда, – тяжело вздохнул Лукиллиан. – Даже с поправкой на время, не было среди Великих Кланов таких магических болезней, с которыми не смог бы справиться клан Эсентия. Но Осгуд даже не обратился к ним, он сразу принял решение о блокировке кластера.

– А еще здесь пропали две поисковые группы разных лет, – напомнил Катиджан.

– Это лишь подтверждает, что дело не в болезни. Заболев, маги поспешили бы вернуться во внешний мир за помощью, а болезнь, которая убивает мгновенно, мне представить сложно. Здесь скрыто что-то еще…

– И это может быть связано с великими чудовищами, – указала Хиония. – Что нам на руку. Поэтому как бы мне ни хотелось бежать отсюда прямо сейчас, придется остаться и все осмотреть.

Что ж, они с самого начала знали, что здесь будет опасно, это никого не удивляло. Эйтиль чувствовала зловещую энергию этого места, она улавливала странный запах, отдававший сыростью и гнилью, а иногда ей даже казалось, что откуда-то из бесконечной темноты доносятся глухие звуки – как будто там что-то ползает… что-то очень большое.

Так что если бы ей дали выбор, она бы и шагу не ступила в этот сумрачный кластер. Но сюда хотел пойти Катиджан, а значит, ни о каком выборе и речи не шло.

Клан Арма предоставил им план Эмирии – в том виде, в каком этот кластер строился пару веков назад. Сложно было сказать, что сохранилось по сей день, но одно было ясно: это лабиринт. Полуразрушенный, темный лабиринт, населенный непонятно кем, убивший не одну группу боевых магов. Для его осмотра требовался не один день, а угроза лишь нарастала, поэтому у них был единственный шанс на успех…

– Нам нужно разделиться.

Хиония первой сказала то, о чем сейчас думали все. Эйтиль испуганно обхватила себя руками, но возражать не стала. Она смотрела не на своих спутников, а в темноту, от которой их пока ограждал свет магических сфер. Дриада знала, что ничего не разглядит там, как бы ни старалась, и все равно смотрела.

– Не по одному идти, естественно, – добавила Хиония. – Пойдем парами, думаю, это безопасно.

– Нам так точно безопасно, – хмыкнул Катиджан. – А для вас все зависит от того, что здесь скрывается.

– Инанис, тебе что, снобизм вручную укоротить?

– Давайте не будем ссориться, – вмешалась Эйтиль. – Если здесь есть хищники, агрессия привлечет их.

– Девочка права, – кивнул Лукиллиан. – Мы не знаем, какие темные тайны заставили Осгуда закрыться в Эмирии и умереть здесь. Возможно, именно они нас и интересуют. Мой клан никогда не занимался исследованием истории великих чудовищ, потому что легенда гласит, что знания о них несут безумие. Печальный опыт Осгуда вполне может служить тому подтверждением.

– Но для нас это может стать благом, если он действительно нашел нечто важное, – заметила Хиония. – Тогда мы с Лукиллианом пойдем в эту сторону, Инанис и Эйтиль – в другую.

Дриада кивнула и подняла руку над головой. С ее ладони сорвалась дюжина синих, зеленых и золотых стрекоз. Почти все они сразу же улетели в коридор, который предстояло исследовать Эйтиль и Катиджану, но две остались и сели на спины Хионии и Лукиллиану.

– Так я всегда буду знать, где вы, – пояснила Эйтиль. – А вы сможете обратиться к ним, как обратились бы ко мне. Я не смогу вам ответить, но я вас услышу.

– В этом кластере может стоять защита от использования артефактов, – предупредил Лукиллиан.

– Мои стрекозы – не артефакты. Они – часть меня, и эта связь никогда не нарушится.

– Тогда решено. Ищите все, что может помочь нам в этой войне, а если станет слишком опасно – бегите из этого кластера, и мы сделаем то же самое.

Катиджан первым двинулся с места, он терпеть не мог прощания – особенно те, что звучали в начале пути. Эйтиль последовала за ним; она, не оборачиваясь, слышала, как уходят Хиония и Лукиллиан.

Они взяли с собой переносную осветительную сферу, и дриада была убеждена, что иного источника света у них уже не будет. Поэтому когда на стене рядом с ней вспыхнул ярко-рыжий огонь, она вскрикнула и резко отшатнулась в сторону. На ровном полу она без труда удержалась бы на ногах, но теперь у нее под ногами оказалась битая плитка, и Эйтиль упала бы, если бы Катиджан не успел мягко поддержать ее за плечи.

– Мать, да ты совсем нервная стала, – хохотнул он. – Ты что, не видела их?

Он указывал на стену, и Эйтиль только сейчас заметила, что там в металлических подставках закреплены самые примитивные факелы. Некоторые из них окончательно отсырели и покрылись плесенью, другие же неплохо сохранились. Именно их и поджигал теперь Катиджан, ему не нужно было для этого ни заклинаний, ни особых жестов, достаточно было лишь взглянуть на факел, чтобы вспыхнуло пламя.

И ему, скорее всего, сложно было понять, что кто-то может оказаться к такому не готов.

– Не видела, – виновато улыбнулась дриада. – Извини.

– Если я тебя сейчас спрошу, за что ты извиняешься, ты наверняка не ответишь мне.

Поэтому я даже не буду спрашивать.

Она извинялась за то, что не могла быть полезной ему, но Эйтиль и правда решила не говорить об этом. Она сосредоточилась на том, чтобы все исправить: дриада по-прежнему шла рядом с Катиджаном по освещенному факелами коридору, но ее зрение сейчас было сосредоточено на том, что видели ее стрекозы, улетевшие далеко вперед.

Им темнота не мешала, они могли разглядеть каждую трещину, каждый скол в камнях, каждую обвалившуюся стену. Кое-где висели ржавые цепи, но они, похоже, не были предназначены для того, чтобы кого-то удержать. В прошлом это было всего лишь украшение, такое же, как и мозаика, иногда попадавшаяся на полу, и барельефы на стенах и потолке. Все это наверняка помогало Осгуду Интегри не заблудиться в собственном имении.

Может, он и обманул главу своего клана насчет болезни, но об одном он не соврал: он точно погиб здесь. Чувствовалось, что целый век в этих местах никто не жил… по крайней мере, никто разумный.

Коридор несколько раз разветвлялся и в конце концов упирался в широкую лестницу – ступени, будто нависавшие над бездной. Эйтиль направила половину стрекоз туда и вскоре увидела впереди мягкое голубовато-белое мерцание. Сначала она даже наивно приняла его за утренний свет, какой бывает перед самым рассветом в пасмурную погоду. Но потом Эйтиль вспомнила, что на плане этого кластера, найденном Арма, не было окон. Получается, это был не выход.

Загадка света открылась довольно быстро – как только стрекозы подлетели туда. Потолок и большая часть стены были заняты целой колонией слизней. Насекомые не двигались с места или лениво переползали, оставляя за собой мокрые разводы. Их мягкие тела и слизь, которую они выделяли, мерцали ярко, почти как магические сферы, наполняя коридор призрачным сиянием.

Стена неподалеку от них обвалилась на пол каскадом камней, и что-то в этих завалах показалось Эйтиль странным. Она послала туда одну из стрекоз и сосредоточила свое внимание только на ней, на ее глазах, смотревших сквозь мрак.

Камни упали уже давно, они успели порасти бледным мхом, на котором поблескивали капельки влаги. Но не они привлекли дриаду, они как раз смотрелись естественной частью этих катакомб, а вот что-то другое выбивалось из общей картины. Обломки, еще обломки, провисшая цепь, оборванная на одном конце, раскрошившийся барельеф-дерево, сухая искореженная ветка… нет, не ветка. Иссохшая рука, покрытая почерневшими остатками кожи и плоти.

Судя по кости, ее даже не отрезали. Кто-то вырвал ее прямо из плечевого сустава, обглодал, но не полностью, и бросил здесь… Когда? И чья это рука? Она была похожа на мужскую, но Эйтиль не бралась сказать наверняка. За годы, проведенные здесь, кость и плоть превратились в некое подобие мумии.

Дриада заставила своих стрекоз покружить над обвалом, пытаясь отыскать другие останки, но тщетно. Кроме этой руки, возле стены не сохранилось ни единой кости, и Эйтиль не знала, как это понимать. Если тело сожрали, то почему хищник оставил эту руку? Или, возможно, маг, потерявший ее, сумел сбежать? При таком ранении можно выжить. Знать бы еще, когда это произошло: во время первой попытки вскрыть кластер или при второй, почти полвека спустя?

– Эйтиль!

Голос Катиджана заставил ее вздрогнуть, отвлечься от стрекоз и поспешно вернуться к своему основному телу. Дриада с удивлением обнаружила, что за то время, что она осматривала мерцающие руины, они с Катиджаном успели продвинуться довольно далеко – и шли они не к лестнице, на каком-то этапе пути они свернули в сторону.

– Ты чего спишь на ходу? – нахмурился маг. – Ты вообще в порядке? Ты не обязана была идти со мной. Если хочешь, я отправлю тебя обратно, я могу открыть портал.

Эйтиль не собиралась даже отвечать на эту глупость, она лишь бросила на него укоризненный взгляд. Ей нужно было рассказать ему об оторванной руке, но пока она подбирала слова, Катиджан снова заговорил с ней.

– Хотя я бы предпочел, чтобы ты осталась, не хотелось бы одному разбираться с этим. Ты только посмотри!

Он указывал на массивную дверь, сделанную из камня. Эйтиль и вовсе приняла бы ее за очередную арку, если бы не металлические петли, поддерживавшие дверь на весу. Ручки здесь не было, как и замка, и несложно было догадаться, что путь в комнату открывался магией.

Катиджана пока интересовала не сама дверь – несколько таких же они уже прошли, но маг не обратил на них внимания. Сейчас он смотрел на круглый барельеф, венчавший проход.

В центре круга был изображен сложный острый кристалл, со всех сторон окруженный пламенем. Эйтиль не сомневалась, что видела его раньше, но не могла вспомнить, где. Память дриад обычно не подводила, а значит, это изображение не было для нее важно – по крайней мере, раньше.

– Что это? – спросила дриада.

– Лед, порождающий пламя, – задумчиво ответил Катиджан.

Он протянул руку к барельефу, покрытому паутиной, но коснуться его так и не решился.

– Не уверена, что понимаю, – смущенно признала Эйтиль.

– Это один из символов. Нечто вроде фамильного герба, если тебе так понятней. Когда-то давно такие гербы были у всех Великих Кланов, они были важны и для аристократии внешнего мира, и для мира магии. По символу для каждого дома. Но времена изменились, появились настоящие и электронные подписи, и вся эта древняя атрибутика сохранилась разве что на старой посуде и антикварных печатях.

Теперь Эйтиль вспомнила, где она раньше видела кристалл и огонь – во время своего единственного визита в главную резиденцию клана Инанис. Там лед, порождающий пламя, был выложен мрамором перед центральной лестницей особняка правящей семьи.

– Это символ твоего дома? – догадалась она.

– Да.

Катиджан не стал объяснять, что это значит, она и так понимала. Осгуд Интегри собирал все, что было связано с чудовищами – а это вполне могло включать историю их главных врагов, магов из Великих Кланов. Получается, они, сами того не зная, добрались до хранилища данных о семье Инанис.

Дриада понятия не имела, что там собрано, да и Катиджан тоже.

– Я могу позвать Хионию и Лукиллиана, – предложила она.

– Не нужно. Я не чувствую здесь живых существ, так что вряд ли на нас нападут.

– Я не из-за этого хотела их позвать. Насколько я поняла, маг Арма лучше разбирается в информации…

– Вот пусть сам находит, в чем разобраться, – прервал ее Катиджан. – Это история моей семьи, и с ней я как-нибудь разберусь сам.

– Ты войдешь туда один?

– Я войду туда с тобой. Или нет?

– Я всегда на твоей стороне, – улыбнулась Эйтиль.

– Вот и все, нас будет достаточно.

Она невольно вспомнила оторванную руку – и снова промолчала. Лестница далеко отсюда, рука хранится в Эмирии уже много лет. Тот, кто это сделал, скорее всего, давно мертв. А даже если нет, Катиджан прав: что бы ни таилось за дверью, их общей силы будет достаточно, чтобы справиться с этим.

Поэтому покрытой паутиной двери они коснулись одновременно.

* * *

Родерик никогда еще так тесно не общался с Великими Кланами – и, будь его воля, предпочел бы и дальше держаться от них в стороне. Он с детства усвоил, что от этих семеек не стоит ждать ничего хорошего. Элита магического мира жила по своим законам и правилам, все остальные были для них или инструментами, или мусором под ногами. Вампиру, пусть даже живорожденному, рядом с ними не место.

И все же клятва верности значила для Родерика больше, чем его собственные опасения. Поэтому он принял волю Амиара и готов был исполнять ее, хотя все это ему чертовски не нравилось.

Теперь он был заперт в небольшом кластере, принадлежащем клану Арма, с тремя непонятными девицами. Об Эвридике и Диаманте Легио он много слышал, видел, как они сражаются, понимал, насколько они опасны. Керенса Мортем оставалась для него чем-то непонятным, а потому внушающим опасения. Но и она, и близнецы были бесконечно сильны: воздух плавился от их объединенной энергии, раздражая Родерика и нервируя молодых магов Арма, назначенных им в помощники.

Если бы они остались в кластере побольше, а то и вовсе во внешнем мире, обстановка, пожалуй, была бы не такая напряженная. Увы, только отсюда маги Арма могли наблюдать за вспышками силы, способными указать на появление Сообщества Освобождения, и направить Родерика и магичек в любой из миров.