Я вдруг поняла, что если бы я решила представить себе комнату мечты, то она выглядела бы именно так. Это было место, в котором хотелось просыпаться каждое утро и предвкушать грядущий день, а не смотреть на него с легкой опаской. Среди этого великолепия мой чемодан как-то терялся, казался неуместной деталью, которую хотелось поскорее убрать.

– Вам здесь нравится? – осведомилась Анастасия Васильевна.

– Очень!

– Рада это слышать. Да я по глазам вижу, что вам нравится – у вас очень выразительные глаза, Августа, это признак честной души. Вы поможете этому дому остаться таким же светлым и великолепным, но самой вам трудиться над этим не придется. Ваша задача – обнаружить проблему или задание и сообщить об этом кому-то из персонала. Если, например, проблемы с чистотой, сообщайте мне, я руковожу прислугой. Если проблемы на кухне, говорите с шеф-поваром, он там за все отвечает. У нас есть механики, охрана, садовники – весь штат, необходимый для такого большого хозяйства. Вы ничего не делаете сами, душа моя, и я надеюсь, что ваши ручки скоро заживут.

Я инстинктивно спрятала руки в карманы байки, хотя, очевидно, для этого было слишком поздно. Про маникюр я давно позабыла, и дело тут даже не в деньгах: просто когда постоянно ухаживаешь за больными людьми, убираешь, моешь, готовишь и так далее, ногти приходится остригать очень коротко, а кожа становится грубой и воспаленной.

Да я и без Анастасии Васильевны понимала, что я пока смотрюсь неуместно в этом доме – со своими гусиными лапками вместо рук, старыми кедами и заношенными джинсами. Но ничего, я это исправлю!

– Главные сложности в вашей работе, как я вижу, две, – продолжила Анастасия Васильевна. – Первая – быть достаточно расторопной и внимательной, чтобы первой отмечать и находить проблему. Вторая – быть достаточно дипломатичной, чтобы заставлять людей работать, не обижая их. Вы должны как можно реже обращаться к хозяину. Этот дом отныне ваша забота, не его!

Она что, тоже называет его хозяином? Какая дурацкая традиция! Я ей точно следовать не буду, не дождутся! Я пока еще не знала Гедеонова, но из-за того, что он объявил себя хозяином, мне и самой не хотелось лишний раз пересекаться с ним. Но раз именно это – одна из основных моих задач, все не так уж плохо, правда?

– Теперь пойдемте, я покажу вам сад.

Вот этого я и дожидалась!

Я безумно люблю растения, всегда любила. Мне рядом с ними спокойно, я их знаю, чувствую, понимаю. Мартынов раскопал, что я работала в цветочном магазине, и сразу же решил, что я уныло стояла за кассой. Хотя чего еще ожидать от такого сноба, как он? А ведь я была там флористом – я училась этому! Если честно, такое занятие было мне куда ближе, чем профессия экономиста, которую я изучала в университете.

Клиенты меня любили, руководство было в восторге, но этого оказалось недостаточно, когда со мной случилась беда – они побоялись, что мои неприятности распространятся на них, и вышвырнули меня на улицу, как какую-то собачонку. С тех пор у меня не было ни времени, ни возможностей наслаждаться красотой цветов.

Но этот сад определенно готов был вылечить мою душу. Здесь все было просто роскошным: каждое дерево, каждый куст, каждый цветок, даже самый маленький. Земля оказалась щедрой, погода – великолепной, и сад с готовностью дарил свое цветение людям, ухаживавшим за ним.

Впрочем, еще до того, как мы добрались до сада, я отметила, что по одну сторону дома находится большая парковка, по другую – изящный бассейн неправильной овальной формы, делающей его похожим на озеро. Интересно, можно ли мне плавать в нем, или это только для владельца дома и его гостей?

Я хотела спросить об этом Анастасию Васильевну, но позабыла обо всем на свете, когда мы все-таки добрались до сада.

Его естественной границей служила каштановая аллея. Деревья здесь были старыми, разросшимися, но вовремя подстриженными, а потому сохранившими правильную круглую форму. Они уже покрылись молоденькими листиками – такими нежными, что они казались светящимися. На ветвях сформировались грозди бутонов, которым очень скоро предстояло стать разноцветными свечами.

С одной стороны от аллеи раскинулся розарий – разные виды царских цветов, удивительным образом дополняющие друг друга. За ними просматривалась белая ажурная беседка, в которую мне отчаянно хотелось попасть, но сейчас было не до того. Анастасия Васильевна, привыкшая к этой красоте, не собиралась останавливаться, чтобы полюбоваться кремовыми лепестками цветов. Она шла по саду армейским шагом, то и дело бросая мне пояснения:

– Вот тут розы, следите, чтобы по дорожкам было удобно ходить, а ветки не цеплялись за одежду. Вон там сирень, декоративные камни рядом с ней не должны зарастать, за этим тоже обязаны наблюдать вы. Тут скоро поставят статуэтки – подарок от друга нашего хозяина, проследите, чтобы они смотрелись гармонично и не портили пейзаж!

Да уж, не похоже, что мне придется скучать! Но растущий список обязанностей, как ни странно, меня не пугал. Напротив, меня радовала мысль, что я смогу каждый день обходить это великолепное место, что я даже буду влиять на него. Остатки тревоги, вызванной неизвестным мне хозяином, окончательно покидали меня.

В саду были обустроены большие площадки для спорта и отдыха, засеянные жесткой газонной травой – на такой можно танк припарковать, и ей ничего не будет. Судя по натянутым над площадками разноцветным фонарикам, здесь же проходили вечеринки, которые упоминал Никита.

С площадками соседствовали теннисные корты, в дальнем углу сада примостились теплицы, отданные цветам и травам.

– Здесь выращиваются растения для букетов, которые украшают дом хозяина, – пояснила Анастасия Васильевна. – Они обязательно должны быть свежими. Раз в неделю к нам приезжает флорист, она знает, что нужно делать, вы только должны проследить, чтобы она не упустила ни одну комнату.

А еще при усадьбе был фруктовый сад, который уже начал цвести, и воздух рядом с ним был полон непередаваемого медового аромата. Казалось, что владения Гедеонова безграничны, и лишь вдалеке смутно угадывались очертания забора, но и через него можно было пройти дальше, к близкому сосновому лесу.

Я, сама того не ожидая, попала в мечту. Еще в полете я была полна сомнений и скептицизма, а тут мне уже хотелось остаться. Почему нет? Растения, мир и покой – каждый день, общение с Никитой – очень даже возможно, встречи с хозяином – по минимуму, Мартынов почти не приезжает. А пока я наслаждаюсь жизнью, сумма на моем банковском счете растет, чем плохо?

Анастасия Васильевна вновь без труда угадала, о чем я думаю.

– Вижу, вам здесь понравилось, и это хороню. Важно, чтобы и вы понравились этому месту, Августа. Надеюсь, вы понимаете, какой кредит доверия вам выдан.

– Да, я понимаю, – смиренно подтвердила я. В этот момент она снова напоминала мне учительницу, объясняющую отличнику, почему с него будут спрашивать строже, чем с других.

– Это похвально. Не расслабляйтесь – но и не переживайте. Хозяин понимает, что привыкнуть к такому месту и узнать его не так просто. Первые две-три недели и я, и все остальные будем помогать вам. Мы возьмем на себя часть вашей работы, чтобы вы поняли, как она делается, вы будете скорее ученицей, чем исполнителем. Но дальше, Августа, все зависит от вас, вы или научитесь справляться самостоятельно, или навсегда покинете поместье.

В контракте на испытательный срок мне было отведено три месяца, однако Анастасия Васильевна только что дала мне понять, что на адаптацию мне дадут гораздо меньше времени. Что ж, это хотя бы честно.

Если бы она поставила такие условия, когда я приехала, до того, как я увидела это место, я бы, может, и возмутилась. Но теперь, когда я узнала про все трофеи, замаячившие на горизонте, я готова была пойти на многое, лишь бы остаться здесь.

* * *

Гедеонов не спешил знакомиться со мной. Я все ожидала его приглашения, но не получила его ни на следующий день, ни еще через один. Похоже, Никита недооценил размер тараканов, водившихся в голове у этого типа! Я даже не видела его, только знала, в какой части дома он сейчас находится.

Справедливости ради, стоит признать, что он постоянно был занят. В будние дни машины валили к поместью косяком, иногда даже собирались очереди. К Гедеонову приезжали очень разные люди: от пузатых дядечек в дорогущих костюмах, которых я и ожидала тут увидеть, до молодых мамаш с младенцами на руках. С младенцами! Эти-то что здесь забыли? Но всех их Гедеонов принимал в своем кабинете, к которому прислуге даже близко подходить не дозволялось.

Некоторые гости после разговора с ним выходили мрачнее тучи, другие веселились. Я хорошо запомнила молодую женщину, которая прибыла в поместье в слезах, а уезжала, улыбаясь и глядя на небо. Я все меньше понимала, чем именно занят Гедеонов, что за консультации он дает.

Но я в это не лезла, да и не хотела лезть. Мне было слишком хорошо! Человек способен на многое, если дать ему правильную мотивацию, а мне ее дали с лихвой. Все мои дни были посвящены изучению поместья: я бродила по открытым для меня комнатам, изучала тропинки, знакомилась с людьми, работающими тут. Понять, куда мне можно, а куда – нельзя, было несложно: Никита выдал мне магнитную карточку, пропуск, и все комнаты, двери которых она открывала, были моей территорией.

Да, двери в этом доме открывались пропуском, и это было не просто данью современным технологиям. По ключу невозможно понять, кто и когда был в комнате, ключи у всех одинаковые, а вот по пропуску – легко. Видеокамер в поместье не было, и пропуски служили лучшим доказательством и вины, и невиновности при любой проблеме.

Я постепенно осваивалась в поместье, и хотя справляться со своими обязанностями без посторонней помощи у меня пока не получалось, я уже чувствовала, что смогу, рано или поздно я научусь. Должна научиться! После того, что я видела здесь, я была не готова вернуться к своей прежней жизни. Там у меня не было никого и ничего, а здесь был этот райский сад – и был Никита, которому я, похоже, понравилась не меньше, чем он мне. Это льстило мне и внушало новые надежды.

Я решила, что Гедеонов выждет испытательный срок и только потом поговорит со мной. Разве это не логично: зачем запоминать имя прислуги, которая, возможно, не останется в его доме? Но нет, я поторопилась с выводами. Через десять дней после моего приезда Анастасия Васильевна с непонятной торжественностью сообщила, что хозяин готов к беседе.

Он не позвал меня в свой кабинет, видимо, я еще не доросла до допуска туда. Мне было приказано явиться в сад. Когда я пришла, он уже стоял в розарии, в белой беседке, спиной ко мне, и, как мне показалось, наблюдал за цветами.

Так я впервые увидела того, кого здесь благоговейно называли хозяином. Он ходил вовсе не в стеганом халате и не в королевской мантии – я иногда, забавы ради, представляла его таким. Но нет, настоящий Гедеонов был куда приземленней, он носил классические джинсы и черную рубашку спортивного кроя. Он сейчас был у себя дома, зачем ему наряжаться?

Гедеонов все еще не поворачивался ко мне, и пока я могла лишь оценить его фигуру. Он был высоким, намного выше меня, и подтянутым, очевидно тренированным, но не таким мускулистым, как Никита. У него была золотистая кожа, чуть тронутая загаром, и аристократичные руки с длинными пальцами. Стильно подстриженные волосы были любопытного светло-рыжего оттенка – на грани темного золота и меди. Их уже тронула седина, но пока – легкой россыпью, которую он, казалось, мог стряхнуть одним движением.

– Здравствуйте, Августа Стефановна, – обратился он ко мне. Голос был приятно низкий и как будто вкрадчивый.

– Здравствуйте, Владимир Викторович.

Я замерла в ожидании: как он отреагирует? Я опасалась, что сейчас он скажет что-нибудь вроде «Эгей, женщина, меня тут все называют хозяином, и ты давай, не выпендривайся!» Но нет, Гедеонов продолжил разговор как ни в чем ни бывало.

– Как вам здесь нравится?

– У вас очень красивый дом, сад просто бесподобен, – ответила я. Тут я могла не кривить душой.

– Рад это слышать. Думаю, не нужно объяснять, что все это должно таким и остаться под вашим началом?

– Мне это уже объяснили раз двадцать.

– Пока, похоже, объяснения действуют. Вами все очень довольны, особенно Анастасия Васильевна.

– Анастасия Васильевна, по-моему, такой человек, который найдет хорошее даже в серийном убийце, – не сдержалась я. В моих словах не было иронии, Анастасия Васильевна мне действительно нравилась.

Я понятия не имела, можно ли мне шутить при Гедеонове, как он отреагирует. Может, обидится? Но нет, он только фыркнул:

– Это точно. Но вас она оценила на пятерочку – она по-прежнему оценивает людей по старой привычке.

– Мне уже можно быть польщенной или пока рано?

– Рано, – указал Гедеонов. – Вы пока не проявили себя. И все же ваши результаты достаточно хороши, чтобы мы с вами познакомились. Рано или поздно вам придется обратиться ко мне, это неизбежно, такая работа. Поэтому я решил, что для начала вам было бы неплохо научиться разговаривать со мной вот так, наедине, а не подвиснуть, впервые обратившись ко мне при посторонних.

– Научиться разговаривать с вами? – удивленно повторила я. – А что, это такая большая наука?

– Наука не наука, а привыкнуть надо.

Он наконец повернулся ко мне, и даже в предзакатных сумерках мне хватило одного взгляда, чтобы понять. Вот, значит, как… Вот о чем говорил Гедеонов, вот о чем говорили ускользнувшие от Никиты слова, укрывшиеся за коротким «Это надо видеть», вот о чем говорило чуть ли не религиозное почтение Анастасии Васильевны.

Нет, Гедеонов не был уродом – даже не приблизился к этому. У него было тонкое лицо, в его чертах сквозило что-то хищное, лисье, под стать рыжеватым волосам и золотой коже. У него были высокие скулы, четкая линия подбородка, прямой нос, высокий лоб, правильные линии бровей, которым и женщина позавидовала бы, и длинные темно-рыжие ресницы. Но глаза – вот где таился подвох!

Его глаза были слепыми. Их закрыли два плотных бельма, из-за этого казалось, что взгляд Гедеонова затянут густым туманом. Через эту болезненную пленку я могла смутно различить, что природа, должно быть, задумывала его глаза зелеными и очень красивыми, но потом что-то пошло не так. Эти мертвые глаза затеняли собой его безусловную привлекательность, пугали на каком-то странном, подсознательном уровне, и я почувствовала, как на моей коже появляются мурашки.

При этом ничто не указывало на слепоту Гедеонова – кроме очевидной травмы его глаз. Он не носил темные очки, при нем не было белой трости. Из-за этого я даже засомневалась: а может, он все-таки что-то видит? Но нет, глаза за белой пеленой оставались неподвижными, они не смотрели на меня – и на весь мир.

Однако если взгляд его был мертвым, то лицо – живее некуда. У Гедеонова была мимика настоящего актера, ему не нужно было говорить, чтобы передать, что он чувствует. И по его ироничной усмешке я догадалась, что он прекрасно знает о мурашках на моей коже, даже не видя их.

Похоже, он не снимал очки специально перед этой встречей, он их просто не носил. Гедеонов прекрасно знал, какое впечатление он производит на людей, и этот хладнокровный шок был ему милее жалости к калеке.

– Ну как? – поинтересовался он. – Хватило?

Я только сейчас поняла, что уже несколько минут разглядываю его молча. Я просто не могла вымолвить ни слова! Но его голос словно разбудил меня, и я взяла себя в руки. Опять же, спасибо Полковнику: без его школы я не смогла бы вот так себя контролировать, а теперь мой ответ звучал спокойно и ровно.

– Да, Владимир Викторович. Благодарю вас за то, что предупредили меня.

Мои слова, похоже, удовлетворили Гедеонова, он с довольным видом кивнул.

– Вы сообразительны, Августа Стефановна, это мне нравится. Я могу говорить с вами прямо, не тратя времени на словесные кружева?

– Да, я бы предпочла такой вариант.

– Хорошо. Сейчас у вас за спиной маячат две рекомендации – хорошая и плохая. Хорошая – от человека, которого я едва знал, но которому был должен. Плохая – от моего партнера, которого я знаю много лет. Он считает, что вы бездарны и вам здесь не место. Вас это задевает?

– Нисколько.

Я и правда не была задета. Свои поджатые губки Мартынов может оставить при себе – а я прекрасно знаю, кто уже наговорил про меня гадостей.

– Почему вас это не задевает? – спросил Гедеонов.

– Потому что ваш напарник, – рискну предположить, что речь идет о Ярославе Мартынове, – не знает меня. Он судит меня по единственной встрече.

– Он неплохо разбирается в людях.

– Это я бы поставила под сомнение. Ему хватило моего возраста и внешности, чтобы признать меня негодной.

– Вот, значит, как вы считаете? – фыркнул Гедеонов. – Ладно, не без оснований. Тогда у меня для вас хорошие новости. Мне безразличны обе рекомендации. Я не вижу вашу внешность, я не знаю ваш возраст, я слышу только ваш голос. Мне этого хватит с лихвой. Так или иначе, вы получили шанс испытать себя на этой работе. Вы входите сюда с чистым счетом: мне все равно, как вы выглядите, чем занимались раньше, что привело вас сюда. Вас будут судить только по вашей работе. Это понятно?

– Это естественно.

– Хорошо, тогда дальше. Я не знаю, что написано в вашем контракте, я его не читал – у меня вообще с чтением не очень, как вы могли догадаться. Но я гарантирую вам одно: вы остаетесь в этом доме, пока выполняете пять простых правил.

– Каких же?

– Первое и главное: вы не должны меня касаться. Никогда и ни при каких обстоятельствах. За нарушением этого правила может последовать немедленное увольнение. Ясно?

«Очень надо мне тебя лапать» – хотелось ответить мне. Но я выразилась куда вежливей:

– Конечно, Владимир Викторович.

Что ж, изнасилование мне, похоже, не грозило.

– Второе: вы должны являться по первому моему требованию. У вас ненормированный рабочий день, случиться может всякое. Я не против вашего отдыха, личных увлечений и общения с другими людьми. Но если я вас зову, вы должны все бросить и идти. Не бойтесь, это не будет происходить слишком часто – возможно, это не произойдет никогда. Однако это должно быть оговорено и усвоено.

– То есть, мне нельзя покидать дом?

Он ненадолго задумался, потом покачал головой:

– Нет, дом покидать можно, вы не в клетке. Но постарайтесь не делать этого слишком часто и всегда предупреждать Фролову.

– Кого?

– Вам она известна как Анастасия Васильевна, – отозвался он. – Третье правило очевидно: вы справляетесь со своей работой. Мне все равно, как, это уже на ваше усмотрение, мне важен результат. Четвертое – вы стараетесь не говорить со мной. Задавать вопросы, не связанные с работой, вам запрещено.

– Хорошо.

Не очень-то и хотелось.

– И, наконец, пятое: иногда мне нужна тишина, и это тоже будет вашей обязанностью. Когда я прошу вас об этом, вы должны добиться абсолютной тишины. Выключайте всю технику, переобувайте всех цокающих шпильками дам в тапки на мягкой подошве. Опять же, мне не важно, как вы это делаете, мне важен результат. Думаете, вы справитесь?

– Я сделаю все, что от меня зависит, Владимир Викторович.

– Хорошо, тогда мы сработаемся.

Он направился прочь из беседки, больше ничего от меня не требуя, а я стояла среди роз и смотрела ему вслед. Я пыталась для себя определить, какие впечатления оставила у меня встреча с Гедеоновым.

С одной стороны, он мне не понравился – это очевидно. Не так сильно, как Мартынов, но хозяину поместья определенно досталось почетное второе место. Он был высокомерным, властным и избалованным деньгами.

Но в то же время, он восхищал меня – тем, как справлялся со своим состоянием. Его движения были уверенными, пружинистыми, в его теле таились сила и грация, которые он, казалось, едва сдерживал. Уж не знаю, как, но Гедеонов не просто примирился со своей слепотой, он ужился с ней, он не позволил ей сковать себя.

И это поднимало его в моих глазах выше, чем любые деньги.