Она восхищалась ухоженными лужайками, красивыми пляжами и комфортабельными гостинницами построенными здесь.

При этом, она и не подозревала, что те же евреи, построившие здесь рай для себя, создали совсем рядом, вполне реальный ад для своих соседей-арабов. Ад был ровесником государства Израиль и находился здесь же- на некогда самой плодородной земле Палестины, славившейся своими апельсиновыми садами. Обитатели ада – полтора миллиона бывших жителей Яффо, Лода, Рамле и других когда-то арабских городов Израиля, в большинстве чвоем жили без водопровода и канализации в в лачугах из жести или мазанках, больше напоминавших норы, нежели человеческое жилье.

Но Белла любовалась красотами еврейского рая и не замечала палестинского ада. И пока она любовалась еврейским раем, у нее созрело решение- нужно ехать сюда, защищать этот оазис от арабов.

Она выделялась и никуда не вписывалась даже здесь, эта уже немолодая, одинокая женщина, с библейской внешностью и трогательно добрыми, огромными глазами, жившая со своей престарелой матерью в одном из вагончиков района караванов в поселении Йоэль.

Вместе с тем, она была совершенно счастлива живя здесь. Ей нравилось дивное, мистическое зрелище, открывавшееся с вершины холма на котором они с матерью жили в караване.

Дымка тумана, будто занавеска то скрывала, то снова открывала красноватые холмы.

Зимой после дождя, здесь часто можно было увидеть радугу, которая будто была перевернута и лежала на земле.

С одной стороны были живописные холмы до самого горизонта. С другой- море.

И если долго стоять и смотреть на открывшуюся взгляду панораму, то можно было увидеть много всего, чего не увидишь в обычной жизни.

Тысячелетия накатывают вдруг и обрушиваются на тебя как волны, унося сознание не то вверх, в неведомое, не то вниз-в прошлое.

Казалось еще мгновение и на одном из холмов увидишь кого-то из библейских пророков.

Глядя на равнины и холмы этой земли, и вдыхая аромат цветов на ухоженных лужайках, хотелось просто жить и не отрываясь созерцать этот прекрасный и таинственный мир.

Но суровая действительность на каждом шагу заявляла о себе громко и бесцеремонно.

Идилия заканчивалась сразу же за забором еврейского поселения, которое не перепутаешь ни с чем другим.

О том что это еврейское поселение, можно было сразу узнать по высокому забору сваренному из тонких, но прочных стальных прутьев и щедро намотаной и поверху и по низу колючей проволокой; по блокпостам на въезде, круглосуточно охраняемых солдатами.

Забор ограждал поселение со всех сторон.

Попасть сюда, так же как и выехать отсюда, можно было только через блокпост.

Охрана поселенцев видимо не слишком доверяя солдатам, выставила свои собственные патрули.

Машины службы безопасности поселка, круглосуточно объезжали забор по всему периметру.

Однако внутри поселка было просторно, тихо, зелено и ничто не напоминало о ненависти за его пределами.

Вся территория поселения делилась на несколько частей.

Группа одноэтажных домов и двухэтажных вилл, облицованных дорогим камнем, с ухоженными лужайками возле дома, создавали ощущение некой идилии благополучия.

Границей каждой виллы вместо забора служила затейливо выложенная из круглых камней низенькая ограда. Вход в дом украшали декоративные живые изгороди из виноградной лозы- символа еврейского присутствия.

Несколько соседних холмов были украшены новыми двухэтажными домами. К каждой квартире первого этажа расположенного на земле дома, примыкал небольшой участок служивший хозяевам садом.

Последний этаж представлял собой пентхауз. Здесь так-же можно было отдохнуть после работы или с друзьями не хуже чем в саду и строительные подрядчики, продававшие квартиры в этих домах, неизменно это подчеркивали.

Одинаковая одежда жителей поселка создавала ощущение униформы и делала живущих здесь похожими друг на друга. Иногда даже казалось, что все они на одно лицо.

Мужчины в вязанных кипах, белых рубашках и черных брюках носили бороды и почти все без исключения были в очках.

Женщины носили длинные платья и платок, либо замысловатый головной убор и казалось, что они стараются быть как можно незаметнее, но при этом взгляды у них были цепкие.

Дети у них тоже были похожи друг на друга: в одинаковых белых рубашечках и черных брючках, многие тоже почему-то в очках и с выдающимися вперед белоснежными передними зубами, которые торчали из полуоткрытых ртов, и делали их похожими на кроликов.

Старшие учились в военнизированных ешивах, а после 18 лет пополняли спецподразделения израильской армии.

Помимо домов и вилл, в поселении имелось два магазина, и еще несколько киосков, две ешивы для мальчиков и религиозная школа для девочек, три миквы и пять синагог.

В одной из синагог собирались восточные евреи. В другой- европейские.

Представители ХАБАДА захотели иметь собственную синагогу и молились отдельно.

Для живших здесь прозелитов была своя синагога.

Молодежь поселения тоже предпочитала молиться отдельно.

Почти в самом центре поселка, располагался местный совет.

Это были убогие строения, наподобе караванчиков и лишь по табличке снаружи можно было догадаться, что это именно то место, где принимаются самые важные решения о жизни поселка.

Во главе поселения стояли два равина- рав Ашер и рав Йоханан. Первый- ашкеназ, второй -сефард.

Они учили Торе в местных ешивах и их авторитет был непрерикаем.

Все работавше в местном совете, приходили и приезжали на работу из вилл и дорогих домов.

Те из поселенцев, кто не работал в местном совете, учили Торе либо в самом поселении, либо ездили в Иерусалим или Рамат Ган- там находился религиозный университет, который имел гораздо больше общего с ешивой, нежели с высшим учебным заведением.

И создавалось впечатление, что все население поселка либо учило Торе, либо ее же изучало.

Исключение составляли буквально несколько человек, которые работали инженерами за пределами поселка, врач, заведовавший местной поликлинникой, медбрат и медсестра, а также несколько семей которым принадлежали теплицы, завод по переработке винограда и маслобойня.

Это хозяйство составляло настоящую промзону поселения.

Но работали здесь в основном арабы из ближайших деревень. Эти же арабы построили сам поселок и другие поселения в округе.

Даже синагоги в поселке были построены руками арабов.

Труд арабов стоил как минимум в разы дешевле еврейского. К тому же, им не нужно было оплачивать ни отпуск, ни расходы на оздоровление, вообще ничего из того, что по закону положено платить гражданам Израиля.

Их боялись и ненавидели. Но законы экономической целесообразности, или попросту выгоды, были так же беспощадны как и физиологические.

Поэтому несмотря на открытую неприязнь, ненависть и казавшуюся уже вечной вражду к арабам, евреи разрешали строить им для себя поселки, дороги и работать в принадлежавших им теплицах.

Впрочем, ненависть была взаимной.

Арабы ненавидели евреев не меньше, но были вынуждены строить роскошные виллы, дома, забор и даже синагоги для евреев на земле, которую считали своею, поскольку в соседних арабских городах и деревнях не было не только промышленных зон, но даже канализации и водопровода. А большие семьи нужно было как-то содержать. И они работали тут, утешая себя мыслью, что рано или поздно, все здесь все равно будет принадлежать им.

Особую категорию жителей поселка составляли прозелиты и новые иммигранты.

Они жили в караванах, заменявших им дом.

Караваны стояли как-то особняком и выделялись, создавая диссонанс виллам и просторным домам.

Резким контрастом с остальными жителями поселка являлись и сами обитатели караванов.

Это были в основном «русские», как здесь называли выходцев из России и еще несколько иммигрантов из Америки, один из которых по имени Барух не желал говорить ни на каком другом языке кроме иврита, и две девушки – одна из Голландии, другая из Франции.

Обе в разное время решили вдруг что они еврейки и отправились в Израиль.

В поселении они прожили уже несколько лет в ожидании гиюра.

Все это время они учили Тору с женой рава Ашера, а в остальное время работали- одна, бывшая медсестра из Голландии на кухне, вторая- учительница младших классов из пригорода Парижа убирала и мыла служебные помещения и туалеты в поселковом совете.

Так они жили уже несколько лет и покорно ждали, когда наконец им разрешат стать еврейками.

В отличие от остальных жителей поселка, жившие в караванах прозелиты и иммигранты белые рубашки носили лишь по субботам и праздникам, и вместо туфель, ходили в кроссовках.

Несмотря на молодость большинства из них, почти все носили длинные бороды и ходили лохматыми, так что кипа терялась в их черных и рыжих шевелюрах.

Элегантным брюкам они предпочитали в повседневной жизни джинсы или штаны типа бермуды из которых торчали кисточки – цицит на иврите, как напоминание о 613 заповедях полученных евреями от Творца на Синае.

Их было здесь человек 15, самых стойких.

Лет десять назад, здесь возник целый караванный поселок.

В то время, тут можно было встретить евреев со всего мира.

Здесь были иммигранты из Аргентины, Штатов, Канады, Британии и конечно же, из бывшего СССР.

Они приезжали сюда со всего мира по зову еврейской души, прилежно штудировали иврит и старательно учили Тору, лишь с перерывами на еду и сон.

Однако остались лишь единицы- самые стойкие.

Кто-то не выдержал соблазнов городской жизни в крупных городах, кто-то начал учиться и из-за расстояний пересилились в Иерусалим и Тель-Авив и вспоминали теперь поселок лишь как романтический эпизод своей юности.

А кто-то просто не выдержал особенностей караванной жизни.

Зимой, когда дул сильный ветер, обитателям вагончиков казалось, что кто-то невидимый и могущественный, изо всех сил трясет их пристанища, в которых они жили.

Зимой здесь было холодно, а летом жарко.

Но тех, кто остался, это обстоятельство не смущало. Казалось, что они лишь числятся живущими в этих караванах, а сами живут какой-то особой, неведомой для окружающих жизнью.

В этой жизни для них все было логично и подчиненно совершенно ясной цели.

Да и жили они здесь в основном по субботам, и лишь в перерывах на молитвы. В остальные же дни, они с утра до ночи находились в ешиве-вагончике с книгами, где они учили Тору, Галаху, книгу поучений отцов и другие, священные для евреев книги под руководством кого-нибудь из раввинов.

Здесь же жила и Белла со своей матерью.

Если не считать всех этих различий, то жизнь обитателей Йоэля проходила примерно одинаково.

По субботам, женщины зажигали свечи и пока мужчины молились, хлопотали по дому, разумеется, в рамках того, что было дозволено Шаббатом.

Потом вся семья собиралась за столом, где глава семейства освящал молитвой вино и специальный шаббатний хлеб-халлу. Потом начиналась церемония омовения рук, а после, все члены семьи читали молитвы, делали по глотку освященного вина или виноградного сока, если это были дети, и приступали к трапезе.

Утром они всей семьей отправлялись в синагогу, где читали очередную главу Торы и молились. Затем возвращались домой, снова ели. Затем шли в синагогу для полуденной молитвы. А вернувшись после молитвы домой садились за трапезу, как предписывл обычай.

Для тех, кто жил в караванах, в специально выделенном вагончике, кто-нибудь из равов также освящал шаббат.

Часто жителей караванов приглашали на встречу шаббата в семьи поселенцев.

Согласно традиции, пригласить в гости на шаббат нуждающегося еврея считалось благом и поселенцы охотно следовали этой традиции, желая приобщиться блага.

В перерывах между едой и молитвами, ближе к вечеру на исходе субботы, жители Йоэля целыми семьями гуляли по просторам поселка.

Времена когда дети и взрослые беззаботно гуляли в шаббат по соседним холмам безвозвратно прошли.

Самые отчаянные из жителей поселка не решались теперь на подобные экскурсии даже в сопровождении автомата, который тоже уже не гарантировал полной безопасности.

Забор четко обозначил границу поселения.

Шаббат заканчивался молитвой, по окончании которой, молящиеся желали друг другу хорошей недели и расходились по домам, готовясь к будням.

Так же они проводили почти все праздники и так было до тех пор, пока правительство не приняло решение об эвакуации Йоэля и всех остальных поселений в секторе Газа.

Эта эвакуация знаменовала крах титанических усилий по утверждению еврейского присутствия в Газе и на Западном Берегу Иордана.

Несмотря на колоссальный энтузиазм поселенцев и огромные дотации, эти поселения со временем превратились в непосильное бремя как для экономики, так и для армии.

За время противостояния евреев и арабов, по обе стороны забора выросло новое поколение.

И за это же время, лагеря беженцев, жители которых в 1948 году бежали или были изгнаны из своих домов в Яффо, Лоде, Рамле, Хайфе, превратились в густонаселенные города, а поселения, призванные утвердить право евреев на эту землю, оказались со всех сторон окруженными арабскими деревнями. Повсюду – и справа и слева виднелись новые постройки в лагерях беженцев.

С территорией Израиля, Йоэль был связан теперь одной единственной дорогой, ездить по которой разрешалось только евреям.

Ничто не говорило о том, что дорога предназначенна только для евреев.

Лишь тщательно охраняемые блокпосты и ограждения с колючей проволокой вдоль шоссе говорили о том, что это не просто дорога.

Да еще то, что по дороге в обе стороны двигались машины только с израильскими номерами.

Арабы- жители территорий, ездили в объезд, через арабские деревни.

Дорога для евреев прошла по землям принадлежавшим до этого палестинцам.

Когда строили эту дорогу, работы тщательно охранялись.

Любые попытки воспрепятствовать строительству жестко подавлялись армией.

Жителей окрестных деревень и израильских анархистов солдаты разгоняли с помощью резиновых пуль и слезоточивого газа.

Если это не помогало, в ход шли дубинки, приклады и обутые в армейские ботинки ноги солдат.

Не раз и не два, под вечер или глубокой ночью в деревню врывались агенты общей службы безопасности ШАБАК при поддержке солдат и арестовывали наиболее активных участников протеста- благо, технический прогресс не стоял на месте и помимо осведомителей, скрытые камеры снимали на пленку всех.

Сила была на стороне евреев, но противостояние не прекращалось ни на один день и именно дорога стала линией фронта, разделявшей поселенцев-евреев и их соседей -арабов.

Молодежь из арабских деревень кидала камни в жителей поселка, проезжавших ежедневно по дороге в израильские города- главным образом, в Тель-Авив и Иерусалим, где они работали, делали покупки, или навещали родственников, а вечером или на следующий день возвращались обратно.

Несколько поселенцев были убиты на этой дороге, хотя практически все они были вооружены автоматами и стреляли не колеблясь.

Армия и полиция жестоко мстили за нападения на поселенцев. Они устраивали рейды в соседние арабские деревни, арестовывали подозрительных и для устрашения, разрушали дома тех, кто был причастен к нападениям на поселенцев.

Не оставались в долгу и сами поселенцы.

Ночью, а иногда и днем они вырубали и поджигали оливковые рощи, принадлежавшие жителям арабских деревень, нападали на палестинских фермеров, строили форпосты на землях, принадлежавшим арабам.

На месте уничтоженных маслин, поселенцы сажали виноград-символ еврейского присутствия.

Таким образом они пытались утвердится на этой земле.