Для вразумления был использован первый попавшийся под руку и подходящий предмет, а именно сковородка. Довольно массивная, не первой свежести, явно часто используемая. Правда, не таким экстравагантным образом, хотя всякое может быть.

Сначала привести в чувство… Шмяк! Сковорода прошлась узкой стороной по ребрам. Так, тело подает матерные признаки неудовольствия. Тогда переходим к основным процедурам.

– Если мама в детстве не учила себя хорошо вести, да и папочка ремнем не баловал, так это недолго и исправить!

Используемая в качестве вышеупомянутого ремня сковорода обрушивается на задницу. Чувствую себя немного в ином времени, когда таких вот красавцев пороли на конюшне. И, что характерно, помогало, по крайней мере, на какое-то время. Потом приходилось вводить новую дозу, хм, лекарств.

– Но раз не постарались они, придется мне поработать. Не хами мне, морда! Не мешай матерными криками. Не пытайся жену бить, поскольку меня это раздражает и портит настроение.

Каждый тезис сопровождался очередным ударом сковороды по заднице. Гудел предмет кухонной утвари, подвывал наказуемый… Идиллия! И надо же было ее разрушить, причем не абы кому, а его жене, Аглае.

– Оставь маево мужа! – взвизгнула недавно побиваемая собственным супругом женщина. – Я на тя в милицию напишу!

– Тяжелый случай, – вздохнул я, после чего отвесил объекту очередной, но уже последний удар. А то еще прибью урода. – Женщину бьют и матерят, а она за любящего рукоприкладство муженька заступается. Нет, есть все же горькая ирония в том, что некоторые жертвы побоев сами втайне любят быть битыми. Впрочем, живите как хотите, мне до того дела нет. Только приспичит поорать особо громко или драться – вне моей видимости и слышимости. А милиция…

– Милиции на тебя нет! – вновь взвыла Аглая, когда я, оставив ее дражайшую половину в покое, еще и вручил сковородку с вежливой улыбкой. Дескать, вот так и пользуйся, если надо будет.

– Нет, это точно. Да и не будет. Ну на кого подумают как на зачинщика, сравнив меня и вот этого вот, – презрительный взгляд в сторону Семы, стоящего в позе «а ля рак» и мотающего головой. – Да и уверен, что его уже не раз за пьянки или буйства привлекали. Так что сидите, граждане, и не чирикайте. Вам же спокойнее будет.

Вот такое вот у меня было «знакомство» с довольно типичными, но яркими обитателями коммуналки. А ведь таких более чем достаточно, распространены они по всем городам и весям. Только не в том было самое большое безумие. Действительно, живут себе, так и пусть живут. Но лишь в бодром и гармоничном соседстве с себе подобными. Так ведь нет, никак советская власть этого не желает. Тому пример был и в том «зверинце», где временно поселился и я.

Спустя некоторое время угораздило меня довольно поздним, но все же утром столкнуться на той же кухне еще с одним жильцом, Виктором. Тем самым инженером-электриком, попавшим в столицу после окончания института и работавшим на одной из электростанций. Не бог весть какая должность, но для начала карьеры в Москве неплохая. А столкнувшись, я впал в совсем уж глубокие раздумья по поводу безумия советской власти. Виктор был самым что ни на есть романтиком – наивным и верящим в лучшее. Да-да, несмотря на чувствительные пинки, которые жизнь выдавала ему, призывая одуматься, ибо быть романтиком в Стране Советов можно, но очень уж вредно для здоровья, особенно если эта сама романтика соседствует хотя бы с минимальным уровнем интеллекта. А мозги у этого инженера были, уж относительно его электрики и прочей техники точно.

И вот во время случайного столкновения на кухне этот чудак начал меня благодарить, путано и многословно, по поводу того, что мне удалось повлиять на этого самого Семена. Тот и впрямь заметно прижух. Признаться, меня это слегка удивило, но не высказать мнение я в этой ситуации не мог.

– Таким хамам только в морду давать и стоит. Слов они просто не в состоянии понимать. Бери на вооружение.

– И рад бы, – потупился Виктор, сверля взглядом пол. – Только не с моим неумением драться. И не люблю я кулаками махать, всегда пытаюсь договориться.

– С Семой? – саркастически фыркнул я, представив себе такую картину. – Обзовет он тебя интеллигентом и скажет, что еще слово, и кулака его попробуешь.

– Он так и сказал…

– Во-от! Так что думай, инженер, как или учиться таким вот уродам отпор давать, или как сменить комнату в коммуналке на отдельную квартиру.

– Кто же мне ее даст, – еще больше загрустил Виктор. – Мне, когда я только заикнулся, сказали, что жилой фонд очень мал, на всех не хватает.

– На всех хватать никогда и ничего не будет.

– При коммунизме – будет!

Наивный советский человек. Других слов и не подобрать. Ведь всем вовне СССР, да и партийной верхушке внутри СССР понятно, что коммунизм – фикция. В лучшем случае – некий недостижимый идеал. От каждого по способностям и каждому по потребностям. Так? Иллюзия. Человеческие хотения всегда будут больше, чем способности. Игры с «нулевой суммой» тут просто невозможны. Одни будут на вершине той или иной пирамиды, другие же в ее основе. И этого не изменить.

Впрочем, объяснять это прекраснодушным романтикам Страны Советов – бесполезно. Сами осознают… если успеют и если дадут. Мда. Поэтому я ограничился несколько иным вопросом, желая получить ответ, так сказать, от недавнего свидетеля.

– Что коммунизм будет и при нем всего на всех хватит – я даже не сомневаюсь. Но живем-то мы сегодня, когда он только-только строится. Вот мне и интересно, кому там сейчас больше других квартиры дают? Сам понимаешь, самому скоро подобное предстоит. Поделись опытом.

– Я не знаю точно. Могу только по своим впечатлениям, – застеснялся Виктор, аки красна девица на выданье. – Похоже, нечем порадовать, сейчас мало кто отдельные квартиры имеет и будет иметь. Только очень нужные партии люди: директора и главные инженеры заводов, партийные работники, может еще кто. Я, когда ордер на комнату получал, в очереди много чего видел.

– Внимательно тебя слушаю, – подбодрил я собеседника, получившего комнату меньше года тому назад. – Очень интересные вещи рассказываешь.

– Скорее грустные. Кого только там не было, видел и рабочих, и служащих, даже командира роты, которому тоже только комнату обещали. Правда, коммунальная квартира лишь на три семьи. Это ему сильно повезло. Так само жилье, что тех, кто во время НЭПа отдельными квартирами обзавелся, уплотнять станут. Или уже стали, я не понял.

– Плохое для этих людей известие.

– Так временно же, – широко раскрыл глаза этот наивный человек. Ведь нет ничего более постоянного, нежели то, что власть предержащие любят называть временным. – Потом у каждого своя квартира будет. Надо лишь потерпеть. Да и они… нэпманы. Пожили за счет народа, и хватит.

– Тоже верно, – согласился я, не выпадая из образа. – Ты лучше скажи, долго ли все это длилось и какие особенности во всей этой канители запомнились?

Виктор что-то отвечал, но меня его ответы уже не интересовали. Так, звуковой фон, не более того. Гораздо интереснее был узнанный нюанс, вполне заслуживающий доверия. Виктору врать смысла нет. Простая душа, что видит, о том и говорит. В том числе и об уплотнении.

Ну что, очередной этап возврата к жестким коммунистическим методам. Сворачивание НЭПа, объявление коллективизации на селе, затем начало уплотнения в сфере городского жилья…

Уплотнение! Назвали-то как нейтрально! Лучше бы своими словами, без попыток словом смягчить суть дела. Уплотнение – это процедура, когда тебя, живущего в отдельной и уютной квартире, вдруг оповещают, что, к примеру, из пяти комнат за тобой останется… Скажем, аж целых две! Ну а остальные три отходят родному государству и великому делу коммунизма. Спустя пару недель в эти три уже бывших твоих комнаты вваливаются толпы народу (классический норматив Страны Советов – комната на семью) – и еще недавно кажущаяся радужной жизнь превращается в ад.

Знаем, проходили. Сразу после революции, в первые годы, все осколки старого мира, людей, являющихся без преувеличения элитой, лучшей частью империи, подвергли такой вот… процедуре лишения всего. Тех, кто не был убит сразу и кто не бежал из страны при первой возможности, понимая, что жизнь здесь будет хуже всего прочего.

Возврат к истокам, что тут еще сказать-то можно! Отдельные квартиры в Стране Советов по большей части лишь для партийной верхушки да тех специалистов в тех или иных областях, без кого покамест не получается обойтись. А остальных – в коммунальное житие. Причем подается это таким манером, что люди, становление которых происходило уже при новой власти, принимают безумие коммунальной жизни как нечто само собой разумеющееся. Вот как Виктор, этот инженер-электрик. В его голову даже не закрадывается мысль о том, что он, довольно ценный специалист, получивший высшее образование, просто не должен жить в одинаковых условиях, например, с тем же пьяным маргинальным пролетариатом в лице того же алкаша и бузотера Семена.

Собственно, в Российской империи такого быть в принципе не могло. Любой человек понимал, что получая образование, продвигаясь вверх по ступеням незримой государственной пирамиды, он улучшает уровень своей жизни, ее комфорт, дает возможность своим детям начинать жизнь с более выгодных позиций. Это нормально, это естественно. И шанс был у любого. Множество примеров имелось, когда люди из самых низов, проявляя способности и волю, достигали всем заметных высот. Еще со времен Петра Великого это приобрело по сути официальный статус. А им же введенный «Табель о рангах» окончательно закрепил систему, работающую с его времен и до момента крушения великой империи.

Теперь системы нет. Вообще нет. Зато все, кроме партийной верхушки, конечно, могут почувствовать на своей шкуре жизненные тяготы и грязь во всей сомнительной красе. Ту грязь, что раньше была уделом тех, кто не хотел ничего достигать, ни к чему стремиться. Да-а, вместо стремления вверх советская власть окунала своих граждан в помои по самую маковку. Еще и заботливо придерживала рукой, чтобы, не дай боги, кто-нибудь не оказался чистым. Зато мнимое равенство, столь любимое теми, у кого нет ни ума, ни воли, ни силы духа.

Впрочем, меня это напрямую не касается. Я отнюдь не часть Страны Советов, у меня тут просто важные дела. Очень важные. Ради них потерпеть несколько месяцев или даже больше коммунального жития – невелика цена. К тому же…

* * *

Как и было уговорено, раз в несколько дней я звонил Руцису, сообщая ему о своих «усиленных занятиях» и прогрессе в оных. Изучение французского языка – который я и так знал, пусть и не очень хорошо, со словарным запасом, вынесенным из детства, – а также кое-каких рекомендованных чекистом книг… Полезных книг, что должны были сместить полуполученное Фоминым юридическое образование в сторону ОГПУ-шных надобностей.

Но на сей раз…

– Добрый вечер, Леша, – ответил на мое приветствие чекист, причем голос у него был особенно ласковый. – У меня есть чем тебя порадовать.

– Приняли? – организовав должную долю восхищения и предвкушения в голосе, спрашиваю я. – Неужели…

– Приняли. Помнишь, я рассказывал тебе о структуре ОГПУ?

– Конечно, Аркадий Янович, могу наизусть пересказать.

– Не нужно, – усмехнулись на том конце провода. – Я хочу напомнить про Особый отдел ОГПУ. После недавней реорганизации в него включили восточный отдел и, что важно для тебя, контрразведывательный. Ты поступаешь на службу в первый отдел особого отдела. Он занимается контрразведкой против деятельности на территории СССР разведок стран Европы и США, а также наблюдает за диппредставительствами. Ты доволен?

– Очень доволен, Александр Янович! Вовек не забуду вашей помощи.

– Не забудешь, – эхом отозвался Руцис. – Послезавтра, в девять утра, будешь на Лубянке. Документы на тебя готовы, проверку ты прошел. Разберешься, что и как. Еще вопросы?

– Только один. Моя должность?

– Свой кубик в петлицы получишь. Не простым же агентом тебя зачислять с тремя курсами юридического и умением думать! – Я чуть ли не увидел, как чекист лениво отмахнулся от этого естественного для прозелита вопроса. – Документы, форма, оружие – все это тоже получишь. Как и комнату в нашем общежитии. Нечего сотруднику ОГПУ в съемной комнате ютиться.

– Большое спасибо, Александр Янович…

– Уже слышал. И не забывай… звонить.

Все, трубка повешена. А последние слова чекиста – явный намек на то, что он считает меня обязанным всерьез и надолго. Правильно, логично, естественно. Сейчас он бросает перспективного новичка в омут тайной полиции и будет ждать, внимательно за ним наблюдая.

А я что? Меня такой расклад полностью устраивает. Делаю вид, что обрадован до полубессознательного состояния и считаю Руциса своим первым защитником и благодетелем. Естественно, буду постоянно ему звонить, спрашивать совета, что действительно будет нелишним… Ах да, еще надо будет преподнести чекисту какой-нибудь презент – по душе. Но не слишком дорогой, в пределах того, что может себе позволить недавний студент и новоявленный чекист. Интересно, что же такое ему подарить?

О, придумал! Он у нас чай очень любит. Вот и получит нечто вроде подарочного набора из редких сортов. Покамест подобные наборы купить можно, но скоро, чует моя душа, даже подобные удовольствия останутся для жителей Страны Советов в прошлом. Для подавляющего большинства оных, ведь особо важные партийные товарищи себя любимых никогда не обидят.