Люблю я запах типографской краски
от свежих книжек и газет.
Люблю рассказывать я сказки
для внуков на ночь и в обед.
Кроссвордом увлекусь, бывает,
или уборку разведу,
иль огород пополиваю,
на праздник в церковь, да зайду.
Порой люблю шитьём заняться,
связать к салфетке кружева,
на благо клуба постараться,
пока дышу, пока жива…
Вьюжный февральский вечер. Воскресенье. На автобусной остановке стоит женщина средних лет, подняв воротник шубы и отворачиваясь от пронизывающего ветра с колючим мелким снежком. Она только что вышла из центра досуга «Алые паруса» со встречи с местными поэтами, перешла центральную улицу Ленина и пустырь до Комсомольского проспекта вот до этой остановки 27-го автобуса, чтобы доехать поближе к своему дому. Простояла уже добрую четверть часа, а транспорта нет и нет.
Повернувшись в сторону ожидаемого автобуса, дама увидела недалеко от себя мальчика лет десяти, зябко подпрыгивающего на месте, пытаясь как-то согреться. Женщина сразу отметила про себя, что одет он очень легко для зимы: курточка тонковата, шапочка вязаная не предназначена для такого ветра, а варежек и вовсе на нём не было. Подойдя к мальчику, она спросила:
– Ты ждёшь двадцать седьмой?
Получив утвердительный кивок, поинтересовалась, до какой остановки ему ехать, и, услышав, что тоже до интерната, поняла: им по пути.
– Где же ты был один и так поздно? – снова задала вопрос мальчику.
– Да на занятии в художке, – ответил он, махнув рукой в сторону Дома пионеров и школьников, что стоял на противоположной стороне проспекта. Даме было жаль мёрзнувшего мальчика. Она распахнула свою просторную длинную каракулевую шубу и прижала его к себе. Так, обнявшись, они простояли ещё минут двадцать в ожидании автобуса. За это время спутница осторожно выспросила, откуда и как он попал в их детский дом. Мальчик, назвавшийся Витей, поведал, что они с братом приехали сюда из костанайского детприёмника, куда их доставили из одного отдалённого района области.
Они были сиротами при живом отце, пьющем наркомане, который выгнал их из дома после смерти мамы. Ребята два года не учились, скитаясь по району и перебиваясь разной работой вроде пастьбы лошадей или любой подсобной на частных подворьях за ничтожную плату или просто за еду. Бывало, что ночевал он в собачьей будке или у костра на улице, где однажды, случайно уснув, получил сильные ожоги ног.
Внутренне ужасаясь трудной судьбе мальчиков в наше время, женщина поняла, что автобуса не будет, и предложила проехать на другом, поближе к их Парковой улице. Сидя с ним в автобусе, она взяла с мальчика слово, что он завтра придёт к ней за тёплой одеждой. Тем более что идти ему было недалеко – на соседнюю улицу. Они почти бегом добежали до детского дома. Дама проводила мальчика до ворот и повторила свой адрес и имя. Потом продолжила свой путь, обдумывая, что сможет дать ему из одежды.
У неё не было сына (он погиб малышом в детском саду по недосмотру персонала), но было две уже выросших дочки. Есть хоть не новая, но приличная для мальчика цигейковая куртка и шапка, да и лишняя пара варежек тоже найдётся.
Но мальчик из детдома не появился ни на следующий день, ни потом… Через месяц, уже в солнечном марте, будучи в магазине, услышала чей-то оклик по имени-отчеству. Обернувшись, она увидела знакомого мальчика.
– Витя! – обрадовалась женщина. – Ты почему же не пришёл ко мне тогда?
– А я долго лежал в больнице с воспалением лёгких…
«Понятно, – отметила она про себя, – тот вечер на остановке не прошёл для него бесследно».
– И что же ты опять в лёгком школьном костюмчике на улице после больницы?
Женщина купила ему шоколадку, дала немного денег и просила заходить к ней.
И он пришёл в ближайшее воскресенье не один, а с тремя мальчиками, которым было интересно, что же за добрая «бабушка» объявилась у товарища. Хозяйка накормила всех домашним обедом, показала оба этажа дома и свою библиотеку. С тех пор мальчик, оказавшийся Сашей (а Витей, как выяснилось, звали старшего брата), часто бывал в знакомом доме, каждый раз с новой партией друзей. Однажды женщина спросила у него: «Что же ты брата не приводишь, а только разных ребят?» На её вопрос он, помявшись, ответил, что они с братом не в контакте.
Пришлось поговорить с Сашей о том, что родной брат – это важно! И надо найти с ним общий язык, чтобы держаться вместе всю жизнь!
Братья с тех пор часто бывали в этом доме по воскресеньям, пока не закончили девять классов и не уехали учиться в свой район на механизаторов. В день выпуска семейная пара покровителей подарила мальчикам сотовые телефоны, чтобы быть всегда на связи с ними. А в их доме братьев всегда ожидало семейное застолье, подарки на праздники и на дни рождения. Для детдома тоже выделялись деньги на Новый год.
Через два года братья Васильченко вернулись в город, работали на разных предприятиях, где молодым ребятам приходилось очень трудно, пока их не взял муж этой женщины к себе в фирму. Они стали хорошо зарабатывать, имея стабильную работу. Иногда мальчики помогали по хозяйству и всегда поздравляли с днями рождения эту пожилую пару. Покровительница несколько раз уговаривала их учиться дальше ещё и потому, что они с мужем не вечны и мало ли что будет потом…
Она беспокоилась за их дальнейшую судьбу, ведь они уже стали взрослыми красивыми парнями, им пора заводить семьи… А жилья, положенного таким детям по достижении совершеннолетия, город так и не предоставил, хотя они стоят в очереди с третьего класса, как приехали в детский дом. Но это уже на совести городских властей.
В тёмном окне четвёртого этажа уже давно стояла женщина. Ей был виден кусочек городской площади, на которой была установлена ёлка, блиставшая разноцветными огнями, а рядом резвилась на горках и качелях стайка ребятишек с папами и мамами. Сегодня она впервые наряжала ёлочку для долгожданного маленького внука, родившегося прошлой зимой. А какие теперь славные украшения делают! Не то что в её послевоенном детстве, когда большинство из них дети клеили и раскрашивали сами. И вспомнился вдруг из далёкого детства случай, связанный с ёлкой. Было это примерно в 1958 году…
Она будто снова оказалась в том лесу, окутанном подкравшейся темнотой. Длинные чёрные тени от редких деревьев отпечатались на белом снегу, отчего лес казался густым и зловещим. Хорошо, что луна большая. Обессилевшая от страха и усталости девчушка упрямо пробивалась через глубокие сугробы и тащила за собой небольшую ёлку. Она была вынуждена часто отдыхать. Вот если б на лыжах, было бы намного легче! Но у Риточки не было своих лыж, а широкие охотничьи, подбитые мехом, оставшиеся ещё от деда-лесника, отец запрещал брать, да и валенки на ней выше колен, мамкины, надетые специально, чтобы в них ловко спрятать пилу-ножовку. Это чтобы никто из домашних не догадался, куда она пошла. Теперь-то родители, наверное, хватились её. Чувство вины снова заставило девочку двинуться в трудный путь. Горячие слёзы мешали ей. Смахивая их толстыми от набившегося снега варежками, она придумывала, как будет оправдываться дома за свою вылазку. Просто скажет: «Папа, ну что вы, в самом деле? Уже осталось два дня до Нового года, а ёлочки у нас всё нет и нет!» А младшие дети – шестилетняя сестрёнка и трёхлетний братик – всё теребят мамку: «Когда да когда будем ёлку наряжать?»
Конечно, вечно занятая по хозяйству мать устало отмахивалась от ребят: дескать, не моя это забота – ёлка, а отцовская. И впрямь, каждый год за недельку до праздника отец собирался в лес. Шёл на дедовских лыжах с топориком за поясом, с ружьём и котомкой за плечами. Дети его терпеливо ждали, часто выглядывая в окно. Но нынче у отца было много работы в гараже, где он работал механиком, так что не до ёлки ему. А Рите ведь уже почти двенадцать лет, и что с того, что она не мальчишка? Она тоже может сходить за ёлкой в лес, тем более что он совсем рядом, за огородами.
И правда, их улица была последней в посёлке, примостившемся у подножия хребта, вдоль дороги на дальний рудник, где добывали железную руду. Девочка снова остановилась, чтобы вытряхнуть снег из валенок. Ну она же не виновата, что зимой темнеет так быстро, а утром она была в школе на репетиции. И задержалась в лесу потому, что долго выбирала ёлку. Это они в снегу стоят такие красивые, а когда стряхнёшь его, одна кривая, другая однобокая. Вот кое-как выбрала эту. Да ещё и ножовку потеряла в глубоком снегу… Как теперь отцу об этом сказать? Всё равно узнает и всыплет. Но вина и усталость ей казались не такими уж значительными перед предстоящей радостью детей, ждущих ёлку.
Девочка с трудом перевалилась с ношей через свой забор и долго ползла по огороду, уже не вытряхивая валенок, видя перед собой свет родного окна и не смея подать голос. Какой же длинный огород! Добравшись до калитки, осторожно прокралась во двор, отдышалась. Потом спрятала ёлку за веранду, разделась, чтобы поправить платок и растрёпанные волосы, очистить штаны и валенки от снега. Разгорячённая трудной работой, она не чувствовала холода. Наконец, тяжело вздохнув, вошла в дом.
Отца не слышно было: видно, уставший, заснул после ужина на диване. Мать укладывала спать младших детей. Девочка тихонько пробралась на печь, чтобы разложить там для просушки мокрую одежду, но, притулившись к тёплой стенке печи, мгновенно уснула.
Утром она проснулась от радостных возгласов малышей. Отогнув край печной занавески, увидела, что отец вносит в избу её ёлочку, уже вставленную в крестовину. Бесшумно спустившись с печи, старшая дочь предстала перед родителями с виновато опущенной головой. Они молча переглянулись. Мать, тяжело вздохнув, предложила детям приготовить игрушки для ёлки, пока деревце оттаивает. Детвора засуетилась в предвкушении разбора стеклянных игрушек, поиграть которыми позволялось только раз в году. Девочка, почувствовав, что прощена, забыв свой вечерний страх и риск, радостно присоединилась к малышам.
Прошло много лет, но принцип «КТО, ЕСЛИ НЕ Я» так и остался в её жизни, доставляя и радость, и неприятности девочке, девушке, женщине, а теперь бабушке. Но это её принцип.
Как каждый полноправный гражданин,
Я дорожу и честью, и любовью.
Мне больно, что молчим мы, как один,
Видя: вся страна болеет малокровьем.
Пусть я пустой безликий графоман,
Свои банальности толкущий в ступе,
Но не люблю я этот подленький обман,
Подсунутый читателю за трусость
Писакой, наловчившимся писать
Мышиную возню, чтоб всех запутать,
Способного сюжет из пальчика достать
(где высшее начальство обласкать!),
Закинув совесть со гражданственностью
вкупе
С чистотой души в крапиву при канаве.
Я буду снова жизнь неистово лопатить,
С судьбой страны её я соизмерить вправе
О проекте
О подписке