Глава 3. Вахта

Игорь сосредоточено водит по карте курвиметром^[8], склонившись над столом, наспех сколоченным из осинового горбыля. Витек заглядывает ему через плечо и тень от его фигуры падает на стол, подсвеченный желтым огоньком фонарика висящего под натянутым пологом шатра.

Я сижу рядом в раскладном кресле, и устало вытянув босые ноги, наблюдаю, как ночные бабочки с мотыльками бессильно бьются о москитную сетку, пытаясь прорваться из темноты майской ночи в шатер. Снаружи потрескивают угольки костра, над которыми на палках, воткнутых в землю, дымятся наши резиновые сапоги, носки и стельки. За ними угадываются очертания палаток, в которых сопят во сне сорок ноздрей школьников поискового отряда.

– Полтора километра, – поднимает голову Игорь, – если напрямик, через болото.

Я, молча, киваю. Говорить, уже нет сил, потому как сегодня выдался трудный денек, а завтра предстоит полтора километра шлепать по болоту до места расположения немецкой минометной батареи.

Школьники из отряда Игоря за день срезали почти весь кустарник и распилили гнилые пни на вырубке у холма, где полмесяца назад я нашел останки советского бойца. Мои подозрения подтвердились. Это было место боя и гибели пятнадцати солдат. Их мы обнаружили в этот день под корнями просто в неглубоком слое мха.

Разбив расчищенное место на квадраты, разметив их вешками, мы с Витьком обследовали землю металлоискателями, втыкая сломанные ветки ивняка там, где приборы подавали сигналы.

Игорь шел сзади со своими помощниками, которые копали по нашим указателям. Если попадались человеческие останки, несколько человек с садовыми совочками делали так называемый «археологический стол». Обкапывали со всех сторон кости, найденные с ними вещи, а затем фотографировали место раскопа и составляли схему расположения останков.

Витек периодически оглядываясь на них, с уважением в голосе бросал мне:

– Гляди, как у него процесс поставлен. Что ни говори, а двадцать человек это сила!

Но тут – же переходил на свой вечный саркастический тон.

– Эй, пионеры! Сюда не лезьте здесь для вас гансовский подарок!

Вырубив саперной лопаткой землю, он запускал руку под пласт дерна и делал притворно круглые глаза.

– Мина с утреца, как разминка для бойца!

Неразорвавшиеся минометные мины попались нам несколько раз за день, и Игорь каждый раз напрягался, отгоняя своих подопечных от мест этих помеченных находок. Он так нервничал что мы с Витьком не выдержав, перетаскали все мины к ближайшему болоту и утопили их там, благо идти было недалеко.

В общем-то, перетаскивать стреляные, поставленные на боевой взвод минометные мины вредно для здоровья. В таких случаях полагается вызывать саперов и прекращать все работы до разминирования. Но на моей памяти никто никогда так не делал, потому что бесполезно было это. Все равно не приедут.

Увидев, как хвостатые чушки мин плюхаются в болото, Игорь обозвал нас идиотами и прочел лекцию по технике безопасности для своего малолетнего воинства.

К вечеру кости и черепа найденных бойцов были разложены в целлофановые пронумерованные мешки. Мелкие вещи, найденные при каждом погибшем, тоже разложили по этим пакетам. Если удастся найти родственников, то они получат вещи своего деда или прадеда.

Теперь мы втроем сидим в шатре, строим планы на завтра и пытаемся прочитать записку, извлеченную из солдатского медальона. Всего этих медальонов было найдено три штуки. Один оказался пустым, во втором лежали иголки с нитками, а в третьем записка, на которой должны быть указаны данные бойца.

С трудом удалось раскрутить свернутую в трубочку, пожелтевшую и вымокшую полоску бумаги. Полуразмытый текст, написанный химическим карандашом, едва читался, но отдельные буквы в фамилии и цифры даты рождения мы разобрали. Дальше предстояла работа в архиве, поэтому листок сфотографировали и положили сохнуть между двух стеклышек.

С ужином припозднились. Разогретая на костре тушенка в банках, хлеб да спирт в солдатской фляге вот и вся нехитрая еда. Витек разливал спирт по кружкам, чокнувшись, опорожнял свою, и поддев немецким отполированным до зеркального блеска штык-ножом кусок мяса, жадно вгрызался в него.

– Куда в тебя только лезет?! – удивленно с некоторой брезгливостью смотрел на него Игорь, – жрешь как свинья.

– Пошел ты! – беззлобно шамкал Витек с набитым ртом, – сначала в армии отслужи, салага. Так – же жрать станешь, когда тебе на обед две минуты дадут.

Я откинулся в кресле, не обращая внимания на перебранку, потому – что знал их сто лет. И хотя обоим было под сорок, Витек до сих пор при случае тыкал Игоря тем, что он не служил в армии. Тот в долгу не оставался и обзывал Витька одноруким бандитом и сапером – неудачником.

Далее вне зависимости от дозы принятого алкоголя дискуссия шла по одному руслу. Витек имел претензии к официальным поисковым отрядам, которые де только вид делают, что работают.

– Через таких, как вы дурачков бабки отмывают! – бурчал он, – дадут пять копеек, а спишут рубль! Вы и рады стараться на побегушках у чиновников. Только показухой к 9 мая занимаетесь, а весь остальной сезон бумагу мараете!

– Ну конечно! – парировал Игорь, – нам же деньги взять неоткуда, мы не такие богатые как вы – «черные археологи»! Мы копаным железом на барахолке не торгуем!

Заканчивалось все обычно вечным риторическим вопросом «зачем нам это все надо»?

Этот вопрос задает себе каждый, кто хоть раз брал в руки металлоискатель с лопатой, и копал «по войне», как говорят у нас. Ответ у каждого свой. Причем с годами ответ меняется.

Для меня, например это стало просто образом жизни, который мне нравится. Всю зиму я живу в ожидании сезона. Всю зиму мне снятся сны о раскопках и путешествиях. Всю зиму я изучаю архивы и карты боевых действий, предвкушая весенние поездки, встречи с друзьями, новые находки. Это моя настоящая жизнь, которую я проживаю с наслаждением. Эта, а не та, городская блеклая, рыхлая как грязный серый снег у обочины дороги.

В той жизни я никто, даже если я занимаю положение в обществе и имею деньги. В той жизни меня ничто не трогает. Какие-то женщины, бессмысленно проходят через мою постель. Какие-то люди суетятся вокруг меня. Ничто меня не волнует по-настоящему в той зимней жизни.

Но вот наступает сезон, я надеваю свой прожженный камуфляж и привычные берцы^[9]. Я на тропе войны. Я силен, хитер и многие опасности подстерегают меня в лесу. Я знаю, как справиться с ними, как не подорваться на мине или снаряде. Я знаю, как не заблудиться, уберечься от змей, диких животных и лихих людей. Я иду им навстречу с веселой злостью.

А вечером после удачного окончания дня, сидя у костра в одиночку или с друзьями, я с удовольствием осознаю, что сегодня я победил. Победил даже если не нашел никаких стоящих находок. Даже если не поднял ни одного павшего бойца.

Да, да не удивляйтесь. Это ощущение победы приходит уже от того например, что сегодня ты прошел по полям и лесам десять километров, перевернул горы земли. А теперь сидишь бодрячком у костра в лесных дебрях, держишь карабин на коленях, пьешь водку и сам черт тебе не брат. Чувствуешь себя этаким партизаном – героем.

Вы те, кто проводит свой отпуск на курортах в теплых странах, можете называть меня ненормальным «выживальщиком», тратящим свое время и деньги неизвестно на что. Но попробуйте сами сделать то, что я сделал за сегодняшний день, тогда посмотрим, на что вы годитесь.

Это все конечно лирика. Немаловажную роль в нашем вредном деле играют находки. Куда же без них. Материальный интерес присутствует всегда, как ни крути. Только вот интерес этот не всегда измеряется деньгами. Почти каждый копатель, как правило, еще страстный коллекционер какого – либо военного антиквариата.

Один собирает котелки всех стран – участниц второй мировой войны. Собирает скрупулезно, изучая каждое клеймо, пытаясь разобраться, что оно означает. Другой, например, собирает ложки или каски. В большинстве своем такие коллекционеры досконально знают предмет коллекционирования, и найденная крышка от котелка с неизвестной доселе маркировкой вызывает у них экстаз больший, чем предложение жениться на красавице – миллионерше. Они готовы обсуждать все нюансы новой находки до тех пор, пока не выяснят о ней все. Коллекции их, как правило, обширны и отлично систематизированы. Только вот интересны эти коллекции очень узкому кругу знатоков, отчего менее ценными они не становятся.

Иные готовы собирать все, что связано с войной. Это в основном начинающие копатели. Они тащат в дом любое имеющее отношение к войне железо и вскоре уже сами не помнят, откуда что взялось. При этом смело раскручивают неразорвавшиеся снаряды и прочие взрывоопасные предметы, чувствуя себя настоящими саперами, если конечно остаются в живых. Переболев этой «железной болезнью», не потеряв при этом ни рук, ни ног, ни головы, они начинают внимать мольбам родных и большую часть находок оказавшихся откровенным хламом, выбрасывают. После этого, у них возникает желание остановиться на какой – либо одной теме. Главное здесь не уйти из реальности.

Есть еще откровенные барыги, которые копают только то и только там, где можно найти что-то ценное и продать это что-то, желательно подороже. Такие люди попадаются среди нас. Они не гнушаются золотыми коронками из зубов погибших, лишь бы их можно было выгодно сбыть. Они увольняются с работы и уезжают в деревню. Живут только раскопками, продажей копаного железа и ничем другим. Их можно узнать по лихорадочному блеску в глазах, согбенной спине и грязным, скрюченным пальцам рук, сжимающим лопату. Копают они в тех местах, где не ступала нога человека.

В общем, у всякого свой мотив, своя причина, докопаться до которой, даже для себя, сумеет не каждый.

Утро принесло тучи и мелкий моросящий дождь. Я с трудом продрал глаза и обнаружил себя полулежащим все в том же кресле. Под ногами стояла вода, натекшая с полога шатра. Снаружи барабанил дождь, слышался гомон голосов, бряканье котелков, тянуло дымом. Знакомый едкий запах горящего тротила проникал в легкие. Применяли его для розжига сырых дров, наковыряв предварительно из ручных гранат в обилии найденных вчера на просеке. Горел он в любую погоду.

В шатер просунулась голова Игоря в насквозь промокшей кепке.

– Сегодня работы не будет, поливает с ночи.

Я, кряхтя, вылез из кресла, вытирая ногу об ногу, стал натягивать резиновые сапоги.

– Вот и сидите тут, а я на разведку сгоняю.

Такие дождливые дни в лесу я ненавижу. Но как назло они случаются тогда, когда меньше всего их ожидаешь. Ты готовишься к выезду, прокладываешь маршрут, учитываешь все детали. Особое внимание обращаешь на погоду, выбирая день выезда. Казалось бы, что учтено все. Ты приезжаешь на место, ставишь лагерь, достаешь металлоискатель, но тут небо затягивается тучами и начинается непрерывный ливень суток эдак на двое.

Работать с металлоискателем под дождем бессмысленно. Во-первых, от сырости сигналы его будут не точными, а во-вторых, недешевая катушка при постоянном использовании в сырую погоду выходит из строя.

Поначалу я не мог согласиться с природой. Напялив армейский резиновый плащ «ОЗК»^[10]