Ночь выдалась жаркой. Самцы цикад стрекотали в кустарнике, а звезд на небе становилось все больше и больше. Сочная жимолость под ногами была мягкой и в темноте напоминала ковер. Дэнни курил. Вены на его висках вздулись и пульсировали. Невидящие глаза вглядывались в ночной полумрак. Видения, запахи, звуки – казалось, что они пронзают насквозь. Плоть, страсть, безумие – все это проникло в него и осталось где-то под кожей. Мир внутри мира. Жизнь внутри жизни. Они извивались и стонали. Маленькие черви порока, как глисты у животных, лекарство от которых – укол в желудок и десять кубиков спирта. Ноги у козленка подгибаются. Он блеет и пытается скакать. Пытается и падает. Падает и снова пытается. И все это – его маленькая жизнь. Жизнь внутри огромного мира. Мира, о котором козленок совершенно ничего не знает. Ладони Дэнни взмокли. Ты думаешь, что знаешь жизнь, но жизнь удивляет тебя снова и снова. Дэнни забрался в машину.
– Хочешь посидеть за рулем? – спросил он негритенка, и тот довольно закивал.
Дэнни подождал, пока негритенок вдоволь наиграется, и достал из бумажника фотографию своей жены. Яркое калифорнийское солнце, светлые волосы, ситцевое платье, округлый живот – сейчас все это казалось каким-то глупым и нереальным.
– Что скажешь? – спросил Дэнни, протягивая фотографию негритенку.
– Эта девушка очень красивая, сеньор!
– Правда?
– Да, сеньор. Она такая… Такая… Такая белая! – негритенок вытаращил большие глаза.
– Вот как? – Дэнни хотел улыбнуться, но мышцы лица почему-то не слушались его. – Это моя жена.
– Значит, вам очень повезло, сеньор! Любить такую женщину это… это… это… – негритенок досадливо вздохнул, не в силах найти нужных слов.
– Скорее не ее, – Дэнни отвернулся, глядя в темноту за окном, – я люблю ребенка, который растет в ней.
Негритенок помрачнел. Они замолчали. Дэнни почему-то попытался вспомнить всех женщин, что у него были. Их лица, тела, стоны. Такие разные и такие одинаковые, черт бы их побрал! Они пахнут ванилью днем и потом ночью. Умные или глупые, стоит оказаться с ними в постели, и все они шепчут одно и то же. Даже их движения. Словно все они выпускницы одной школы женщин.
– У тебя есть имя? – спросил Дэнни заскучавшего негритенка.
– Нет, сеньор. Мадам Себила говорит, что слугам не нужны имена.
Дэнни пожал плечами.
– А твой отец, как он называл тебя?
– Соплей, сеньор. Но это имя мне не нравится, сеньор.
– Ладно, – Дэнни закурил. – Скажи мне вот что, мальчишка. То, что я видел сегодня в доме… Часто такое здесь происходит?
– Не могу знать, сеньор.
– Разве мы не друзья?
– Друзья, но…
– Та женщина, которую я привез – Ив, она была здесь прежде?
Негритенок тяжело вздохнул.
– Была, сеньор. Но умоляю вас, если мадам узнает…
– Не узнает. Кто привозил ее?
– Мужчина, сеньор.
– Он ждал ее в машине или же уходил вместе с ней?
– В машине, сеньор.
– И часто ты их здесь видел, мальчишка?
– Я не умею считать, сеньор.
Дэнни кивнул.
– А водитель? Как он выглядел?
– Высокий и белый, сеньор.
– В моем мире все белые, мальчишка!
– Простите, сеньор, но я никогда не выхожу дальше владений этого дома, сеньор.
– А этот водитель… Он что-нибудь рассказывал тебе?
– Нет, сеньор. Я не нравился ему, сеньор.
***
Дэнни уснул, и ему приснилось, что его белокурая жена родила негритенка. Они шли по улице, и люди смеялись над ними. Их белые дети дудели в клоунские трубы и бренчали в бубны. А потом Дэнни посмотрел на свои руки и увидел, что они черны, как ночь. Он закатал рукава, разорвал на груди рубашку. Как это? Что это? Он не понимая смотрел на жену. В голубых глазах Марджи отражалось солнце. Она качала коляску и что-то напевала лежавшему в ней негритенку, делая вид, что не слышит Дэнни. Никто не слышал его. Мир стал нереальным. Или это он утратил свою реальность в этом мире?
Дэнни увидел свой дом – крохотную коробку зеленого цвета с белым декоративным забором. Он дернул калитку так сильно, что она слетела с петель. Вбежал в дом. Отыскал зеркало. Черное лицо с пухлыми губами и широким носом смотрело на него большими напуганными глазами. Нет! Это не он! Дэнни закричал, и губы на черной физиономии повторили его слова. Как же так? Когда же?
Дэнни схватил руками свои жесткие кучерявые волосы, пытаясь вырвать их с корнем. Он тянул и тянул до тех пор, пока кожа на голове не лопнула. Ее лохмотья слезли с черепа, обнажив черное мясо и белые кости. Боже мой! Дэнни испугался, пытаясь вернуть все на место. Чудовище! Монстр! Он натягивал черную кожу, ставшую маской – резиновой декорацией мирского маскарада.
Продолжая что-то напевать, Марджи встала рядом с ним и сняла свою маску. Белокурые волосы и бледное бескровное лицо остались на тумбочке. Белые зубы Марджи щелкнули, изображая поцелуй. Она легла в кровать, подтянув одеяло к наполненной молоком груди. Дэнни подошел к детской кроватке. Выбравшись из пеленок, ребенок тянул к нему руки. Его черная кожа была аккуратно сложена на стуле, а тело пачкало белые простыни черной кровавой слизью. Как же это? Дэнни выбрался из своей кожи и лег в кровать. Марджи прижалась к нему. Мясо и сухожилия. Вены и кости. Что может быть более страстным, чем такая искренняя нагота?! Дэнни тяжело задышал. Мышцы на его ягодицах напряглись. И в этот самый момент он понял, что не нужно бояться. Плоть сама подскажет, чего хочет. Глаза нужны лишь для отвращения и страха.
Безумные картины, увиденные в доме мадам Леон, окружили Дэнни. Их круговорот подхватил его, сделав своей частью. Чернокожая девушка с белым заячьим хвостиком сжала его лишенные кожи ягодицы. Ее ногти скользнули по его спине, по его венам, сухожилиям, мышцам. Ее кожа была мягкой, но он чувствовал каждый изъян, каждую трещинку. Ее пальцы скользнули под его мышцы, отделяя их от костей. Дэнни застонал и перевернулся на спину. Мадам Себила смотрела на него сверху вниз. Высокая и властная. Она наступила ему на грудь своей обнаженной ногой. Позволила облизать пальцы. Чернокожая женщина с белым заячьим хвостиком достала из его груди сердце и протянула своей госпоже. Дэнни видел, как оно бьется в руках мадам Себилы Леон. Видел артерии, протянувшиеся от сердца к нему в грудь. Видел кровь, пульсирующую в них. И видел Ивону. Нож в ее руках отсек хрупкие артерии. Мадам Себила подняла сердце над своей головой, позволяя фонтанам крови омыть свое тело. Ив прильнула к госпоже, впившись жадным поцелуем в ее губы. Собравшиеся вокруг люди одобрительно захлопали в ладоши. Дэнни слышал их восхищенные возгласы и громкий смех. Слышал и смеялся вместе с ними. Он стал таким же безумцем, отдав свое сердце во имя этого огня, во имя этой страсти. А потом он умер и увидел свое тело.
Черные вороны клевали его тухлое мясо, и мухи откладывали свои личинки. Его даже не стали хоронить, как это было с отцом негритенка. Просто выкинули на городскую свалку, наряду с прочим мусором. И во второй раз за один сон к Дэнни пришло озарение. Он понял, что страсть – это нечто большее, чем плоть. К ней нельзя прикоснуться, купить или придумать, как придумывают любовь. Она не сводит тебя с ума. Не превращает в безумца, нет. Она делает тебя сильным. Сильнее сомнений. Сильнее обстоятельств. Сильнее страхов. Даже смерть в своей неизбежности потеряет первозданную важность. И никакие стены не устоят перед огнем, горящим в глазах. Отныне все зависит от тебя. Все в твоих руках. И ты знаешь, что нужно делать.
И Дэнни проснулся.
***
Полуденное солнце пылало жаром. Снова дорога. Снова пыль. Рубашка на спине взмокла. Брюки прилипли к кожаному сиденью. Ив. Эта надменная Ив! Даже в такую жару взгляд ее отдавал холодом и безразличием. Теплый ветер колыхал черную вуаль, открывая время от времени часть лица, которую она желала оставить скрытой от посторонних взглядов. Ее губы были плотно сжаты. Высокие скулы словно вырублены из камня. Кончик узкого прямого носа немного загнут вниз, напоминая клюв какой-то птицы, но не лишая очарования.
– И часто мне придется вас сюда возить? – спросил Дэнни, выезжая на ровный участок дороги.
– Тебе что-то не нравится, шофер? – голос ее был чистым, но слишком глубоким, словно она осознанно лишала его всяких оттенков очарования и женской наивности.
– Моя жена, миссис Лерой, – Дэнни ловко выудил из бумажника фотографию светловолосой девушки. – Она беременна, и я не хочу, чтобы какой-нибудь ненавидящий весь мир таксист вез ее в роддом, когда настанет время.
– Меня должно это волновать? – она даже не взглянула на фотографию.
– Возможно и нет, но это волнует меня, миссис Лерой.
– Поговори с моим мужем. Может, он устроит тебя лакеем или поваром, пока твоя жена не разродится.
– О! Это очень любезно с вашей стороны, миссис Лерой! – Дэнни улыбнулся и убрал фотографию жены. Яркое солнце било в лобовое стекло. Вспотевшие подмышки начинали зудеть. – Странное место вы выбрали для загородного отдыха, – сказал Дэнни. Ив не ответила. Из-за черной вуали он не мог понять, смотрит ли она на него, слышит ли его. – Такая долгая дорога! – продолжал Дэнни. – И все ради чего? Чтобы встретиться с давними друзьями? Уверен, ваш супруг, знай он, в какие тяжкие вы пускаетесь, мог бы оплатить и более приятное времяпровождение. Например, турне в Европу или океанский круиз. Вы не думали об этом, миссис Лерой?
В зеркало заднего вида Дэнни увидел, как изогнулись ее тонкие губы.
– Замолчи и веди машину.
– Просто мне кажется, что этот дом не подходит для вас, миссис Лерой. Да и дорога! Разве такая изысканная женщина, как вы, должна утруждать себя подобной поездкой? Я слышал, что рев мотора и жара могут вызвать ужасную мигрень, – Дэнни снова посмотрел в зеркало. Ничего. Никаких эмоций. – Если хотите, то я могу поговорить с вашим мужем об этом. Объяснить ему, показать на карте, где находится дом миссис Леон, чтобы он понял, насколько изнурительна для вас подобная поездка, – и снова никаких эмоций. – А что касается мадам Себилы, так она сама могла бы приезжать к вам в гости. Уверен, такая статная женщина, как она, не затеряется в высшем обществе.
Вот теперь в точку. Дэнни улыбнулся, увидев, как дрогнули губы Ивоны.
– Что ты знаешь, шофер? – голос ее утратил глубину, став сухим и резким. Теперь для Дэнни настал черед промолчать. Сжав двумя руками руль, он принялся насвистывать «С добрым утром, дорогая» Джерома Керна. Мотив не заладился, и он переключился на Тома Брауна.
– Вам нравится джаз, миссис Лерой? – Дэнни обернулся, растягивая губы в счастливой улыбке. Ветер сдул с лица Ив вуаль, обнажая ее раздражение.
– Я задала вопрос, шофер!
– Я слышал, – Дэнни снова вернулся к Керну, но на этот раз пытаясь насвистать «Не веришь мне?» Какое-то время они так и ехали: один насвистывал, другая ненавидела.
– Ну и черт с тобой! – сдалась Ивона. Она достала мундштук, вставила в него сигарету и закурила. – Чего ты хочешь?
Дэнни обернулся, наслаждаясь своим триумфом. Глаза его блестели. Губы изогнулись в каком-то зверином оскале.
– Ты хочешь денег, шофер? – Ивона выдохнула синий дым ему в лицо. – Я дам тебе денег. Сколько ты хочешь?
Дэнни глумливо ухмыльнулся и начал насвистывать понятный ему одному джазовый мотив.
– Ответь мне! – взвизгнула Ив. Дэнни остановил машину и обернулся.
– Подними вуаль.
– Нет.
Дэнни протянул руку и сделал это за нее. В темных глазах горел огонь. Столько презрения! Столько ненависти!
– Значит, ты этого хочешь, шофер? – Ив выбросила сигарету в придорожную пыль. – Думаешь, если унизишь меня, то это изменит твою никчемную жизнь? – она улыбнулась, но улыбка больше напомнила хищный оскал животного, почуявшего кровь. – Тебе нужно мое тело, да? – еще одна улыбка-оскал. Дэнни смотрел на Ив, и ему нравилось видеть эту беззубую злость в ее глазах. Она откинулась на спинку сиденья, положив руки на сомкнутые колени. – Чего же ты ждешь, шофер?
Он щелкнул пальцами, закончив насвистываемый им куплет, и перебрался назад. Ив не двигалась. Подол ее платья вытирал пыльный пол.
– Сними его, – сказал Дэнни.
– Нет.
Он улыбнулся. Эти коготки определенно нравились ему. Ив смотрела на него, и в ее глазах не было ничего из того, что обычно он видел в глазах девушек в подобные моменты. Темные и лишенные каких-либо эмоций. Он притянул ее за бедра ближе к себе и расстегнул брюки. Лицо Ив сохранило прежнюю каменную монолитность. Губы ее не отреагировали на его поцелуй, но горячее дыхание обожгло лицо. Взгляд ее стал туманным. На лбу выступила испарина. Дэнни сильнее сжал ее бедра. Движения его потеряли стройность, но это было уже неважно. Глаза Ив вспыхнули триумфом.
– Теперь слезай с меня! – с отвращением сказала она, вышла из машины, одернула платье. Четкие, продуманные движения.
Дэнни вернулся за руль и закурил. Солнце нещадно поливало землю своими лучами. Потное тело начинало чесаться, но он не обращал на это внимания. Ив вернулась в машину.
– Можешь ехать, – сказала она. Голос ее обрел прежнюю глубину.
– Докурю, и поедем, – Дэнни вытер ладонью мокрый лоб и затянулся. В повисшей тишине горящий табак потрескивал неестественно громко. – То, что сейчас случилось… – начал Дэнни, но Ив оборвала его.
– То, что сейчас случилось, было в первый и последний раз, – сказала она, возвращая себе былое высокомерие. – Если мой муж узнает об этом, то он тебя убьет. И поверь мне, уж я постараюсь дать ему достаточно поводов для этого решения.
Дэнни выбросил недокуренную сигарету и завел мотор.
– Если твой муж узнает об этом, то в первую очередь убьет мадам Себилу, – сказал он, когда машина набрала скорость. – И уж поверь мне, ему будет о чем послушать.
– Ты что, шантажируешь меня?
Дэнни улыбнулся и снова начал насвистывать «С добрым утром, дорогая». И на этот раз получалось у него намного лучше.
О проекте
О подписке