Егор

Егор Строев, чуть выше среднего роста, русоволосый, крепкий, жизнерадостный, худощавый парень, с отличием окончил медицинское военное училище и получил звание лейтенанта. Захотев иметь необходимый практический опыт, он отказался от, предложенной отцом, дальнейшей учёбы и отправился служить. Так сказать, отверг предложение отца, который имел заслуженный, общепризнанный авторитет, как военный хирург.

Хотел сам, без протекции построить свою карьеру…

По распределению попал служить на Курильские острова. К его сожалению работы, а именно, практики хирурга, было не много. Инфекционных больных хватало, а по его хирургической деятельности почти ничего не было. Так, занозы да переломы у военнослужащих…

Тягуче – долго прошли три года службы. Умер его отец, далеко не последний человек в области военной медицины. Получив звание старшего лейтенанта и выслугу лет «один к двум» (год за два), Егор подал рапорт, с просьбой о переводе в группу советских войск в Афганистане. Уж очень хотелось офицеру-медику, принести как можно больше пользы, горячо любимой Родине.

Военный врач, полковник-хирург, хорошо знавший и уважавший его отца, предложил место в военном госпитале Кабула.

… – Работы у нас хватает, поработаете, наберётесь опыта… – уговаривал он Егора.

Но полный боевого задора старший лейтенант медицинской службы Строев, наотрез отказался от заманчивой перспективы.

– Спасибо Вам большое, – поблагодарил Егор седого врача-полковника. – Но я хочу в полевой госпиталь. Считаю, что там, в состоянии принести больше пользы, да и практика в полевых условиях, даёт более обширный опыт. – Сказал Егор, желавший «понюхать пороху».

– Ну, что ж, – не стал настаивать полковник – я, конечно, приветствую ваше решение, но помните, что моё предложение для вас всегда остаётся в силе. Передумаете – милости прошу!

…Вот так и отклонил заманчивую перспективу Егор, который и представить не мог, какие испытания ждут его в военно-полевом госпитале.

Уж очень захотелось ему «военной романтики»…

Слава

Славик страдал от «ломки». Его колотило так, что он слышал стук собственных зубов.

– Если достать всего тридцать рублей! Хватило бы на расчёт за предыдущую «дозу», взятую в долг и на новую инъекцию. – Громко проговорил Славка.

Пустая трёхкомнатная квартира ответила пугающим эхом пустого помещения. Мебели в квартире почти не оставалось.

Все бросили Славика. Постепенно исчезла Таня. Она появлялась всё реже и реже, пропорционально убыванию дорогостоящих вещей и аппаратуры из квартиры родителей Славы…

Его «предки» (родители) вкалывали за «кордоном» (за границей), стараясь не упустить шанс заработать и обеспечить себя и своё чадо на всю оставшуюся жизнь. Рискуя подцепить тропические болезни, они уже второй год работали в жарком, влажном климате, мало приспособленном для жизни европейца. За это время родители Славы смогли, неплохо обставить квартиру и скопить приличную сумму денег в банке. Всё для него, для сынулечки. Регулярные переводы, призванные обеспечить безбедное проживание и успешную учёбу Славика, приходили без задержки каждый месяц. До поры до времени их с лихвой хватало…

Это было в то не давнее-далёкое время, когда он ещё не был наркозависимым. В том времени, в той счастливой жизни, его окружали институтские товарищи.

…Вспомнились Славке шумные, задорные, искромётно-весёлые вечеринки и «капустники», на которых он с сокурсниками и сокурсницами, веселился и радовался жизни не от выпитого в небольших количествах вина, а от молодости. Им, молодым советским людям, хотелось сделать что-то нужное, важное. Принести пользу всем людям, на всей планете! Оставить яркий след в истории человечества…

Все это было.

Всё это было у него всего-то несколько месяцев назад. Было всё, кроме наркотиков. Куда девались надежды и стремления? Когда он успел докатиться до предела? Когда, вместо молодой жизненной силы, вместо каждодневной радости жизнью, вошло неестественно-лихорадочное возбуждение от приёма наркотика? Почему столь не ярок и нерадостен мир, без «кайфа»?

И всё из-за «ширева» (уколов наркотиком). Это оно сожрало его мозг, похоронило мечты, подавило волю.

– «Может закончить всё одним махом? Просто сбежать от этой, подлой, паскудно-противной, обезличенной жизни!» – Думал Славик, валяясь в уличной одежде (хотя и на улицу уж почти не выходил), на незаправленной кровати. Его, длинные, не мытые, не расчёсанные волосы уже свалялись, в «кошму», (одеяло из сваленной в ручную шерсти). Худобой своей, он мог «поспорить» с самим Кощеем Бессмертным. Немытое лицо и давно нечищеные зубы, давно просились, чтобы на их хозяина «натравили» доброго чистюл Мойдодыра из сказки. Наверное, только он и мог заставить «неряху» Славика искупаться и сделал бы из него «ряху». Хотя… и это сомнительно.

Мысли о самоубийстве всё чаще приходили ему в голову. Но…

Но тщетно.

Славик панически боялся боли. Любой, даже не значительной и терпимой. Боялся своей боли. Он не мог уйти из жизни.

Смелости не хватало…

Таня

Танюша рано познала радости любви. Так, сказать, «сранья» получила «аттестат половой зрелости». А вот политически зрелой она, к своим двадцати четырём годам не стала.

Что касается Танюши, то ничего её особо «не касалось». Она была далека от понимания бушующих вокруг неё политических страстей. До «фонаря» была гонка вооружений. Не интересовало экономическое положение Гондураса. Нет, она, конечно, знала, что идет война. «Наши» воюют с этими.… Ну, как их там?.. А, с афганцами. Но это тоже всё «фигня»…

Некоторое время назад она познакомилась с одним человеком, у которого оказалась очень интересная для неё перспектива. Только вчера, как только к нему приехал друг, Таня узнала, что в небольшой комнатке появилось десять килограмм опиума. Друг её знакомого, хотел продать всю партию, или хотя бы половину по очень низкой цене. Выхода на барыг горе-наркоторговцы не имели…

И именно по этому, последние сутки, Танюша была занята очень интересным делом. Она готовила план, по которому, после её завершения, она станет состоятельной и независимой. Её новый любовник, это не очередной «лошок» – мажор из обеспеченной семейки, а наоборот – устоявшийся мужчина. Офицер-военврач, только что выведенный из ограниченного контингента Советских войск, в дружественном Афганистане. Ну, настоящий мужик! Хоть и нет у него руки ниже левого локтя. Не то, что окружающие её «додики». Даже познакомился с ней не как плюгавая размазня, а развесёло-лихо, с шутками и задором. Сразу вошёл в её жизнь и расшевелил в молодой, обострённо-эгоистичной душе Тани чувство, похожее на любовь…

Но только похожее.

…Она быстро поняла, что он не против «уколоться». Но в отличие от неё, колющей себе всё, что давало «кайф», предпочитал «классику» – медицинские препараты. Став офицеру необходимо-близкой, она не только всецело заполнила собой его молодую жизнь, но и узнала некоторые тайны, из которых надеялась извлечь существенные выгоды. И хотя ей не хотелось посвящать в свои планы никого, ей всё же пришлось это сделать.

Одна она не справится. Ей срочно нужен Санек. Да и Егору она не хотела ничего плохого. Классный он всё-таки парень! Молодой капитан в отставке. И у него есть то, что нужно ей.

Её материальная независимость…

Егор Строев

Егор с брезгливым неудовольствием вспоминал эту преждевременно закончившуюся для него войну. Было что-то хорошее, но не помнилось. А вот боль, гной и крики раненных солдат и офицеров постоянно напоминали о себе в кошмарно-реальных снах. Напряжение военных дней и бессонных ночей, казалось, могут свести с ума. Но он нашёл для себя выход. Нашёл свою отдушину…

…Однажды он вышел на перекур в госпитальную курилку, где в это время находился после перевязки легко раненный, сержант-десантник, чувствуя себя особенно плохо, «неважнецки», после выпитого накануне с сослуживцами спирта. Тут ещё хирургическая операция с тяжёлым ранением в живот. Раненый десантник, скончался прямо в операционной. Совсем молодой русский парнишка из десантно-штурмового батальона.

Не выдержал.

Отмучился.

Сержант, привёзший своего раненного бойца, был «темнее тучи». Не из-за своего ранения в руку. Ему было тоскливо – плохо, по русски говоря, хреново на душе, от гибели своего друга. Сколько раз они с убитым товарищем делились сухпайком и последним глотком воды! Сколько пережито вместе.

И вот он живой, а погибшего друга повезут домой грузом «200», к убитым горем родителям и младшему братишке.

Сержант не торопливо курил забитый в папиросу гашиш, запах которого разносился далеко за пределы курилки в стоящем от зноя воздухе. Он зло, с остервенением-глубоко затягивался, желая протолкнуть внутрь себя невосполнимую утрату. Егору, как старшему по званию, полагалось сделать хотя-бы замечание…

Но он опустошённо-молча сел возле сержанта и закурил свои сигареты.

– Будешь? – спросил тот, протягивая «косяк», забитый в папиросу «афганки».

Егор до этого никогда не «баловался» наркотиками. Равнодушно-сторонне чурался, тех сослуживцев, которые позволяли время от времени, снимать стресс таким образом. А тут, почему-то безропотно взял папиросу и затянулся.

Закашлялся, и затянулся ещё…

И ещё…

Он не заметил, как ушёл сержант, оставив его одного. Просидел пару часов в курилке с потухшей сигаретой в руке. Приходили и уходили люди, кто-то о чём-то спрашивал. Он не отвечал. Сослуживцы не лезли к нему и, не дожидаясь ответов, уходили. Остановилась жестокая война. Остановилось время. Он на некоторое время заснул. Заснул сидя, прямо в курилке. Проснулся бодрым и отдохнувшим. Со «зверским» аппетитом.

Именно в тот день он впервые по-настоящему пожалел, что отказался, по протекции, от службы в стационарном госпитале Кабула. Ему хотелось хлебнуть трудной романтики военной службы. С радостной гордостью мечталось о той пользе, которую он принесёт. И он действительно, спасал жизни и здоровье людей! Однако вся эта война, с героическими лозунгами и призывами, красивая на картинках и в рассказах, оказалась, просто УЖАСНА. Егор знал теперь точно, что он, сын военного хирурга, боится её…

И вот ТЕБЕ романтика, пропитанная кровавыми бинтами, болью и скорбью, муками и страданием. Криками и стонами раненных бойцов. Смертельными исходами…

НА!..

Жри её столовыми ложками, пей с ведра, пока не захлебнёшься, ешь с солдатской кашей пополам с песком, пей из армейской фляжки тёплую воду с лимонной кислотой, насыпанной для дезинфекции. Запивай весь этот ужас неразведённым спиртом, в надежде, что это поможет не сойти с ума от внутреннего напряжения. Получай, романтик, душевную боль, от страданий раненных с ампутированными конечностями, от смертей ребят, которым не смогла помочь медицина!..

Так, постепенно, после этого случая, Егор пристрастился к анаше, которую уже курил как сигареты. Иногда «баловался» морфинчиком…

Эти моменты, когда Егор «улетал в нирвану», уколовшись наркотиком, были его дезертирством от ужасов войны.

«Романтики» хватало с лихвой…

Саша + Таня

Санёк торопился на свидание, назначенное ему Татьяной. Он ничего толком не понял из короткого телефонного разговора с ней. Понял основное – дело не шуточное. «Кусков» на сто. И хотя, за девять месяцев со Славика «сдоили» тоже не плохо, да и другие дурашлёпы были, он всё равно, услышав о намечающейся «делюге» бросил все дела, и, прыгнув в свою новую машину, «шестёрочку» (ВАЗ-оо6), помчал на «стрелку». Тут стоит сказать, что дело не в том, что Санёк был жаден. Дело в том, что он был патологически жаден, до самозабвения. Его любовь к денежным знакам не поддавалась никаким описаниям.

Через полчаса после звонка Танечки он уже подходил к назначенному месту встречи. Это было летнее кафе, находившееся в Сквере революции, в центре Ташкента. Как раз напротив памятника – гранитного бюста Карла Маркса. Место было удобным ещё и тем, что в будний день можно было спокойно поговорить о «тёмных» делишках. Весь советский народ «вкалывал» на благо СТРАНЫ. Людей на улицах, в этот утренний час, было мало. Ташкентские куранты пробили одиннадцать часов утра…

В летнем кафе, за выставленным на улицу столиком, лениво-вальяжно поглощая сладко вкусное мороженое маленькой пластмассовой ложечкой, ждала Таня…

Выразительно-бесстыжие, накрашенные глазки Танечки, лениво-бесстрастно осматривали посетителей летнего кафе. Маленькие красно-помадовые губки её, открывались только в двух случаях: когда надо было закинуть порцию мороженого, или сказать «нет» очередному желающему подсесть за её столик. Она с недовольством осматривала контингент, присутствующий в кафетерии…

Кофе, здесь не подавали. Не ресторан.

…Низкие цены на мороженое, напитки, лимонады и шампанское, предопределяло состав отдыхающих. Сидело несколько студентов. Её столик, стоял несколько отдельно от остальных, почти с боку, от здания кафетерия.

Но вот фигурка её оживилась. Она увидела Сашу, приближающегося к ней через тенистый скверик. К ней на встречу, шел крепкий парнишка, двадцати трёх лет. Он был одет в лёгкий джинсовый костюм, рублей за пятьсот, и фирменные кроссовки. На лице солнцезащитные очки, «под Леннона». Как и обещал, появился ровно через полчаса. Он не опаздывал…

Он вообще никогда не опаздывал.

– Привет, тебе, распрекрасная красавица, не соскучилась? – Весело-игриво, поприветствовал Саша, присаживаясь за её столик. Он с удовольствием заметил, что некоторые парни с завистью смотрят в их сторону.

– Это что ещё за «тайны мадридского двора» на задворках жизни? – Спросил он её, имея в виду короткий телефонный разговор между ним и Татьяной, состоявшийся пол часа назад…

Танюша откинулась на спинку стула и, жеманно, не спеша, поправила прическу. Она знала какой эффект оказывает на окружающих и чувствовала себя сродни королеве. Ну, на худой конец – принцессе.

– Приветик Санёчек, скучать не дают, желающих составить компанию много, – лукаво сказала она и посмотрела на него чистым, ясным, кайфовым взглядом.

– Ну, ещё – бы, такой девчонке! – поддержал он, чутко улавливая улетное настроение Тани. – Но ты ведь не похвастаться пригласила? Дело есть?

– Есть, конечно, дорогуша, – и она, отправив в рот очередную порцию мороженого, как бы невзначай добавила: – дело «штук на сто» рублей.

– А что мелочиться, – пошутил Санёк – давай, схожу в буфет и принесу целый лимон, только скажу, чтобы порезали на тарелочке. – Говоря это, он уже понимал, что дело, похоже, очень крутое. Сразу забилось барабанной дробью сердечко, но, ни один мускул на лице не выдал захлестнувшее его волнение. Таня молчала, как актёр в театре, вынужденный выдержать паузу для усиления выражения.